— Найди родителей и скажи им спрятаться! — Илай встряхнул её. — Слышишь? Вам нужно спрятаться сейчас же!

Ему, казалось, что «тихо и незаметно» уже входит в условия любимой игры Ями. Но когда он рванул к своей комнате, девочка принялась громко звать на помощь. Он, конечно, всё понимал — у неё шок, наверняка, она увидела нечто совершенно…

Невообразимое.

Илай застыл на пороге. До этого самого момента он верил, что жестокостью его не удивить. Его бросили в пустыне. Он убил своего учителя. Он отрезал Деве волосы и сжёг их. Есть что-то более жестокое?

— Илай, ты идеальный сын. Я знал, что ты решишь однажды загладить свою вину. Но ты превзошёл все мои ожидания, — прохрипел Маяр, нависая над Девой.

Он слизывал с её кожи кровь. Крови было много. Ей была залита постель и пол вокруг. Даже не верилось, что столько могло натечь из тщедушного Дитя. Оно лежало у кровати со вскрытым горлом и ножом, торчащим из груди. Разрез на шее был аккуратным. Грудь же была растерзана.

— Ты почти довёл меня до могилы, чтобы потом привести ко мне Дитя. Распустил гарем, чтобы взамен дать Деву. Ты только взгляни на это… Не могу понять, что слаще: её кожа или его кровь. С его силой, твоей печатью и этой женщиной я могу считаться богом. Сам император будет кланяться мне. Кто из смертных может похвастаться подобным? Я тебя прощаю.

Маяр говорил что-то ещё, но его слова утонули в гуле, заполнившем голову. Рука Илая сама собой потянулась к оружию на поясе.

Бешенство.

Здесь и так было полно крови, но его жажду ею не утолить. Илай почувствовал мимолётное облегчение, лишь когда обхватил прохладную рукоять меча. У него было столько причин желать Маяру смерти, но в тот момент старик провинился перед ним лишь в одном: дотронулся до того, что ему не принадлежит. Дотронулся так, как даже Илай себе не позволял.

Секунда — слишком милосердно. Теперь казалось просто невероятным, что он мирился с существованием этого человека годами. Что поощрял его, оберегая «честь» рода. И теперь эта «честь» решила обесчестить то единственное, в чём была заключена истинная честь дома. Это место могло бы стать её убежищем и искупить свою вину перед миром, а вместо этого хозяин её лишь усугубил. Так что не такому ублюдку отпускать ему грехи.

Прощение, которое только что заслужил, Илай отверг самым жестоким образом.

Он подлетел к кровати, коротко замахнулся и опустил лезвие на шею отца, тут же отталкивая его обезглавленное тело, чтобы то не придавило Деву. Но всё равно он был недостаточно аккуратен. Испачкал её.

Чёрт, надо поскорее отмыть её от этой дряни…

Хотя всё указывало на то, что торопиться с уборкой не стоит.

В дверях уже толпилась стража Маяра, а за ними — охрана Дитя. То, как они на него уставились, означало, что совсем скоро здесь станет ещё грязнее. Намного хуже. Даже с учетом того, что хуже ещё не бывало. Убитое Дитя. Обезглавленный старик. Покрытая кровью Дева. И в центре этого кошмара стоял Илай. Но когда на него напали, он защищал не себя.

Пространство комнаты сужалось с каждой минутой. Тела мешались под ногами, пол стал скользким. Убежище превратилось в капкан. Чувствуя, как силы оставляют его, Илай прижал к себе Деву. Она была тиха и спокойна, полная противоположность ему — задыхающемуся, разъярённому. Возможно, то, что он стал таким эмоциональным по сравнению с собой прошлым, означало, что он теперь чувствует за двоих. Её сущность, из которой он черпал силы, изменила его. Породнила с ней. Настолько, что если он положит ладонь ей на грудь, то пульсацию в пальцах можно будет считать её собственным сердцебиением. А его желания — её желаниями.

Как же я хочу убить их всех.

Выставив перед собой бесполезный меч, Илай увидел в металле смутное отражение её лица.

Дева открыла глаза.

Глава 14

Я открыла глаза. И тут же мучительно зажмурилась. Солнечный свет заливал комнату: уже давно наступило утро.

Чувствуя неутихающую боль, я посмотрела вниз и поняла, что вдавливаю ладонь в грудь, будто желая добраться до сердца. Моё лицо было влажным, слезы то и дело соскальзывали с ресниц…

Чёрт!

Не знаю, что в тот момент пугало сильнее. То, что в моих мыслях пронеслось ругательство Старца. Или то, что помимо уже привычного чувства потери и горя возле сердца теснилось что-то ещё. Какое-то незнакомое волнение. Трепет. Надежда.

Шок.

Я отдёрнула руку, но это не помогло, навязчивое ощущение в груди никуда не делось.

Конечно, я должна была предвидеть это. Я сама предложила, догадываясь, чем всё закончится: он испортит меня. Заразит этой мужской манией.

Вот только в буре эмоций — от негодования до страха — не было гнева. Почему-то я не могла злиться на Старца. Всё, что он делал со мной, с точки зрения Дев было недопустимым. Но таким понятным лично для меня. Вместо того чтобы клясть свою «осквернённость», я впервые почувствовала себя по-настоящему ценной.

Живя с бременем увечья в идеальном мире, я видела в себе лишь недостатки. Даже высшее мастерство не могло компенсировать ущербность моего тела. Но Старец моих изъянов не замечал. Я была совершенством в его глазах. Зачастую его привязанность проявлялась в формах мне не понятных, но это безусловное, сильное, направляющее каждый его шаг чувство невозможно было осуждать.

Спасибо, что спас меня.

Я повернулась, чтобы сказать это. Но стоило мне отстраниться, как мужчина поднялся, забрал оружие и пошёл к двери. Его штормило. Выходя, он даже схватился за косяк двери, будто свалившийся на него груз моих собственных эмоций и воспоминаний пригибал его к земле. Разве такое возможно? Он казался более шокированным, чем я. Нетипично для человека с его прошлым, изобилующим по-настоящему шокирующими событиями.

— А… — Я хотела было окликнуть его, на этот раз по имени, но Илай не обернулся, даже не помедлил.

Похоже, после этого «сна» ему требовался более основательный отдых. И когда мужчина вышел, оставляя дверь распахнутой, моя амнезия стала мне по-настоящему ненавистна. Что он такого узнал обо мне, что теперь мог с лёгкостью меня игнорировать?

Всё утро я ходила встревоженная и, когда встретилась с таким же встревоженным императором, то внезапно поняла, почему Старец уступил ему в тот раз, когда он пришёл за мной в бордель. Илай не стал сражаться, потому что из-за меня уже погибло одно Дитя.

— Больше не теряйся так внезапно, госпожа, будь добра, — мягко попросил меня император. — Во дворце и так хватает сплетен, не компрометируй себя ещё сильнее.

Что-то мне подсказывало, что это только начало.

— Сплетни — меньшее, что сейчас должно нас тревожить, — ответила я, и он заботливо прикоснулся к моему лицу.

— Так и есть, но ведь ты говоришь не о Датэ, да?

Вздохнув, я поведала ему, чем занималась этой ночью. Пусть это и были крайние меры, я не жалела, что на них пошла. Я должна была убедиться в том, что Старец — неисправимый отступник, убийца своего мастера и господина, мой похититель. Так и оказалось. Но контекст менял всё.

— Это просто не укладывается в голове, — добавила я. — Целая жизнь пронеслась перед глазами. Я узнала о нём столько всего, что теперь моя амнезия кажется ещё более жестокой и глубоко. Мне нужны мои воспоминания, а он «взял» их и просто ушёл.

— Я расспрошу его, раз он не хочет говорить тебе, — предложило Дитя. — Применю техники или даже пытки, если понадобиться.

— Нет.

— Скорее всего, он увидел то, что травмировало тебя, — рассудил император. — Поэтому и не хочет делиться этим с тобой.

— Намекаешь на то, что мне лучше оставаться в неведении?

— Не знаю. Надо его спросить.

— Так не пойдёт. Рассказ о моём прошлом будет мало чем отличаться от сплетен, а я только что поняла, насколько слова бывают лживы, даже если люди говорят правду. Мне недостаточно просто узнать, мне нужно почувствовать. Вспомнить.

Дитя понимающе кивнуло, но в его голосе звучало сомнение: