Он отвернулся, а я спросила:

— О чём речь?

— Старец считает, что одной печати с тебя недостаточно, и подумывает поставить свою собственную.

— Чёрт, теперь уже ты говоришь так, будто я сошёл с ума и собираюсь… — Мужчина осёкся. — По крайней мере, это куда безопаснее твоей затеи.

— Это ты так думаешь. Ты не можешь предсказать реакцию её тела на очередное клеймо.

— Расскажи, Старик, — попросила я, что не понравилось императору, но он смолчал.

— Когда два Старца вынуждены сражаться, они меряются не просто боевыми навыками, а уровнем своего мастерства. Чья печать окажется сильнее, тот и победит, — говоря, он даже не повернулся. — Печати Датэ на твоей сущности я могу противопоставить свою печать на твоей коже.

— На груди?

— На всём теле.

Не так давно он сказал, что подумает над тем, не поставить ли печать на мои доспехи, а теперь всерьёз собирался присвоить меня самым очевидным для Старца способом. Я заметила краем глаза, как улыбается Дитя, чувствуя мою злость.

— Я думала, что ты предложишь вновь вернуться в твой ящик, но нет, ты превзошёл сам себя и предложил нечто ещё более неприемлемое.

— Настолько неприемлемое, что ты всё-таки выбираешь ящик?

— Я запуталась. Разве выбор стоял не между тобой и мечом?

Он обернулся, давая понять, насколько эффективной оказалась угроза. Он собирался вернуть на место кляп, поэтому я поспешила слезть с кровати.

— Честное слово, я пыталась тебе довериться. Но всё, что ты делаешь пока — идёшь по той же дорожке, что и Калека.

— Когда ты так говоришь, я сильнее кого-либо хочу, чтобы к тебе вернулась память. Вот только не рассчитывай, что после этого тебе полегчает.

— Ого. Ты даже моё исцеление хочешь превратить в свою месть.

— Так же, как и ты. Даже исцеляя, ты меня убиваешь.

— Тем не менее, постарайся отдохнуть и привести себя в порядок до завтрашнего вечера, — попросила я, сама даже не думая расслабляться или прихорашиваться.

— Считаешь, мне хватит этого времени, чтобы стать достойным спутником Девы?

Похоже, это был тот самый сарказм, о котором он говорил в храме. Десять лет против одного дня? Он точно не справится.

— На тебя будут смотреть не как на моего спутника, а как на представителя твоего клана, Старик, — сказала я.

— Это многое скажет о моём клане, если уже не сказало. Я успел прославиться в этом городе так, как ни один парад прославить не сможет, так что к чёрту.

— Первое впечатление ты производить умеешь, мне ли не знать. Но мечи тебе вернут, только если ты направишь их на врагов императора. Покажи свою готовность сражаться с Датэ.

— Бряцая оружием за городскими стенами?

— Сколько презрения, Старец, — вмешалось Дитя. — А ведь тебя это должно больше остальных устраивать, всё-таки свою готовность сражаться с Датэ ты привык демонстрировать шлюхам в борделях.

— И благо в твоём городе их полно, — проговорил мужчина, поднимаясь с пола.

В этом что-то было.

Как объяснить? Он уходил, думая о других женщинах, когда всего в нескольких метрах от него стояла обнажённая Дева. Это оскорбляло, унижало настолько, что я поторопилась одеться и пообещала никогда больше не открываться перед ним. Чувство отверженности просто из-за того, что он повернулся ко мне спиной, было таким необъяснимо мучительным и вместе с тем знакомым.

— Подумай над этим, — попросило Дитя, когда он вышел. — Я нарушу запрет в любом случае. Я готов взять меч, чтобы убить Датэ, а чтобы спасти тебя — тем более. Это моё призвание. Уничтожить его и возродить тебя.

Без разницы. В тот момент меня не стоило даже уговаривать.

Когда мы встретились в следующий раз, перед самым церемониальным выездом, я поняла, что мою просьбу Старец проигнорировал. Он не отдыхал. И в порядок себя не привёл — на нём была всё та же повседневная одежда. Он только убрал колючесть с подбородка и скул. Я бы сказала, что так он стал выглядеть менее опасно, но нет, мечи на поясе компенсировали отсутствие щетины.

Когда он заметил меня и замер, явно не собираясь открывать рот в ближайшее время, нарушить неловкую тишину пришлось мне.

— Неважно выглядишь, Старик. Ты не стал прихорашиваться, потому что твой собственный парад уже состоялся?

— Мой… что?.. — Он смотрел на меня так, будто увидел впервые.

— То торжество, на котором ты рассыпаешь золото, чтобы женщины восхваляли твои сомнительные достоинства.

— А… У меня нет золота.

— Значит, ты применил какую-то запретную технику, их же у Старцев хоть отбавляй. — Я скрестила руки на груди, авторитетно заявляя: — Ни одна женщина добровольно не подойдёт к мужчине, тем более, если он без одежды.

— Да… Наверное.

Вместе с колючестью он потерял и свой яд, похоже.

— Тебе выпала большая честь участвовать в сегодняшнем торжестве, — вздохнула я, обезоруженная его покорностью. — Ты мог бы отнестись к этому более ответственно.

— Так, как ты, что ли? — Он провёл по лицу ладонью, сгоняя наваждение. — Увидев тебя, эти люди вообще забудут о войне.

— Парад и должен быть таким.

— Я знаю, каким должен быть военный парад, я сто раз… — Он замолчал, решив, что мне об этом знать необязательно.

— Сто раз? — переспросила я. — И до сих пор не научился выглядеть подобающим образом?

— Девы помешаны на красоте, понимаю, но для таких, как я, главное в любых церемониях — оружие. А его я подготовил идеально.

— Правда? И свой «третий меч» тоже как следует отполировал?

Вместо того чтобы отвести глаза и раскаяться, мужчина осмотрел меня медленно, как будто не замечая этой смехотворной брони.

— Нет. Мой «третий меч» у меня отобрали. Пока его украшали цветами и шёлком, я вспоминал, с какой любовью заботился о нём сам. Как купал его, а потом растирал маслами, как готовил для него ложе, укладывал и любовался тайком ото всех. Об этот «меч» невозможно было порезаться, в мире вообще не существовало ничего нежнее, но всё равно это было самое опасное моё оружие.

Старец не владел техникой голоса, но откуда тогда взялась эта слабость? Невозможно, чтобы он превзошёл меня в том, в чём Девам не было равных. Это мы ставим на колени простыми словами!

— А что касается моего члена, — продолжил он тихо, — я рад, что ты уделяешь ему столько внимания. Я не смел рассчитывать даже на это.

Я почувствовала, как сердцебиение ускоряется. Будто мужчина снова прикоснулся к моей груди. Едва ощутимо коснулся пальцами.

— Ты разговариваешь с Девой, — напомнила я с необъяснимым раздражением. — Заполучить наше внимание может только то, в чьей красоте и ценности никто не усомнится. Чтобы ты до конца понял, как трудно угодить нам, я скажу тебе, что именно люди предпочитали приносить в наши святилища. Зеркала. Самый подходящий дар для Девы, чей взгляд пресыщен красотой. И ты заявляешь, что после этого я могу заинтересоваться мужчиной? Самой неприглядной его частью?!

Судя по его ухмылке, он вспоминал, с каким любопытством я смотрела на него, как только выбралась из ящика. Уже тогда я заинтересовалась самой неприглядной его частью, которой в тот раз поклонялась женщина. То, что не укладывалось в моей голове, было самым естественным делом для неё. Не просто привычным — насущным.

— Посмотри на меня, — посоветовала я, — а потом на свой член.

— Я обычно так и делаю.

Я предлагала сравнить нас, а не совмещать! Боги, даже в мыслях это казалось преступным.

— Значит, ты отлично знаешь, что в тебе нет ничего, что могло бы привлечь мой весьма придирчивый взгляд. Самый придирчивый из Дев.

— Тебе подарили так много зеркал?

— Я предпочитала любоваться не своим отражением, а Чили. Поэтому мой взгляд стал таким придирчивым.

Теперь пришла моя очередь улыбаться, а его — мрачно смотреть на мои губы.

— Выходит, любая подготовка была бы бессмысленной, — рассудил мужчина, отлично оправдав своё безразличие.

Ему было плевать на этот парад. Он принял мои условия лишь затем, чтобы вернуть оружие, любые же почести его лишь досаждали. Не знаю почему. Он не привык быть на виду? Едва ли дело в том, что Старец в своё время устал от восхищения. Хотя, если вспомнить, как по-хозяйски он вёл себя во дворце…