— Ладно, ладно вам, — пьяно смеется Адриан, — мне домой надо, меня жена ждет.

— Да не будь таким скучным! — расстраиваются коллеги, перекрикивая музыку. — Останься! Никуда твоя жена не денется!

— Не-не, — машет рукой Адриан, — дальше отмечайте без меня, но спасибо за всё!

Ему аплодируют перед тем, как дверь за ним закрывается, и Адриан, чувствуя невероятную легкость и блаженную эйфорию, садится на заднее сидение своего частного автомобиля, с нетерпением ожидая момента, как вернется так внезапно домой, увидит наконец Маринетт. Его Маринетт, его жену, его жизнь. Его все.

Он входит в дом в половину шестого, и перед его глазами предстает неописуемая картина, заставляя молодого человека приоткрыть рот. Адриан предполагал, что Маринетт что-то придумает к его небольшому юбилею, но чтобы с таким размахом… Холл дома украшен в едином стиле, под балконом с пока пустующими местами для исполнителей живой музыки, с висит огромный баннер со словами “С днем рождения, Адриан”, несколько круглых столов явно ожидают скорых гостей, и Адриан понимает, что это всё-таки должен был быть сюрприз.

Он пришел раньше всех, дома пока никого не было. И с волчком от опьянения в голове, Адриан вдруг замечает одну деталь: дома правда никого нет. Он даже не видит прислуги, дом словно замер, застыл. То ли ожидая чего-то, то ли что-то скрывая. Адриан заглядывает в спальни, в винный погреб и гостевые спальни. Заглядывает даже в кабинет отца — пусто.

Недолго думая, он направляется на кухню, чтобы что-нибудь перекусить, и, нетвердой походкой направляясь к двери, слышит за ней тяжелые вздохи и влажные, пошлые звуки. В голове тут же появляется мысль ворваться туда и шугнуть пару любовников из прислуги, возможно, повара и горничную, или дворецкого с цветочницей, однако, едва толкнув пальцами дверь, в узкой щели он видит совершенно иное.

Он видит, как она стонет под ним, с закрытыми глазами хватая сухими губами воздух, усевшись худыми бедрами на край столешницы, и позволяет кусать свою шею. Он видит, как он резко и часто вбивается, стоя между ее разведенными в стороны ног без рубашки и с отметками ее зубов на светлой благородной коже.

Он видит, как его отец трахает его жену.

Глаза застилает алая пелена гнева.

========== Глава XIV. Алый ==========

— С днем рождения, Адриан!

Очередная пробка вылетает из бутылки шампанского, и гости аплодируют имениннику, то ли намеренно не обращая внимания, то ли правда не замечая, что тот едва на ногах устоять может. Агрест поднимает бокал и осушает его почти залпом, недолго держа во рту шипящий алкоголь.

Взгляд намертво прикован к двум людям, которые, на первый взгляд, ничем среди остальных не выделяются.

Его жена надела сегодня коктейльное синее платье без бретелек чуть выше колена, сделала незамысловатый узел волнистых волос на затылке и выбрала туфли на высоком каблуке. Его отец стоит рядом с ней, держа в руке бокал красного сухого, и поддерживает какой-то явно до одури важный диалог с ней и двумя влиятельными в сфере моды людьми.

Разговор и правда должен был нереально важным, раз жена не стоит с Адрианом рядом в его день рождения. Парень сжимает зубы и хватает с подноса еще один бокал шампанского, стараясь выбросить из головы картинки того, что он увидел двумя часами ранее.

Маринетт вжимается в его широкую грудь и кусает губы, испытывая второй оргазм, и сжимает ногами талию Габриэля, запрокидывая голову назад.

— Ты такая красивая, — не может никак отдышаться Габриэль, целуя ее шею с закрытыми глазами и вдыхая ее запах. — Ты меня в могилу сведешь, Маринетт. Проклятье, ах, — в последний раз толкается он вперед бедрами и выходит из нее, хватаясь одной рукой за край столешницы.

Девушка обхватывает его лицо руками и заставляет поднять глаза, начиная заново изучать затуманенным от желания взглядом каждую черту его лица, каждую морщинку, родинку, крапинку в серой радужке. Она целует его горячо, глубоко и влажно, вжимается в его тело, прогибая поясницу, и растворяется в нем без остатка.

Она сожгла в себе абсолютно все, что в ней было от прежней Маринетт. От той самой девушки, что столкнулась с ним в холле дома, когда зашла за Адрианом, чтобы идти с ним на прогулку перед работой в кофейне. Она — не феникс, из пепла на свет не появилось невинное существо. Все в ней так и осталось пеплом, осело на ребрах грудной клетки и стало трухой.

Убив себя прежнюю, она породила в себе нечто иное, грязное и маркое, а Габриэль взрастил его в ней с новой, неизвестной ей ранее, болезненной и безумной любовью, которая не считается ни с чем и ни с кем. Которая связала их обоих так крепко, что запустила в них механизм саморазрушения.

— Я люблю тебя, — шепчет он ей в губы. — Я тебя люблю. — И Маринетт знает — знает, черт возьми, — что готова отвечать ему те же самые слова до конца своей жизни.

Он ей — всё, она ему — абсолютно.

Адриан не чувствовал в ту секунду собственного тела, гнев парализовал его, все его существо заклинило, отключило. Он не смог заставить себя открыть дверь, не смог ворваться туда и убить их обоих прямо на кухне, прямо на той самой столешнице, но он хотел. Видит Бог, он хотел… Убить их обоих самым жестоким образом.

Негнущиеся ноги понесли его в холл, в голове гудело, десятки голосов срывали глотки в его сознании, перекрикивая друг друга. Он сидел в саду почти полтора часа, стараясь хоть немного прийти в себя, хватался за волосы, наворачивая вокруг фонтана круги, и не понимал, как течет время. У него перед глазами стояла картина того, как отец трахал его жену, и это сводило его с ума. По-настоящему, без всяких иллюзий.

Он терял над собой контроль. Но, стоило ему в прострации войти обратно в дом и увидеть десятки гостей, как все в голове мгновенно стихло и притаилось, точно дикий голодный зверь, которому нужен был лишь щелчок, чтобы броситься в смертельную атаку.

Глотку Адриана снова обжигает алкоголь. Не шампанское, уже что-то крепче, но он не особо чувствует разницы. Под ногами пробегает маленький человечек.

— Это кто тут у нас такой, — резко садится он на корточки, не владея собственным телом, и задевает девчушку рукой.

Девочка падает вниз, потеряв равновесие, и тут же начинает плакать.

— Софи! — появляется в ту же секунду Хлоя, — детка, что такое?!

— Ты такая больша-а-ая, — растягивает Агрест, и Софи сильнее заливается слезами, начиная ползти от него назад.

— Адриан! — шокировано восклицает Хлоя и берет дочку на руки, начиная покачивать ее и успокаивать, в защитном жесте прикрывая голову дочери рукой. — Ты пугаешь ее! Перестань!

— Что происходит? — тут же встает рядом с женой Натаниэль. — Адриан, что ты сделал?

— Да брось, Хлоя, — пьяно и надрывно смеется Адриан. — Я похоронил своих детей, есть в тебе хоть капля сочувствия?

Курцберги округляют глаза, не находя слов для ответа. Гости переглядываются, не решаясь вступать в дискуссию, и лишь шепчутся между собой, поглядывая на виновника торжества. Маринетт поворачивает голову на шум и видит, как Хлоя взволнованно уходит из зала с плачущей Софи, в то время как Натаниэль пытается что-то сказать Адриану.

— Я прошу прощения, — извиняется Маринетт и тут же идет туда, чувствуя заворачивающийся комок волнения внизу живота.

Гости стоят на безопасном расстоянии от двух молодых людей, у которых явно не просто дружеский разговор, и Маринетт зачем-то извиняется почти перед каждым, когда идет в самую гущу событий.

— Что здесь происходит? — старается твердым голосом говорить Маринетт.

Натаниэль держит плохо стоящего на ногах Адриана цепкой хваткой за рукав белой рубашки и поворачивает к девушке голову.

— Маринетт, думаю, Адриану стоит подняться наверх, — холодно замечает Курцберг. — Он определенно перебрал.

— Адриан, какого черта? — шикает Маринетт, когда видит, что парень вырывает руку из хватки Натаниэля. — Зачем ты столько выпил? Я никогда тебя таким не видела.

Адриан смотрит на нее и поверить не может. Такая идеальная, такая роскошная, такая лживая, чертова дрянь. На безымянном пальце сверкает обручальное кольцо. Парень чуть толкает Натаниэля плечом и подходит к ней ближе. Маринетт синхронно делает полушаг назад. От Адриана веет недоброй аурой, агрессивностью и настоящей жестокостью.