Признаться честно, это выглядело так, как будто в то время, когда все щелкали семечки, босс щелкал эти странные дары моря.

Ну вот, теперь меня пугают уже два факта. Во-первых, я не уверена, что это вообще можно есть. Во-вторых, что-то подсказывает мне, что повторить действия шефа мне удастся с малой долей вероятности.

Но я все равно беру раковину в левую руку и вооружаюсь ножом. Ну, была не была.

Вставляю нож между панцирем и устрицей, стараясь не кривиться. Если есть нож, значит, нужно что-то отрезать, осталось найти, что именно.

Провожу по раковине, пока не натыкаюсь на препятствие, срезаю его, чем бы оно не было, и испытываю триумф. Главное — не улыбаться слишком широко, а то ощущение, что я не с устрицей совладала, а одного из древнегреческих чудовищ только что голыми руками завалила.

Ну, теперь совсем не страшно, осталось всего лишь проглотить. Вилочку в руку и смотрю страху, а точнее устрице, в глаза (если у нее вообще есть глаза).

Все под контролем. Если что, у меня есть вино.

Раз, два, три.

Делаю над собой усилие, чтобы не зажмуриться, и кладу моллюск в рот. Ну, пока не страшно. А если я ее проглочу, не разжевывая, это будет слишком странно?

Ну нет. Не хватало еще и подавиться. И задохнуться. И умереть. А что на гробовой доске писать?

«Жизнь Веры была славной и насыщенной до того рокового дня, пока хищна устрица не забрала ее в мир иной».

Бр-р-р-р-р. Не звучит. Придется жевать.

Жую аккуратно. На удивление, не кривлюсь, потому что вкус… Вкус очень напоминает рыбную молоку. Простите, товарищи аристократы, но я, кажется, не из ваших.

— Ну как тебе? — интересуется уж слишком сахарным голосом босс. Издевается, не иначе.

Но ничего, сегодня я не намерена трястись над каждой фразой и рассчитываю получить удовольствие.

— Отлично, милый. — несмотря на то, что мы вдвоем, я добавляю это ужасное обращение, зная, как его не любит шеф, и жду следующего шага.

Сдавайся! Я настроена решительно!

— Тогда перейдем к следующему блюду, дорогая?

— Конечно.

И мы переходим. Пробуем морепродукты один за другим. Я сдаюсь лишь на фалангах краба, сообщаю «милому», что наелась, хотя на самом деле понимаю, что в схватке со щипцами, которыми вооружился Сергей Дмитриевич, мне точно не выйти победителем.

Шеф, пожимает плечами, но не настаивает, и я просто наблюдаю за тем, как он, естественно, легко и ловко извлекает мясо.

Накалывает кусочек и задумчиво крутит вилку в ладони, а затем смотрит на меня.

— Все самое сложное я уже сделал. Не откажешься теперь попробовать?

И протягивает вилку с кусочком мяса мне. Протягивает, не давая возможности забрать.

— Так что? — торопит, заставляет быстрей решиться или, наоборот, не решиться.

Ломаюсь секунду, но выбираю первый вариант. Потом анализировать буду, спишем все на большое желание попробовать краба. О том, что меня с вилочки только что кормил босс, не думаю.

А о том, как это смотрелось со стороны, тем более.

Мясо, кстати, гораздо вкуснее устриц, но аристократ из меня по-прежнему так себе.

— Ну как, милая?

— Супер, дорогой.

Наверное, это и был как раз тот самый момент, когда я окончательно втянулась в игру, когда перестала себя сдерживать, отключила тормоза и стала провоцировать босса ничуть не меньше, чем он меня, совершенно не задумываясь о том, к чему это приведет.

Я соглашаюсь не возвращаться в номер после ужина.

— Может прогуляемся, дорогая?

— Конечно, милый.

Я не сопротивляюсь, когда он, стараясь вновь выбросить меня из равновесия, берет за руку.

— Не против, милая?

— Не против, дорогой.

Я подыгрываю ему в коридоре, когда мы устраиваем практически баталию за право впустить друг друга в номер.

— Позволь поухаживать за тобой, милая. — и бесцеремонно выдергивает ключ-карту от каюты из моих ладоней.

— Что ты, милый, для меня честь — открыть тебе дверь. — тянусь, но забрать ее назад не могу.

— Девушек нужно пропускать, дорогая.

— Не надо меня никуда пропускать, дорогой!

Битва за ключ-карту продолжается. Это ведь так важно — кто откроет дверь в каюту. Это ведь игра. Игра, в которую я, кажется, ввязалась совсем не сегодня.

Вновь тянусь к вытянутой руке Сергея Дмитриевича, который смеется, но не достаю. Оступаюсь на каблуках (так и знала, что в конце концов получу подлянку с их стороны), едва не падаю и лечу в противоположную стену коридора, но вовремя ловлю равновесие.

А вот босс, который вновь решил поиграть в благородного рыцаря, на такое окончание маневра явно не рассчитывает. Понимает, что я могу устоять и без его помощи, но уже ведь тянется. Впечатывается руками в стену, и тут-то я пользуюсь моментом. Выхватываю зажатую между пальцев карточку и, смеясь, бегу к двери.

Смотри в спину и понимай, что я могу выигрывать и по твоим правилам.

Я знаю, что он меня поймает. Рано или поздно, но поймает. Не анализирую — зачем, вновь отдаюсь игре.

Прикладываю ключ-карту к замку, вваливаюсь в номер, а затем оказываюсь прижатой к стене.

Все происходит словно за мгновение. Быстро, стремительно.

И вот я вновь вижу глаза шефа в нескольких сантиметрах от своих, вновь он нависает надо мной. Все так похоже, что я просто не могу сдержаться и спрашиваю:

— И что дальше, дорогой?

Тишина. Очень глубокая тишина, которую на этот раз не нарушает звонок мобильника.

Я смотрю на него, не отрываясь, да и он не сводит с меня глаз. Ждет чего-то, рассуждает, возможно.

Я тоже пытаюсь рассуждать, но мысли путаются, не могут уцепиться друг за друга, разбегаются.

Шеф наклоняется еще чуть ниже, а я все так же не шевелюсь. Несу мысленно что-то про то, что нужно выдержать и не проиграть, но даже в голове эти слова кажутся полным бредом.

Не шевелюсь, когда взгляд уже совсем не фокусируется. Когда он смазано касается своими губами моих и тут же отстраняется.

И мне бы отстраниться, включить, наконец, здравый смысл, но вот уже я тянусь к нему.

Отвечаю тем же, чуть касаясь губами целую и практически сразу вновь прижимаюсь к стене.

Эти взаимные провокации не могут продолжаться вечно. В конечном итоге что-то должно произойти.

Должно, и происходит. Когда тормоза окончательно отказывают. Когда шеф в очередной раз меня дразнит, но срывается. Хватает буквально одного лишнего мгновения, одного удара сердца, и он уже не отрывается.

И вот уже я не могу оторваться. Отвечаю, целую жадно, отрываюсь лишь тогда, когда становится совсем нечем дышать.

Запускаю пальцы в его волосы, а в ответ босс легко, но абсолютно крышесносяще прикусывает мою губу. Он отстраняется и тихо шепчет:

— У тебя по-прежнему на меня аллергия? — и вновь целует.

Проходит, наверное, несколько минут, пока я могу ответить:

— Еще какая, обострение. А ты по-прежнему не спишь с подчиненными?

Он покрывает поцелуями мою шею, а я перемещаю руки на его спину, исследую ее сантиметр за сантиметром.

— Разумеется. — сбивчиво отвечает он и возвращаясь к губам, меняя темп, целуя теперь мучительно медленно, но я не мешаю. Даже в этом есть какое-то немного болезненное удовольствие.

А затем он просто отстраняется, делает шаг назад, заставляя отпустить себя.

— Тогда, думаю, пора спать. — совершенно ровно заявляет шеф, заставляя меня вспомнить, как же часто мне хочется его прибить.

Я несколько секунд, стараясь, чтобы моего дыхания не слышал весь паром, изучаю мужчину, а затем все-таки позволяю себе улыбку.

Внешне он — само спокойствия. Но эти глаза со зрачками почти во всю радужку выдают.

Значит, я все-таки могу перестать считать себя проигравшей.

— Да, ты прав. — тоже изображаю беззаботность.

— Тогда в душ я иду первым, чтобы в случае чего, успеть разобрать твои баррикады.

— В случае чего, ты всегда можешь переночевать на диване.

— Как и ты. — парирует босс.

— Ну уж нет… — начинаю я, но прерываюсь раньше, чем добавляю «милый».