Иоанн, конечно же, не отказался от идеи продолжить строительство нового кафедрального собора. Но чтобы не повторить ошибки, понять, отчего произошла неудача и можно ли вновь попытаться построить храм без посторонней помощи, руками русских мастеров, он приглашает в Москву зодчих из Пскова. Этот город славился на Руси красивыми каменными храмами и мастерами. Посмотрев и оценив стройку, мастера отказались продолжать её. Скорее всего, это были уже знакомые нам Кривцов и Мышкин, которые вначале были отстранены от участия в строительстве. Ибо именно они возводили те здания, которые перечислены в рассказе летописца:
«Послал великий князь во Псков и велел прислать церковных мастеров, и их привели. Они похвалили своих предшественников за то, что они гладко строили, но побранили их за то, как они делали известь, потому что они жидко разводили, а не вязко. Тогда великий князь их отпустил, а они впоследствии построили церковь Троииы в Сергиевом монастыре, Ивана Златоустого в Москве, церковь Сретения на Поле, Ризоположения на митрополичьем дворе и Благовещения на дворе великого князя».59
Возможно, талантливые псковские мастера отказались продолжить возведение собора потому, что побоялись за результат. Они видели, что сохранившиеся стены хрупки, а снести всё полностью заказчик не желал. Возможно, что за годы татарского разорения, междоусобиц, и в результате бедности, на Руси разучились строить большие по объёму храмы, а именно такой, огромный собор, хотел возвести Иоанн. И он решает пригласить в Москву специалистов из Венеции, имеющих опыт строительства величавых каменных дворцов и храмов.
Это задание, – найти хороших архитекторов и строителей, а также мастеров других специальностей, – получает русский посол в Венецию Семён Иванович Толбузин, который отправляется в путь 24 июля. Этому же послу поручено передать венецианским правителям, что их посол – бывший заключенный Тревизан отправлен, наконец, в Орду, чтобы уговорить хана направить войска против турок.
С этого времени в летописях и посольских книгах появляются регулярные сообщения о прибытии в Москву вместе с послами различных иноземных мастеров. Из летописей видим также, что возобновляется общение и с Большой Ордой, чье очередное посольство и ныне поражает своими размерами:
«Того же лета месяца нуля 7 пришел из Орды Микифор Басенков с послом царевым Ахмутом Болшиа орды с Кара Кучуком, а с ним множство Татар пословых было 6 сот, коих кормили, а гостей с коньми и со иным товаром было 3 тысячи и двесте, а коней продажных было с ними боле 40 тысяч, и иного товару много. Того же месяца 24 послал князь велики к Венецеи посольством Семена Толбузина с Антоном Фрязином к Венецеискому дюце к Николе ко Трону о том, что пожаловал посла их Ивана Тривизана, из нятиа выпустил по их челобитью и подмогши его всем отпустил к царю Ахмату в Большую Орду с своим послом о их деле, что бы пожаловал царь, шол на помочь на турьского салтана к Царюграду».60
Обратим внимание на фразу, что «Татар пословых выло 6 сот, коих кормили». То есть, по установленной Иоанном традиции, послов и их приближенных в Москве брали на полное содержание. На этот раз даже летописец не удержался, отметил, какую прорву народа пришлось кормить Иоанну почти полтора месяца. Этот и другие похожие случаи дали великому князю повод в одном из посланий к хану Менгли – Гирею потребовать, чтобы тот в Москву «бездельных людей не присылал». Наверное, такой же наказ получил и хан Большой Орды, потому что более уже сообщений о таком количестве «послов» не встречаем.
Наконец-то, «с оказией» – вместе с ордынским посольством, отправлен в Орду и многострадальный венецианский посол Иван Тревизан, которого Иоанн, как видим, обеспечил всем необходимым.
Год 1475
Аристотель Фьораванти
Посол Иоанна в Венецию Семен Толбузин блестяще выполнил поручение своего государя: привез из Европы замечательного мастера Аристотеля Фьораванти (Фиоравенти). Подробно описывают летописи личность будущего строителя нового Успенского собора. И сам он, и его работа произвели на москвичей неизгладимое впечатление. Особенно внимательно следит за работой автор Независимого летописного свода. У него же – самые подробные сведения о личности нового зодчего. Похоже, он лично слышал рассказ посла Семёна Толбузина об Аристотеле.
«Много, – говорил Семен, – у них мастеров, но ни один не пошел на Русь. А этот захотел, и я урядился с ним по десять рублей в месяц давать ему. «И за его умение его прозвали Аристотелем», —говорил он. – И еще, говорят, турецкий царь, сидящий в Царьграде, звал его по этой же причине». А там, говорил он, в Венеции, есть церковь святого Марка, великолепная и красивая, и ворота венецианские, работы того же Аристотеля, очень искусно сделанные и красивые. И еще, говорил Семен, показывал он ему одну свою искусную работу. Позвал его к себе в дом (дом, де, у него хороший, и палаты есть) и велел блюдо принести. Блюдо медное, на четырех медных яблоках, а на нем сосуд, как умывальник, как будто оловянный. И начал лить из него из одного на блюдо и воду, и вино, и мед – что хочешь, то и польется. А когда венецианский князь услыхал, де, о его решении, не хотел пускать Аристотеля на Русь <…>.
Аристотель взял с собой сына Андрея и малого по имени Петруша, и пошел с Семеном Толбузиным на Русь. Он похвалил гладкость стен храма Пречистой, но сказал, что известь не вязкая, а камень не твердый. Поэтому он делал все своды из кирпича, и сказал, что он тверже камня. И он не захотел доделывать ни хор, ни северной стены, но начал все делать снова. А ту церковь он разрушил следующим образом: поставив три столба и соединив их концы вместе, посередине на веревках повесил дубовый брус, а его конец оковал железным обручем, и, раскачивая брус, разбил стены. А под другие стены поставил поленья, подкопавшись под них снизу, и поставил их полностью на подпорки, и зажег поленья, и стены упали. И видели, как стены, которые три года делали, он развалил меньше, чем за неделю, так, что не успевали выносить камень, а Аристотель говорил, что хочет развалить ее за три дня. А книжники называли дубовый брус «Бараном». Так, – говорят, – написано: таким же образом Тит разрушил Иерусалим. Аристотель приказал заново копать рвы и забивать дубовые сваи. Он ездил во Владимир и, посмотрев Пречистую, похвалил работу, и сказал: «Это работа каких-то наших мастеров». Печь для обжига кирпича он устроил за Андронниковым монастырем в Калитникове, там и делали и обжигали. Этот кирпич нашего русского уже и длиннее, и тверже, когда его ломают, то размачивают в воде. Известь Аристотель приказал густо мотыгами мешать, так, что если на утро засохнет, то ножом не расковыряешь. Святого Петра чудотворца перенесли в церковь святого Иоанна Под Колоколы. А церковь Аристотель заложил продолговатую, как палату. <…>
На первый год Аристотель вывел фундамент и стены выше земли. Известь разводили, как густое тесто, а мазали железными лопатками, а внутрь приказал класть ровный камень. Заложил четыре круглых столпа. «Эти, – сказал, – крепко стоят». А в алтаре два столпа кирпичных четырехугольных. А все по циркулю и линейке».61
Как видим, Аристотель получил от великого князя такое же задание, что и предыдущие русские мастера: сделать храм как во Владимире, только большего размера. Был уверен, что крепкое государство, новые отношения можно построить лишь на прочном фундаменте древних традиций. Пришлось Аристотелю потратить время на знакомство с русскими святынями.
На этот раз мы не имеем никаких известий о сборе средств на строительство нового Успенского собора. А это значит, что все расходы по возведению кафедрального храма Иоанн берёт на себя. Прекращение выплат дани Орде, присоединение новых земель и получение откупа и налогов с них, в том числе и с богатого Новгорода, позволило приступить к перестройке Кремля, да и других крепостей земли Русской.
