Вот как отметил этот своеобразный переворот в управлении древним русским городом Киевом Густынский летописец, определивший это событие как «престаша быти» Киевскому княжеству. Обратим внимание на язык западнорусского летописца: он весьма далёк от современного украинского:
«В лето 6979 (1471). Преставися Симеон Олелкович, князь Киевъский. По его же смерти Казимер, корол Полский, хотя престати князству Киевъскому, не посади тамо уже сына Симеонова Мартина, но посади воеводу з Литвы Мартина Гастолта, Ляха, его же не хотяху кияне приняти, яко не токмо не князь бе, но более яко Лях бе; но единаче принуждены бывъше, изволиша. И отселе на Киеве князи престаша быти, а въместо князей воеводы насташа».47
Князь киевский Михаил назад в Новгород уже не вернулся. Возможно, почувствовал, что порядка там не предвидится. Тем временем, по всем правилам идеологической войны, которой могли бы позавидовать и наши современные управители, Иоанн продолжает вести пропаганду неправоты новгородцев. Летописцы дружно рассказывают о многочисленных преступлениях новгородцев против «старины» и православия, против «правды», повествуют, как великий князь и митрополит Филипп их увещевают и уговаривают, а они, «окаянные», не желают их слушать. В конце концов, Иоанн «вынужден» послать в Новгород «разметные» грамоты – объявление войны. И следом – передовое войско во главе с воеводами, князьями Данилой Дмитриевичем Холмским и Фёдором Давыдовичем Палицким. Одновременно по всем другим дорогам со всех концов подвластной Москве Руси в сторону Новгорода двинулись хорошо подготовленные, знающие задачи и пути передвижения полки, среди которых находились и служившие Москве татары. С войсками выдвинулся и сам Иоанн. Чётко и ясно передаёт эту историю «независимый» летописец.
«В том же году новгородцы, не покорявшиеся великому князю и не желавшие быть под его властью, тайно от великого князя послали к королю и подписали договорные грамоты, да и владыку хотели в Киеве ставить, и князя Михаила Олельковича себе взяли, услышав об этом, великий князь послал к ним в Новгород, обличая их замысел. Так же и митрополит послал своего посла, возложил на новгородцев отлучение и неблагословение, потому что они хотели владыку ставить в Киеве, называя Киевским митрополитом латинянина, придерживающегося латинской веры. Но они его не послушали. Великий князь, не желая уступить свою отчину Новгород королю, собрал великую силу: сначала послал своих воевод со множеством войска, князя Даниила Холмского и Федора Давидовича, на Новгород. И сам, не медля, пошел в июне месяце, а с ним братья его князь Юрий, князь Андрей, князь Борис, князь Михаил Верейский и сын царя Касима с татарами. Да попросил великий князь у своей матери, великой княгини, дьяка Стефана Бородатого, умеющего приводить свидетельства из русских летописцев. «Когда, – сказал князь, – прийдут новгородцы, он вспомнит, что говорить об их старых изменах, как изменяли великим князьям в старые времена, отцам, дедам и прадедам».48
«Татаром же князь великий не повеле людей пленити. Воеводы же великого князя, князь Данило и Феодор, идучи к Русе, многие волости и села плениша и множество полоноу имаше».49
Обратим внимание на последний абзац. Конкретно татарам, и только им, Иоанн запретил брать в плен русских людей. Ведь пленник – это раб, холоп. Прежде сотни таких русских рабов попадали в плен к ордынцам или казанским татарам, использовались на самых трудных работах, продавались на многих восточных невольничьих рынках. Иоанн старался пресечь эту практику. Татары должны были понять, что русское рабство закончилось, теперь пленными чаще становились сами ордынцы.
Победа на реке Шелони
14 июля между войском великого князя и новгородцами произошло решающее сражение. Новгородцы выслали навстречу москвичам около сорока тысяч спешно вооружённых людей, ополченцев, большинство из которых и оружия-то толком в руках держать не умели. Обратим внимание, что далеко не все новгородцы хотели сражаться за независимость от Москвы. Летописец доносит, как трудно собиралось ополчение:
«А Новогородцкие посадници все и тысяцкые, купци и житии людие, мастыри всякие, спроста рещи, плотници и горчары и прочии, которыи родивыся на лошади не бывали и на мысли которым того и не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменници они силою выгнаша, а которым бо не хотети поити к бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку в Волхов метаху, сами бо глаголаху, яко было их с сорок тысячь на бою том».50
Подойдя 14 июля 1471 года к реке Шелони, новгородские ополченцы увидели на другом берегу рать князей Холмского и Палицкого. Их было на порядок, то есть раз в десять, меньше. Это, да ещё то, что обычно полноводная в это время года река Шелонь казалась надёжным препятствием, придавало новгородцам уверенности, потому вели они себя вызывающе: дразнились, грозились и хвалились. Но река оказалась обмелевшей, а малочисленное войско великого князя было не только профессиональным, но и морально готовым к сражению.
«Пришедшим же им к реце к Шолоне, и ту сретоша и Новугородци, по оной стране рекы Шолоны ездяще и гордящеся и словеса хоулныа износяще на воевод великого князя, еще же окааннии и на самого государя великого князя словеса некаа хулнаа глаголааху, яко пси лааху. Наши же сташа станом на се страны рекы, бе бо оуже вечер. Воеводы же великого князя печальны быша вельми, множество же бо беша Новогородцив, яко тысящь сорок или больши, наших же мало вельми, вси во людие по загоном воююще, не чааху бо Новогородскые стречи, бысть бо наших всех осталося 4 тысящи или мало больши. На оутро же наши изполчишяся и стояхоу противу им, и стреляющимся обоим. Новогородци же единако хвалящеся и гордостию своею величающеся и надеяхуся на множество людей своих и глаголаху словеса хульнаа на наших и забыша окааннии, яко «Господь гордым противится, смиреным же даеть благодать». <…> Воеводы же глаголаху к людем: «Господине и братиа наша! Лутче нам есть зде главы своя покласти за государя своего великого князя, нежели с срамом возвратитися». И сиа рекши и сами наперед подкноуша кони свои и побредоша за реку борзо. Вси же побредоша вскоре по них, инии же мнози опловоша, бе во глубока та, и кликнуша на Новогородцев, стреляюще их, инии же с копьи и з сулицами скочиша на них по песку, бе бо песок велик подле рекоу. Новогородци же мало щит подръжавше и побегоша вси, июля 14, на память святаго апостола Акилы, в день неделный, в полоутра. Наши же погнаша, секуще их и имающе живых. Множество же изсекоша бесчислено, яко немощи на кони ездити в трупии их. Воевод же их и посадников, старейших всех роуками изымаша и знамена их все отнимаша и иных многое множество, мало же их в град оутекоша и во граде затворишися. Наши же ставши на побоищи том и прославиша всемилостиваго Бога и его пречистую Матерь Богородицю, показавшаго над государем великым князем свое милосердие, и послаша весть к великому князю, сами же тоу стояща, ждуща великого князя. Бысть же, братие, чюдо преславно видети: от таковаго множества людскаго Новогородцев един человек оу наших оубьен бысть».51
Более коротко и совершенно не осуждая москвичей за нашествие на Новгород, рассказывают об этом событии и другие летописцы.
«В тот же год, месяца июня двадцатого, князь великий Иван Васильевич с братьями и со всем войском пошел к Новгороду Великому со всех сторон, покоряя и полоняя новгородцев за измену и непокорство. Новгородцы же, собрав большое войско, пошли к реке Шелони на битву с великим князем. А в то время случилось тут быть князя великого воеводам: князю Даниле Дмитриевичу Холмскому да Федору Давыдовичу, и князя Юрия воеводе Василию Федоровичу Вельяминову, – и воеводы, увидев новгородскую рать, пошли на них на реку Шелонь и, перейдя ее вброд, начали биться. Новгородцы же, немного сразившись, побежали, москвичи же погнали их, избивая, и посекая, и пленя, потому что ведь много очень пришло новгородцев, как деревьев в лесу, а москвичей было мало очень, поскольку не по одному пути князя великого войско пошло, но многими дорогами».52
