Потом, после четвертого курса, я перевёлся в военный медицинский институт. Случилось это вот как. Из Самарского военного института приехал к нам полковник и начал зазывать парней: «Приезжайте, пройдёте пятый—шестой курс, потом интернатура, академия им. Кирова в Санкт-Петербурге». Я загорелся. Военные врачи всегда ценились, это опыт, знания, наука. Питерская военная медицинская академия с советских времен топовое учреждение – там писались книги, совершались настоящие открытия. И, естественно, у меня в голове тут же щелкнуло: «Вот оно: медицина, военный, форма – красота! Всё сходится».

Я приехал в Самару в Военно-медицинский институт и понял, что армия – это совсем не то, чего я ожидал. Проучившись два года, я понял: надо что-то менять в жизни. И тогда я поехал в Москву, у меня как раз в столице одногруппница поступила очно в клиническую ординатуру в сердечно-сосудистый центр им. Мясникова. Как-то мы с ней созвонились, разговорились, она и спрашивает:

– А ты что, как?

– У меня сейчас интернатура по общей врачебной практике, потом распределение на черноморский флот, я буду начальником медслужбы.

– И что дальше?

Я задумался… А действительно, что дальше-то? Я же хотел в медицину. А она снова по больному бьёт:

– Общеврачебная практика? Ты что, ещё со специальностью не определился?

В последний год Военно-медицинского института я начал посещать курс травматологии и у меня были два обязательных ночных дежурства в травмпункте. Я пришёл в травмпункт и мне понравилось. Там сразу было видно, что помог пациенту, облегчил боль, правильно сложил кости, зашил рану.

Хорошо помню своего первого пациента. Приходит мужчина лет пятидесяти, у него слёзы текут, говорит, боль невыносимая – плечо вылетело. Я набрал новокаина, вкачал ему в капсулу сустава все 20 миллилитров по методу Пирогова, начал тянуть плечо – и оно раз, и вправилось! Он просто расцвёл, слёзы тут же высохли. «Мне так хорошо, спасибо, доктор, ничего не болит», – сказал он. Тогда-то я и почувствовал себя настоящим врачом. Пришёл больной человек, я сделал манипуляцию, помог ему – и ему стало хорошо. Я своими руками помог человеку избавиться от боли прямо здесь и сейчас. Может быть, это моё?

Тогда я ответил подруге:

– Наверное, я хочу быть травматологом-ортопедом, потому что в других специальностях я себя не пробовал, а травматология мне по душе, мне это нравится.

– Так найди ординатуру в Москве, приезжай, поступай, заканчивай.

После возвращения в институт я пришёл к начальнику факультета и с порога заявил:

– Я увольняюсь.

– В смысле увольняешься? Мы тебя распределили, ты нормально учишься, осталось полгода, и поедешь в войска, там будешь уже начальником, дадут квартиру, рабочую машину, зарплата будет. Ты подумай, через неделю с тобой встретимся.

А дальше началось что-то странное: меня никак не хотели увольнять, не брали рапорт, гоняли от начальника факультета к начальнику учебной части и обратно, говорили, что никогда никого не увольняли и меня не уволят. Пару недель меня так мурыжили, я аж злиться начал, думать, как иначе вопрос решить.

Я тогда ходил в бассейн ЦСКА ВВС, он открытый и зимой, и летом. В тот день по соседней дорожке плавал заведующий кафедрой гигиены и эпидемиологии Слободянюк Игорь Леонидович, очень хороший мужчина. Пятнадцать лет назад ему было около шестидесяти. В общем, плаваем мы, он по одной дорожке, я по другой… Наконец встали передохнуть. Он в шапочке, в очках, я в шапочке и очках. И вот я говорю:

– Игорь Леонидович, скажите, как уволиться? Такая история, хочу в Москву, в ординатуру, хочу врачевать, а меня не увольняют.

– Ты знаешь, Ваня, я с директором института сидел за одной партой, мы вместе учились, но как только он стал директором и генералом, а я полковником, наши пути разошлись. Если я ему завтра позвоню и скажу «Слушай, уволь вот этого курсанта», он решит, что ты принёс мне чемодан денег, которого у тебя нет. Ты лучше напиши рапорт, завизируй его в штабе, чтобы был номер, напиши: «Прошу уволить по собственному желанию…» Месяц даётся на рассмотрение начальнику факультета, месяц – начальнику института, месяц – на главное управление… То есть три месяца, чтобы уволиться. Если везде «нет» говорят, потом можно с этим идти в суд и дальше разбираться. Тебя никто не имеет права держать.

Из бассейна я сразу же пошёл подавать рапорт. «Завизируйте сейчас при мне, занесите в журнал», – попросил я лейтенанта, и он завизировал без лишних вопросов. Если есть регистрационный номер документа – всё, ответ нужно дать в любом случае. Если же отказывают, то должны объяснить, по какой причине.

Помог случай. Мой рапорт лежал на рассмотрении всего неделю, как один из однокурсников совершил какое-то правонарушение и в милиции на него завели дело. Бедолагу вывели перед всем взводом и сказали: «Вот это позор российской армии, мы таких врачей держать не будем, такие нам не нужны. Но и вы здесь никому не нужны. У вас остается два-три месяца до окончания, мы даём вам сертификаты, а вот ему мы ничего не дадим, выкинем его из рядов вооруженных сил. Вас же никого не держим».

Я стою и думаю: «Отлично. Вы сами это сказали».

Захожу в штаб. Сначала провинившийся заходит, там комиссия, директор института, все заместители. Вышел. Единогласно: «Уволить». Следующим вызывают меня, зачитывают моё личное дело: хорошист, увольняется по собственному желанию. Все: «А что такое?» Я: «Хочу быть травматологом, выбрал свой путь. Вы сказали, что кто хочет, тот может уволиться». – «Уволен». Три месяца ждать не пришлось.

Я выхожу, вручают мне диплом, но не дают сертификат об окончании ординатуры «Врач общей практики». Впрочем, он мне и не нужен, потому что я иду в клиническую ординатуру, чтобы быть врачом, а не администратором.

Потом я поступил в ординатуру и окончил её в Центральном институте травматологии и ортопедии им. Приорова. Дальше работал в разных местах. Начинал в 67-й городской клинической больнице, потом в одной из частных клиник, параллельно работал в травмпункте. Я рекомендую каждому травматологу-ортопеду пройти травмпункт. Главное – не задержаться. Остаться здесь навсегда – большое искушение, потому что здесь сразу видишь отдачу. Человек пришёл с болью, раной, бедой, и ты ему помог. Это затягивает, но через несколько лет реальное профессиональное развитие останавливается. Однако я уверен, что путь в хирургии нужно начинать именно с травмпункта. Потому что тут амбулаторные травмы и те жалобы, которые нужно прочувствовать, через себя пропустить.

Бывает так, что травматологи-ортопеды оканчивают институт и идут в очень крутой специализированный центр, где делают современные операции. И они сразу специализируются на чём-то одном. Специализация – хороший путь, но без той базы, что нарабатывается в травмпункте, специалист может просесть, как дом без фундамента. Каждому студенту, клиническому ординатору я искренне советую поработать в травмпункте хотя бы в течение года, чтобы понимать, что это вообще за чудо такое – человеческий организм. Там же приходит и понимание того, что в первую очередь ты травматолог-ортопед, а уже потом узкий специалист.

Пять лет я искал себя. Сначала думал, буду заниматься артроскопией (операции через проколы), потом – стопами, дальше заинтересовался остеосинтезом (когда нужно скреплять все косточки после переломов), затем – эндопротезированием (заменой коленного или тазобедренного сустава). И везде всё интересно, и всё прям хотелось брать-брать-брать. Но когда специалист растрачивает свои время, внимание и силы на разные области, то он уже не может полноценно сконцентрироваться на том, чем собирается заниматься в дальнейшем, не сможет стать настоящим профессионалом, отработать навыки до автоматизма.

Если вспомнить прошлое, советскую школу и даже дореволюционную практику, то молодой врач после клинической ординатуры поступал на работу в какой-нибудь райцентр или село и там становился специалистом широкого профиля: был и гинекологом, и хирургом, и травматологом, лечил всех подряд, а ещё закупал лекарства и организовывал работу больницы. Тратил на это примерно пять лет и, конечно же, получал колоссальный опыт. Но такой врач растет вширь, а не вглубь. Мне кажется, люди до сих пор считают, что любой врач должен всё уметь и досконально всё знать о любой болезни. Я и сам долгое время мыслил в такой парадигме, собирал и копил знания из разных областей медицины, которые в итоге пригодились мне в работе при назначении консервативного лечения. Но потом я столкнулся с противоположным подходом и был заворожен им.