— Сию минуту…

— Насчет предложения… Я не могу его дать, потому что ожидаю твоего решения. Хочешь ли ты взять что-нибудь у меня взамен на передачу права опекунства?

— Ого, ловкий маневр, — поощрительно улыбнулся Олег Семенович. — Я даже не знаю, был ли прецедент в истории. Надо поинтересоваться…

— Не стоит, — Георгий вытянул руку в сторону. — Я могу тебе сказать: был.

В его ладонь легла тонкая кожаная папка, которую преподнес один из адвокатов, сидевших за спиной. Георгий раскрыл ее, бегло пробежал глазами, хотя назубок знал, что там написано, и передал Булгакову.

— Было такое дело, когда еще Попечительский совет не взял на себя столь обременительное право решать за детей, попавших в приюты, и за сирот, кто будет их новыми родителями или опекунами. До середины двадцатого века довольно часто аристократические роды передавали право опекунства по каким-то личным причинам. Как видишь, я попросил своих адвокатов выбрать только самые известные случаи. Князья Пожарские, к примеру, в 1915 году взяли под опеку несколько детей из мелкопоместных дворянских семей: Полозовых, Бобровых, Немчиновых. А потом передали часть из них Бельским, Лопухиным, Воронецким. Это самый известный случай, о котором благополучно забыли. Только архивы-то помнят. И ничего, по обоюдному договору все прошло гладко, никто не остался недовольным.

— Ваши люди хорошо поработали, — покивал Олег Семенович, глядя на чашку из тончайшего фарфора, поставленную перед ним официантом. Из нее нестерпимо благоухало насыщенным орехов-шоколадным ароматом с примесью апельсина. — Хм, «Бурбон Сантос»! Ты попробуй, Жора! Это же песня, а не кофе!

Мамонов сделал легкий глоток. Кофе как кофе. Может, в иной ситуации он бы и восхитился несравненным запахом напитка, взросшего и изготовленного на далекой Кубе, но сейчас перед ним стояли иные заботы. Не до восторгов. Ему стало ясно, что Булгаковы не пойдут на компромисс только из-за желания досадить (любой аристократ, в первую очередь, ищет выгоду для себя, а уж потом договаривается о дружбе) «золотому тойону», а потом — у них союз с Мстиславскими. Но такой… на тоненького. Император может и осерчать, позволь себе князь Олег Семенович своевольничать.

— Я хочу услышать твое мнение, — сказал Георгий, опустошив чашку. Что делать, если собеседник полностью увлекся кофе и чтением интересного документа.

— Не могу пойти против законов, принятых Кабинетом и Думным Советом, — вздохнул Булгаков. — А ты поговори с императрицей, Жора. Не будет она против — мы сядем рядком и поговорим ладком. Поверь, я всей душой болею за Викентия. История его жизни настолько трагична, так и увлекательна для бульварных романистов. Пусть у него все сложится хорошо, да?

— Как скажешь, — холодно ответил Мамонов. Он уже понял, что император не поставил в известность князя Булгакова о своих переговорах с Георгием. Значит, всерьез готов обсуждать только с ним предложение, донесенное через полковника Кольцова? — Мы, получается, не договорились?

— Извини, брат мой, — развел руками Олег Семенович без намека на улыбку. — Закон нарушать нельзя. Начнем мы с тобой за спиной других договариваться, иные задумаются. Мой совет, найди возможность съездить в Зарядье, в неофициальной обстановке донеси свою просьбу Ее Величеству или государю. Они тоже люди, сострадание им не чуждо.

— Что ж… — задумчиво проговорил Георгий, и не окончив фразы, поднялся на ноги.

Булгаков, как будто ожидавший этого, в унисон повторил движение ленского князя и протянул руку на прощание. Мамонов крепко пожал ее, и Олег Семенович вдруг заметил довольный взгляд, промелькнувший в темно-серых глазах собеседника. Впрочем, исчезнувший как высверк молнии на ночном небе — и насторожился. Что-то он сделал не так, что позволило Мамонову получить некую информацию.

На крыльце они кивнули друг другу и разошлись в разные стороны, сопровождаемые телохранителями. Булгакова ожидал небольшой кортеж из трех автомобилей, а Георгий обошелся лишь одним для прикрытия. Сейчас он находился в своеобразном «вне игры», и бояться кого-либо причин не находил. Дал понять Булгакову, что разочарован переговорами, пусть успокоится.

— Почему вы, княже, не позволили нам провести атаку? — спросил один из адвокатов, севших рядом с ним на заднее сиденье. Второй уместился рядом с водителем, но в разговор не вступал, даже не повернул голову. — Налицо грубые нарушения в правилах опеки, за которые легко можно потребовать отстранения всех участников от оной.

— Я передумал, — спокойно пояснил Георгий. — В какой-то момент понял, что наши доводы слабы. Зайдем с другой стороны.

2

Сегодня я провел половину дня в архиве, тщательно выискивая в бесконечных пыльных книгах хоть какие-то сведения о превращении антимагических потоков в кинетическую энергию. По сути, тако оно и было. Я начал оперировать некими физическими возможностями энергии, и как еще иначе назвать ее, не додумался. Значит, нужно как следует проштудировать учебники физики, особенно те ее разделы, где говорится об энергии.

Я хорошо запомнил слова одного британского ученого, по совместительству еще и алхимика, жившего в начале двадцатого века. В своем трактате «Что такое антимагия в современном понимании чародейского искусства», который, к моему изумлению, где-то откопал Радомир Званович, он прямо писал: «антимагия не подразумевает отсутствие магии, она является неким отрицателем магических возможностей, собирателем энергии и преобразователем ее в обычную физическую величину, не приносящей вреда человеку, на которого она направлена… и в то же время уверенно противодействует всяким магическим проявлениям, защищая своего носителя, возбуждая в нем Искру, что является невероятным феноменом в искусстве чародейства».

Как моя радость от находки вспыхнула было, так и погасла. О самой антимагии мало что было сказано; вся работа вертелась вокруг физических законов природы, а процессы, возбуждаемые искрой, давались лишь в качестве примеров или сравнений.

Но я честно прочитал книжку, поблагодарил архивариуса, уже привыкшего к моему присутствию, и кажется, радовавшегося этому, после чего покинул библиотеку. Привычно прошел через турникеты в холле, миновал КПП, расписавшись в тетради посещений, и оказался на улице, где меня ждали Тесак и Барбос. Старейшина, к моему удивлению, оставил телохранителей при мне, и теперь я мог пользоваться машиной в любое время суток. Даже подозрительно стало. Я ждал, что Булгаковы вообще запрут меня в усадьбе и не станут выпускать в город. Но как только начались занятия, Глава Рода лично разрешил мне свободу действий. Хочешь на вечеринку в Москву съездить? Пожалуйста. По магазинам прошвырнуться? Нет проблем. Но только с охраной.

— Домой? — спросил Тесак, положив локоть на дверцу. Он, как всегда, сидел за рулем, а Барбос читал спортивную газету.

— Надо съездить в Хамовники, — плюхаясь на заднее сиденье, попросил я.

Телохранители не показали своего удивления. Барбос спокойно сложил газету вчетверо, забросил ее в бардачок и поинтересовался, чуть повернув голову:

— Цель поездки?

— К одному типу в гости хочу заглянуть, — увильнул я от прямого ответа. Не говорить же им, что мне потребовался «серый» телефон. Ведь тот, первый, я потерял за время своих приключений. Вернее, его уничтожил Адам, разбив вдребезги перед тем, как закрыть нас в погребе. Хорошо, что удостоверение для походов в библиотеку погибший лях оставил при себе. Маги-волкодавы вернули его, когда нашли в кармане куртки. Как-то без связи плохо. Часть переговорных карточек еще осталась, в этом я нужды не испытывал. А вот телефон нужен.

— Ага, к типу со стройной талией и милым личиком, — осклабился Тесак. — Ладно, поехали. Дорогу показывай.

Дорогу я помнил, взяв на себя роль гида. Спустя двадцать минут мы уже медленно катились по улице, усыпанной желтым листом. Деревья постепенно сбрасывали свою нарядную одежку, протягивая свои еще гибкие ветви глубокому лазоревому небу.