Джейн любила смотреть фильмы на кассетах, вроде «Назад в будущее» или «Сияние» и, мягко говоря, очень удивилась, когда увидела содержание кассет Макс.

Тогда к девичьи щекам стыдливо приливала кровь. Ей было неловко от странного чувства, разливавшегося внутри. Одиннадцать просила Макс выключить, но ее наставница была непреклонна и строга — приходилось досматривать до конца, выслушивая неуверенные комментарии Макс на каждое действие, совершаемое актерами.

Когда Джейн однажды осторожно спросила, где Макс достала эти кассеты, ее подруга ответила, сдерживая в голосе грусть: «Остались от Билли».

Больше Одиннадцать эту тему не поднимала.

Так девушка узнала основы. К сожалению, Макс не являлась профессионалом и едва ли знала много. Часть уроков рыжей были очень додуманы и не являлись истинной. Но Одиннадцать этого хватило, чтобы тихими и молчаливыми вечерами, предаваться неправильным мыслям. Она представляла себя и Майка, вместо героев порнофильмов и от этого внизу живота стыдливо горело. Также, как сейчас с Генри, но слабее и правильней.

Утонув в воспоминаниях, девушка не сразу поняла, что Первый, уже в достаточной степени насладившийся ее безвольным тельцем, полез дрожащими пальцами к ее ширинке.

— Не надо, — из последних сил, Джейн взмолилась.

Попытки вразумить демона ни к чему не привели.

Мужчина посмотрел в ее красивые темные глаза и попытался мягко улыбнуться. Губы дрожали, вышло не очень.

— Ты еще девственна?

Первый трясся всем телом, как в припадке, и на ощупь пытался найти замочек на молнии штанов бывшей подруги. Получилось только с четвертого раза, он схватил его двумя пальцами, но пока не тянул вниз, все еще внимательно изучая зареванное лицо Джейн и ожидая ответа на свой вопрос, который, на самом деле, знал итак.

Одиннадцать пыталась вникнуть в смысл чужих слов и когда, наконец, смогла это сделать, широко (как могла) раскрыла глаза и стала такой же красной, как небо над ее головой.

Не было ничего странного в том, что он спросил это. Но Джейн все равно засмущалась. Как глупо в такой ситуации. Может, потому что сразу же вспомнила свои нелепые фантазии, где она была с Майком, также, как сейчас с Генри. Или не так, Майк бы никогда с ней так не поступил, он был бы нежным и аккуратным, интересовался перед тем, как что-то делать. Они вместе бы постигали тонкости глубоких человеческих взаимоотношений и делали бы это, наполненные любовью, лишь чуть-чуть отягощенной похотью.

— Одиннадцать, — немного раздраженный голос Первого вырвал девушку из грязных и определенно неуместных фантазий, — Я задал вопрос.

Пальцы его левой руки нетерпеливо елозили по замочку бывших когда-то белыми штанов подростка, правая же рука Генри лежала на одной из девичьих грудей. Мужчина сидел на ней сверху и дрожал от желания так сильно, что у Джейн возникало ощущение, будто земля под ними вибрирует.

Девушка осилилась что-то сказать, но это было так тяжело, поэтому вместо вразумительно «Да», у нее вышел непонятный огрызок чего-то нечленораздельного.

Генри фыркнул и нагнулся к женскому рту:

— Повтори, пожалуйста.

Он был таким несдержанным.

— Да, — Одиннадцать сипло выдохнула, и кровь импульсом пошла из ее рта, не нарочно заляпав подбородок Первого.

Мужчина мигом отодвинулся. Джейн сделала это не со зла, Генри знал, но отчего-то такая мелочь разозлила его. Он сжал свои ладони в кулаки. Нужно было попытаться успокоиться. Если он не сможет это сделать, Одиннадцать будет не суждено дожить до конца их столкновения. Он ударит ее головой о земь так, что ее череп расколется на половинки.

Первый не знал, почему он так легко раздражается сейчас, обычно людям было трудно вывести его из себя. Может, виновато излишнее нетерпение перед самым вкусным, а может это похоть застилала его глаза и разум. Или, скорее, его бесили ее бессмысленные молитвы и просьбы перестать. Почему она вообще может умолять его о такой роскоши? Он победил и заслужил свой приз. Одиннадцать давно уже пора принять поражение и правила этой игры, искупить наконец перед ним свою вину, но она все равно рыдала и рыдала, и ему хотелось вырвать ее глаза, чтобы из них больше не текли эти гнусные слезы. Вырезать под корень ее язык, чтобы больше не слышать это глупое нытье.

Но Первый сдерживался — так нельзя. Точно не сейчас. Сначала, нужно было попробовать ее на вкус. Осквернить ее, запачкать. Это было бы хорошо. Было бы просто отлично.

Мужчина вздохнул и слегка расслабился. Вытер и свое лицо, и лицо Джейн от багрового.

Наконец, Первый расстегнул чужие брюки и обоими руками потянул их за пояс вниз, к коленям.

— Это просто замечательно, милая, — он замычал, с опозданием реагируя на ответ Одиннадцать.

Как в забвении, вновь наклонился к губам подростка, пока брюки девушки сползали вниз. Губы столкнулись друг с другом, аккуратно, мягко, и Генри опять проник в чужой кровоточащий рот.

Джейн такой расклад не устраивал. Она завертелась и задергалась, как уж на сковороде, завыла в ужасе в чужой рот. У нее даже получилось поднять руки (видимо, Первый ослабил на нее свое телекинетическое влияние, занятый другим), чтобы схватить мужчину за спину, пытаясь поцарапать, нанести хоть какой-то вред через тонкую хлопчатую рубашку.

Одиннадцать внезапно вспомнила про свои силы (очень вовремя) и, раз уже могла двигать руками (и даже головой), решила их использовать; хотя бы чтобы ошеломить его, а потом, вырвавшись из мерзких объятий, сбежать и…

Сделать ей этого не дали. Первый, понявший, что его бывшая подруга планирует сделать, оторвался от ее губ и в очередной раз прижал Джейн к земле, в этот раз крепче и надежнее. Он был сильнее в любом случае.

Очередная попытка бегства стала для Генри последней каплей.

Первый схватил девушку за шею и крепко сжал, из его глаз брызнули слезы; вина излишнего напряжения и злости.

Он хотел рассказать и объяснить ей, почему она не права, и почему ей следует перестать сопротивляться, изложить все четко и понятно, так, чтобы даже Джейн поняла его. Но Первый не смог — ему хотелось дико, и слова кувыркались во рту несвязным комком, поэтому все, что у него получилось сказать:

— Еще раз дернешься, и я заставлю тебя чувствовать такую сильную боль, что ты позавидуешь своим мертвым друзьям, — он задохнулся словами, и добавил, молясь, чтобы она поняла, — Воспоминания.

Одиннадцать замерла, уже сама по себе, без помощи бывшего санитара. Теперь она наконец поняла, думала, что поняла: эта битва была проиграна с самого начала и, может, если бы она изначально лежала смирно, ей бы не было так больно и плохо сейчас.

Итак, теперь, все чего хотелось сейчас Джейн — потерять сознание, а потом умереть, тихо и мирно. Без боли, во сне. Больше никакой боли, шатенка бы не выдержала.

— Ты поняла, Одиннадцать? — Генри слегка успокоился и унял свое глубокое, как у голодного волка, почуявшего запах мяса, дыхание. Постарался добавить в голос побольше напускной нежности.

Мужчина ослабил хватку на ее шее, да и в целом ослабил свои силы, дав девушке возможность слабо кивнуть.

Теперь можно было продолжать.

Генри привстал с бедер подростка, и снял чужие брюки до конца, отложил осторожно в сторону. Сел на корточки прямо перед Джейн.

Взору предстали тонкие ноги, покрытые мурашками. Он провел ладонью по одной из них, почувствовал дрожь и холод. Отчего-то на лицо нашла улыбка.

— Не бойся, — какая глупость, но Первый не удержался, — Если будешь хорошей девочкой, я больше не обижу тебя.

Возможно, говорить такой лживый бред его заставляло ноющее чувство внизу живота.

Одиннадцать не слушала. Пыталась. Она отвела взгляд и старалась найти хоть что-то, на что можно отвлечься. Но перед ней было только красное, ядовитое небо, и пустая земля вокруг.

Небо было однородным и пустым — ни облаков, ни луны, ни солнца. Странно, что она не обратила на это внимание с самого начала. Теперь она даже не сможет отвлечься на подсчет облаков.