— Сейчас мы это увидим, — спокойно сказал Халтерн.

Солнце отражалась от белых стен без окон. Через открытые ворота дома-колодца я видела прохладные фонтаны и большой купол. Оттуда вышла группа говорящих с землей и двинулась вниз по лестнице. Их сопровождал седогривый ортеанец в униформе стражника. В нем я узнала Т'Ана командующего Асше.

Священники пробили быструю барабанную дробь на металлических рамах. Прозвучал рог. Звук его не был мелодичным, как фанфары, но мощным, как у охотничьего рога. Мгновенно все стихло.

— Слушайте все, слушайте все! — Хриплый голос Асше долетал до самого отдаленного уголка площади перед Цитаделью. — Все, милостью Богини живущие на земле, да слышат мои слова!

Один из священников — Тирзаэл? Да, это был он — выступил вперед. В руках он держал связку пергаментных свитков. Солнце заглядывало под край высокого навеса и освещало его. Прозвонили колокола, возвещая о середине утра. Он подождал, когда закончится звон, и начал говорить.

— Внимайте и слушайте. Вот здесь находятся Т'Аны Ста Тысяч, призванные к исполнению своих обязанностей милостью и желанием народа и созванные для коронации, которая состоится сегодня, в дом Богини.

Вначале я приняла это за эхо, но затем поняла, что священники, стоявшие в углах площади, передавали эти слова дальше в город.

— Названа для Кире, — продолжал Тирзаэл, — Арлин Бетан н'ри н'сут Иврис!

Одобрительный крик прозвучал от распределенных в толпе мужчин и женщин из Кире.

На площади присутствовало поразительно много представителей островных телестре. Я увидела, как по лестнице поднялась приземистая, светлокожая ортеанка, склонилась перед Тирзаэлом и сотворила круговое знамение Богини.

— Названа для Морврена и Свободного порта — Заннил Эмберен н'ри н'сут Телерион.

Раздались еще более громкие крики одобрения в адрес морской маршальши и обсуждавшихся шепотом спекуляций. Стражники морской маршальши, стоявшие недалеко от меня, выглядели скорее примирившимися с судьбой, чем восторженными сторонниками.

— Откуда они знали, каков будет результат? — спросила Марик, стоявшая между мной и Халтерном.

Ее молодое лицо раскраснелось, темные глаза блестели.

— Откуда они знали, кого выберут?

— Чисто теоретически я предполагаю, что избранным мог бы быть любой из с'анов Ста Тысяч. На практике же… — Халтерн пожал плечами. — Не думаю, что речь шла более чем о двух или трех дюжинах имен.

— Он циник, — сказала Марик и улыбнулась мне.

— А как вы думаете, в какую игру они играли все эти последние полгода? — разгоряченно спросил Халтерн. Его глаза впились в священников, стоявших у ворот дома-колодца, как будто он мог заставить их назвать те имена, какие он хотел услышать. — У меня такое чувство, Кристи, что это самый важный год летнего солнцестояния, итоги которого мы будем ощущать в течение долгого времени. Может быть, важнейший в моей жизни. Надеюсь, вы знаете, почему… Мы не можем себе позволить не считаться с Доминионом… В настоящий момент.

— Назван для Пейр-Дадени, — продолжал Тирзаэл, — Сетелен Касси Рейхалин.

У него были бледная кожа и золотая грива. Когда он шел вверх по лестнице в своем богатом одеянии, на его украшенных перепонках рук блестело золото. Я вспомнила Ширия-Шенин. Пятую стену. Марик, стоя рядом со мной, что-то недовольно проговорила. Она тоже вспомнила первого министра Канты.

— Вот это да! — Находившаяся рядом со мной даденийская всадница прямо-таки застыла от удивления с поднесенной ко рту бутылкой. На лице ее было написано изумление. — Касси? Пробравшийся наверх лодочник…

Тонкие черты лица Рурик растянулись в улыбку.

— А я осмеливалась предсказывать, что он станет н'ри н'сут Андрете еще до окончания этого сезона.

— Назван для Ремонде — Верек Ховис Талкул!

— Ого, — сказала с издевкой Рурик, — вот идет человек, ожидавший приглашения со стороны т'Анов.

Толпа расступилась, чтобы пропустить его к лестнице.

Разгоряченный Ховис, одетый в буквально усыпанную драгоценными камнями тунику и свободно свисавшие брюки и обутый в сапоги из кожи куру, с довольным видом поднимался по ступеням. Согласно последней ремондской моде, его харуры были закреплены крест-накрест на спине. На пальцах рук поблескивали перстни и кольца.

Если и был кто-то из ортеанцев, которому я не доверяла и которого считала опасным — а при определенных обстоятельствах даже более чем опасным, — то им являлся этот гладкий и толстый ремондец.

Тонкие пальцы Рурик мяли пустой рукав ее сорочки. Затем она стряхнула пыль со своих брюк. Наконец вымученными тоном сказала:

— А сейчас мы узнаем, что думает Мелкати о моей деятельности за прошедший сезон.

— Или насколько ловок Хана Ореин Орландис.

Она взглянула на Халтерна и кивнула.

— О, да, я знаю, что он охотно занял бы мое место.

Случилась задержка священники стояли группами и совещались. Затем на солнце выступил Тирзаэл.

— Названа для Мелкати — амари Рурик Орландис!

От находившихся вблизи нас людей раздались громкие приветственные возгласы и хриплые ликующие крики.

Рурик провела себе пальцами по гриве, поддернула пояс с висевшими на нем мечами и зашагала к лестнице. Ее сопровождали аплодисменты.

Родион протиснулась мимо меня, побежала за темнокожей женщиной, взяла ее за руку и что-то сказала. Рурик, услышав ее слова, очень удивилась, а потом грубовато, одной рукой, обняла дочь. Возгласы усилились.

Вернулась Родион, раскрасневшаяся и улыбающаяся, а Рурик поднималась вверх по ступеням к воротам дома-колодца.

— О чем это вы там обе шушукались? — спросила я.

— С'арант, я сказала, что расскажу ей об этом. — Она взяла за руку Блейза, удивленно смотревшего на нее, и громко объявила: — Я ношу в себе твоих детей.

Он одним рывком поднял ее в воздух. Стоявшие рядом с нами ортеанцы придвинулись еще ближе, поздравляя ее и предлагая нам бутылки с вином. Еще одна женщина на сносях обняла ее. Столь резкое выражение восторга было прекращено саберонцами, с презрением смотревшими на всякого.

Спокойствие было восстановлено, но не вовремя, и мы прослушали следующее объявление, однако я узнала римонца, которого видела на процессе: Джакана Ту'элла Сетура.

Халтерн положил руку на мое плечо и сжал его. Лицо его было серьезным. Замешательство, уже давно присутствовавшее на нем, исчезло, и тут я увидела в нем умного человека, искренне беспокоившегося о своем мире.

— Сейчас, — повторил он.

— Названа для Имира, — крикнул Тирзаэл. — Головы повернулись в его сторону, смолкли все разговоры. Названа для Имира — т'ан Далзиэлле Керис-Андрете.

Шум был неописуем. Бурным, стихийным и без слов толпа ревела тысячами глоток. От этого рева у меня перехватило дыхание, дрожал воздух, и я долго стояла как оглушенная, пока не поняла, что это было выражение неистового восторга.

Халтерн тряс головой и смеялся, он вел себя точно так же раскованно, как и Марик, подпрыгивавшая на месте. Блейз и Родион стояли крепко обнявшись.

На ступенях лестницы, ведшей к дому-колодцу, стояли шесть человек. По запыленному пространству между навесами к ним шла Далзиэлле Керис-Андрете. Навесы бросали на ее освещенный солнцем путь тени, поэтому в одно мгновение она выглядела женщиной в мантии и кольчуге, а в другое — серебристым призраком. Хрупкая, невысокая женщина, которой было уже за пятьдесят, шла легко и даже грациозно. Едва позванивали в тишине ее харуры.

Она поднялась по ступеням, и вновь загремели приветственные крики:

«Сутафиори! Цветок Юга!»

Небольшие, светлые фигуры постояли немного, окруженные священниками в коричневых робах, демонстрируя себя публике, и затем исчезли в доме-колодце.

Колокола прозвонили полдень, и лишь тут я представила себе, сколько же времени уже прошло.

В толпе почувствовалось заметное облегчение, и уровень шума снизился до громкости разговоров. Я наблюдала, как в тени навесов на каменных плитах площади раскладывались скатерти. Открывались бутылки, разворачивались свертки с едой. Ортеанцы рассаживались группами, разговаривали, ели и пили, некоторые играли в охмир.