Аратора опешила от подобного исхода событий и не могла никак выбраться из железной хватки. Силы вместе с дыханием покидали её тело, потому и вымолвить заклинание так же не получалось. Осознание позорности своего поражения было ещё более болезненным, чем удушение.

Под спиной Араторы, над рыцарем смерти и по обеим сторонам от них начали возникать красно-оранжевые порталы, которые придавали ей новые силы. Вобрав их энергию, жрице удалось оттолкнуть рыцаря смерти и перехватить наступательную инициативу. Сила Н’зота окутала правую руку Араторы, в которой она сжимала свой молот. Каждый удар Пастью Владыки Драконов был не менее мощным, чем самые могущественные заклинания тёмной магии, которыми она владела. Бой закончился слишком быстро и неожиданно. Аратора поднялась на ноги, глядя на ещё одного упокоенного полумертвеца, а затем зашагала оттуда прочь. Ноги сами привели жрицу в руины Анклава Алого Ордена. Ещё в детстве это место справедливо казалось ей безжизненным, а теперь так вообще выглядело одним из олицетворений смерти. Она села на грязную старую лавку и смотрела по сторонам. Её тревожило то, что ни нахождение в краю самых светлых детских воспоминаний, ни месть убийце матери не приносили ожидаемого удовольствия. Нужно было сделать что-нибудь ещё.

*

Дуротар укрыло ночное небо. Все его обитатели, за исключением караульных, готовились ко сну. Аратора, слившись с тенью, незаметно пробиралась к центральной постройке деревни Сен’джин. Она усмирила разум единственного стражника, охранявшего бывший дом вождя, и зашагала по невысокой лестнице наверх. Там она застала Баталджи с двумя детьми на руках. Эльфийка рассаживала из стороны в сторону и пела им какую-то песню, казалось, совсем не замечая визита незваной гостьи. Закончив очередной круг, она обернулась и вздрогнула.

— Баталия Антиль? — от чувства собственного превосходства в силе над напуганной женщиной, на лице Араторы возникла довольная ухмылка. Баталджи прочла недобрые намерения жрицы по её тону и выражению лица, потому, сохраняя хладнокровие, безапелляционно отчеканила:

— Я отнесу детей к Ванире, потом поговорим.

— Ну уж нет, я не дам тебе уйти.

— Повторяю: я отнесу детей, потом ты изложишь своё дело, Аратора, — Баталия говорила настолько спокойно и логично, что её оппонентка не нашла причин дальше препятствовать.

Действительно, Баталджи не соврала и не заставила себя ждать, да и сама Аратора почему-то и не думала, что эльфийка сбежит.

— Я удивлена, что ты меня узнала и вообще такую помнишь. Трудно, наверное, забыть ту, которой ты вместе с Вол’джином испортила жизнь ради политических преференций? Жаль, что его кара свершилась не моими руками, но я рада, что это вообще произошло.

Баталджи было неприятно вспоминать о трагической судьбе Вол’джина, она сжала в руке кинжал, который он вырезал из собственного клыка незадолго до смерти.

— Почему ты этому злорадствуешь?

— Как я могу не злорадствовать смерти вождя, чьим первым решением было отправить ребёнка, любившего Орду, как самого себя, в Альянс, потому что «так выгодно»? Ты много плакалась, как тебе было плохо среди эльфов. А знаешь, каково было мне? Каково сражаться против тех, кого тебе с младенчества преподносили как товарищей? Каково слышать предсмертный хрип одного из них и бороться с желанием исцелить его рану? Меня, видимо, ради эксперимента, отправили в Степи для усиления форта Триумфа, повязать кровью с Альянсом. Я видела горы мёртвых орочьих тел и должна была исцелять людей, убивавших их. И вдруг я заметила, что одно из тел ещё борется за жизнь. Когда, как я думала, никто не видел - я залечила ему рану. Я впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. Мы познакомились, он знал моё имя и договорились встретиться вновь, но один из моего отряда доложил о моём поступке. Меня бросили в тюрьму, а Даркхорока казнили на моих глазах. Ты только подумай: они его где-то нашли и привели, просто чтобы наказать меня и сделать больно. Моя наставница отдала за моё освобождение невообразимо солидную сумму, но после этого так попрекала меня за то, что я сделала и что привлекла внимание к её с другом делам, что не знаю, так ли страшна мне была тюрьма. А как я поступила? Как меня воспитывали? За это меня все осуждают?

— Мы тогда посудили, что ребёнку-человеку, остающемуся без опеки, в изменившейся Орде будет намного труднее, чем в Альянсе. Возможно, мы с ним ошиблись, прости меня и его, если сможешь, — Баталия низко поклонилась.

Аратора опешила от такого ответа, она совсем не ожидала услышать что-то подобное.

— Возможно, в этом вы не ошиблись. Но вряд ли ты считаешь ошибкой восстание Вол’джина, из-за которого не стало той самой старой Орды. Из-за которого моя мать, идя с войском защищать Орду, встретила ваших новых союзничков в лице Альянса, которые смели их войско просто из-за количественного преимущества. Ты же понимаешь это, но вряд ли жалеешь.

— Это так. Гаррош угрожал существованию нашего племени и Вол’джину лично. Ты можешь убить меня, но ничья смерть в этом мире не сможет вернуть тебе прошлое, дать то детство, о котором ты мечтала.

Эти слова для Араторы были подобны удару ножа в сердце, потому что были чистой правдой.

— Все мы теряем то, что любим, увы, это неизбежно. Твоя наставница была немногим старше тебя, когда потеряла всех, кого любила. Её родственников убили в Арати, её любимый учитель погиб в Стратхольме. Но она не занималась местью, как ты. Потому что месть не вернёт близких, и даже не даст удовлетворения.

— А что тогда мне его даст?

— Я знаю, что поможет тебе хоть немного обрести покой. Идём за мной.

Аратора сама не понимала, почему так покорно идёт за Баталджи, но всё же слова эльфийки её заинтриговали. Они шли пешком из Сен’джина в сторону Колючего Холма. Аратора припоминала, как когда-то давно ей показывали эти местности, и она отметила, что они почти не изменились с тех пор. Жрицы пришли к высокому одинокому камню.

— Моей обязанностью было служить духам и достойно хоронить ордынцев. Я взывала к Бвонсамди и при его посредничестве говорила с душами мёртвых. В том числе и с теми, кто погиб, сражаясь за Гарроша. И даже с погибшими у Приюта Серебряного Ветра.

— Ты говорила с душой мамы?

— Не сочти за грубую шутку, но я не смогла ни призвать, ни найти её душу. Возможно, это связано с тем, что её поглотил рунический клинок рыцаря смерти. Но я говорила с другими её бойцами.

— Они винили её за свою гибель, да?

— Ошибаешься. Разгрома всей гвардии можно было бы избежать даже при численном превосходстве противника, если бы не предатель среди них. За что её винить, если столь невообразимого количества воинов Альянса в таком опорном пункте не смог бы спрогнозировать никто? Даже осознав это, она поступала правильно, но ей помешал предатель. Знаешь, что она с ним сделала?

— Надеюсь, убила.

— Ещё бы! Тот хотел сбежать к своим, но она не позволила.

Душу Араторы окутало тепло. Она так любила слушать мамины истории, что услышать про неё вновь, тем более в одобрительной манере, было большим удовольствием.

— Я так ей горжусь. Она даже проиграла достойно. Настоящий воин Орды.

— Знаешь, что это за камень? Когда я руководила погребением погибших в те дни, я посчитала несправедливым хоронить в одном месте воинов Гарроша и Вол’джина. Здесь покоятся кор’кроны. Приглядись к табличке.

Аратора начала искать знакомые имена и сразу же увидела имя Наггары.

— Но ведь она не защищала Оргриммар от вас. Так совпало, к сожалению. А то не факт, что вы бы одержали победу, — ответила Аратора, хотя мысленно оценила, что Наггару удостоили погребением среди своих.

— В любом случае, она была очень верна Гаррошу. Я уверена, она бы оценила это.

Аратора продолжала смотреть список. Она нашла имя Скролла, отчего на коже жрицы проступили мурашки – даже этот старый орк взял в руки оружие, чтобы защищать идеалы старой Орды, и его похоронили рядом с дочерью.

— Почему Шиары здесь нет? Мама бы расстроилась.