Она вернётся в Орден.

Башира высвободила ладонь из хватки мертвеца, вытерла руки об юбку, и встала на онемевшие ноги. Слабой походкой ханым зашагала вверх по лестнице, в некогда их с мужем спальню. Машинально она развязала пояс, расстегнула корсет и сбросила с себя пропитанное кровью платье. В миске с водой девушка умыла лицо и промыла волосы. Надев первую попавшуюся одежду, она собрала все свои драгоценности, сгребла в карман золото и спрятала кинжал Великого Магистра, отданный благоволящей ей Махидевран Султан. Пройдя мимо бездыханного тела возлюбленного, Башира старалась не смотреть на него, чтобы не дать слабину и не остановиться. Закрыв за собой дверь, француженка устремилась по знакомому маршруту к порту. И вот, прямо перед собой она увидела паруса, что помчат вперёд корабль в её новую-старую жизнь. Что, если и не было ничего? Если её не повели во дворец, и не прошло столько лет и зим, а она лишь стояла здесь, чтобы увидеть турецкий берег и вернуться домой? Может, она и не знала того звездочёта, не совершала грех убийства и никогда не была рабыней. Ветер осушил мокрые волосы и кожу, как и всегда напоминая о том, что всё уходит, и всё меняется. Ускорив шаг, она почти дошла до парапета.

— Схватите её! — раздался за спиной знакомый голос, и вмиг её взяли под руки. От шока госпитальерка даже не закричала — она понимала, куда её поведут, и что никто уже не сможет ей помочь.

*

Башира провела рукой по сырому камню, на котором были выцарапаны кривые кресты, совсем такие, как в Храме Гроба Господня в Иерусалиме, оставленные первыми крестоносцами. И так тепло стало на душе, словно рядом незримо присутствовала родственная душа, возможно и не одна, чья жизнь оборвалась в этой камере. Может быть, здесь и погибла Садыка-Виктория, вспоминая Ариэля и вознося молитвы Деве Марии. Опустив руку в карман, иоаннитка с удивлением обнаружила свой розарий, и дрожащими пальцами достала его, чтобы спрятать в расщелине тюремной стены как напоминание о себе.

Из дальнего угла коридора послышалась твёрдая поступь. «Вот и моя смерть» — решила госпитальерка, и гордо распрямила спину. Башира не корила себя и не жалела ни о чём — сделав всё возможное для своего спасения, она потерпела неудачу — с кем не бывает? Она видела юношей её возраста, погибавших в первой же битве, вспоминала Поля, отдавшего жизнь зазря, и сама убивала, потому смерть более не казалась ей чем-то сверхъествественным, особенно когда она пряталась от неё по всему миру. Это была великая история, захватывающее приключение и большая трагедия юной девушки, обращённой в рабство. У решётки появился ага, и он вставил тяжёлый ржавый ключ в замочную скважину, туго провернув его.

— Султан Сулейман хочет видеть тебя.

От изумления девушка широко раскрыла глаза — этого она совсем не ожидала. Недовольный её промедлением, стражник грубо поволок беглянку наверх, передавая ожидавшей её калфе.

— Я не знаю, в чём твоя вина, но в таком виде ты не пойдёшь, — сердито шипела она, ощущая запах не до конца смытой запёкшейся крови и вглядываясь в безумный взгляд заплаканных глаз. Башира не знала эту калфу, как и она — её, и госпительерку обрадовало, что гаремных служанок не поставили в известность о том, кто она, и ей оставалось лишь покорно следовать за женщиной. — Ступай в хамам, — приказала рабыня, вталкивая француженку внутрь и запирая её там. — Грязное тряпьё оставь на полу, — бросила она напоследок.

«И снова всё идёт по моему плану» — ухмыльнулась ханым, подняв юбку и взглянув на надёжно примотанный к ноге кинжал. Если бы калфа вошла за ней, то осталась бы без него, но та даже не предусмотрела подобного исхода. Возможно, после случившегося бедную женщину накажут, но иоаннитку это уже мало беспокоило. Раздевшись догола, она села на мраморную плиту, и начала усердно отмываться, а разум уносил её в тот далёкий остывший хамам, где она знала только радости и утехи. Нежно проводя пальцами по телу, ей хотелось хотя бы немного воссоздать прикосновение рук Якуба. Она расслабленно откинулась к стене и, забываясь в этих ласках, никуда не торопясь и продлевая последние мгновения жизни. Словно раскат грома прозвучал удар в дверь и призыв калфы поторопиться. Башира взяла широкое полотенце, едва закрывавшее нож, и надёжно закрепила его на груди.

— Я готова, — уверенно произнесла госпитальерка.

Её сопроводили до какой-то комнаты, где калфа суетливо начала подбирать платье по росту и комплекции Баширы.

— Хочешь это? — она показала ханым белое платье, напоминавшее ей теперь похоронный саван. Расшитый сверкающим бисером шёлк был достоин султанш, но для иоаннитки была важна лишь пышная юбка, под которой не было заметно оружие.

— Да.

Она надела платье поверх полотенца, снимая его уже потом. Калфа подозрительно на это посмотрела, но ничего не сказала, и отправилась за украшениями, сменившими сотни хозяек. Служанка захотела снять талисман-тумар, но Башира остановила её.

— Можно не снимать его?

— Можно.

— А кольца? — ханым любовалась алым и лиловым камнем, не желая в последний миг расставаться с ними.

— Дело твоё.

— Спасибо, — с благодарной улыбкой девушка взглянула на ту, кто уже совсем скоро отведёт её на смерть.

Калфа грубо расчёсывала влажные волосы француженки, совсем не так, как это делал Якуб, и укладывала их на соблазнительно открытые плечи. Замаскировав чёрные круги под глазами и нездорово бледную кожу непрозрачной пудрой, служанка накрасила искусанные губы госпитальерки кроваво-красной помадой, а затем обвела глаза сурьмой. Привычными движениями она умащивала шею девушки, грудь и руки, а Башира глубоко вдыхала этот приятный аромат, напоминавший тот, что царил в салоне Якуба, которым он был пропитан и сам. В зеркале она видела дивный раскрывшийся цветок, готовый напоследок показать миру свою таинственную красоту и неизбежно увянуть. Ей уже доводилось видеть, как великолепен человек в шаге от погибели, и теперь она наблюдала таковой уже себя.

— Хатун, мы готовы, — калфа подозвала других рабынь, и они спешно вошли в покои, чтобы сопроводить француженку.

Золотой путь расстелился пред Баширой Ханым Эфенди, но ей он казался усеянным лезвиями и залитым кровью. Однако она переступала свой страх с каждым шагом, гордо держа подбородок и осанку. Хранитель покоев известил, что султан ожидает беглую наложницу внутри.

Сделав глубокий вдох, госпитальерка приготовилась встретиться лицом к лицу со своим злейшим врагом. Она не поклонилась, но Сулейман стоял спиной и не увидел этого.

— Ибрагим-паша сказал, что ты сбежала из дворца. Кто ты такая? Как ты посмела? — он был возмущён, но едва повышал голос, не желая тратить силы на свою жалкую рабу. Султан обернулся и столкнулся глазами со смелым и прямым взглядом приведённой хатун. — Наказание за такую немыслимую дерзость — смерть. Отвечай. Я жду объяснений.

— Я была в Эдирне, когда меня готовили к вашему приезду, но другие девушки позавидовали мне, заперли в комнате и подожгли. Я спаслась, но они угрожали мне расправой. Я испугалась и сбежала, каждый миг проливая слёзы по упущенной возможности увидеть вас, — госпитальерка машинально озвучивала заранее подготовленные слова, слабо надеясь на то, что Сулейман поверит. — Я молила Аллаха, чтобы мне дали второй шанс, и вот, я перед вами, — её алые уста изогнулись в приторной улыбке, а в глазах отражалось лишь бесконечное презрение к своему злейшему врагу. Султана заинтересовала эта хатун, и он подошёл ближе, чтобы провести рукой по её необычным белым волосам.

— Откуда ты?

— С Родоса.

— Гречанка?

— Француженка, о, Владыка мира.

Падишах удовлетворённо улыбнулся, и, взглянув на свою пленницу, он прильнул к её губам. Башира опешила, ей стало противно, но она ответила на поцелуй. Сулеймана распалила заморская красота наложницы, и он продолжил опытно осыпать ласками её шею и плечи, однако вместо удовольствия все эти прикосновения вызывали лишь отвращение и неприязнь. Он вновь впился в уста девушки, уводя её к своему ложе. Правитель мягко толкнул рабыню на постель, а сам навис над ней. Его похотливые руки проходили по соблазнительно вздымавшейся груди девушки, талии, бёдрам, он смаковал их, но не спешил вкушать, осознавая, что покорная жертва не посмеет противиться его воле. Башира же изображала удовольствие и трепет, в то время как её охватывала тошнота и брезгливость. Взяв её под колени, он притянул девушку к себе, и вновь склонился для поцелуя. Опираясь о кровать, султан свободной рукой управлялся с замысловатой застёжкой на поясе. Госпитальерка же прижимала его спину ближе к себе, в то время как ловкие пальцы левой руки проникли под юбку, и сомкнулись на рукояти кинжала. Француженка столько раз представляла себе этот миг, и вот теперь реальность в точности совпадала с её мечтами. Она ударила султана ножом в бок, закричав «Deus vult!». Тот зашипел от боли, зажав рану, и отстранился от девушки.