Растерянной, хнычущей глупышке Венди ничего не оставалось, кроме как обратиться за помощью к мистеру Оллфорду. Ученый, оценив ситуацию, вооружился отверткой и, выйдя из квартиры, принялся чинить колесо. В это время Ким за его спиной незаметно, легко подтолкнула дверь, и та захлопнулась.

Приведя колесо в порядок и выслушав кучу сумбурных благодарностей от невезучей Венди, мистер Оллфорд набрал цифровой код и вернулся к себе – не заметив двух очень важных фактов.

Во-первых, прицельным, натренированным взглядом Ким зорко отследила траекторию движения его руки над пластиной с цифрами. Во-вторых, колесо тонким слоем было измазано землей с уличного газона, о чем девушка также позаботилась заранее… Отпечатки выпачканных пальцев мистера Оллфорда оставили на цифрах четкий след. Теперь код от замка был ей известен.

Задача с оружием решилась совсем просто – в процессе работы она присмотрела на кухне длинный, тонкий острый нож, который удобно было вонзить в самое сердце…

Словом, практическая подготовка операции проходила вполне успешно. Но одновременно Ким занималась также и наблюдением за мистером Оллфордом – для психологического изучения своего объекта.

И результаты этих наблюдений ее обескураживали.

Ученый пребывал в каком-то чрезвычайно странном, как мысленно сформулировала для себя Ким, безжизненном состоянии. Это состояние было постоянным, не зависело ни от времени суток, ни от каких-либо других обстоятельств.

Плечи, опущенные подавленно и угрюмо – словно на них давил мучительный, невыносимый груз. Глаза – тусклые, смотревшие в никуда – взгляд их либо поверхностно скользил по окружающему пространству, либо тяжело падал вниз, под ноги. Медленная походка, заторможенность, абсолютная замкнутость; на лице – выражение безысходности, обреченности и апатии. При необходимости общения он разговаривал с собеседниками бесстрастно и учтиво, но было заметно, что эта любезность стоила ему титанических усилий. В общем, мистера Оллфорда одолевала самая убийственная степень депрессии – и это было абсолютно очевидно.

На неприметную работницу кухни ученый обычно не слишком обращал внимание. Лишь неизменно вежливо здоровался и сразу вновь погружался в себя, в свои мысли – и мысли эти явно были безрадостными. Создавалось впечатление, что мистер Оллфорд не живет, как все люди – а с усилием тянет собственное существование, тянуть которое ему по какой-то причине необходимо.

В других условиях Ким наверняка бы попыталась разгадать эту любопытную психологическую загадку, но, к сожалению, сжатые сроки, отведенные ей на операцию, этого не позволяли. День, назначенный для выполнения задания, приближался стремительно.

Параллельно она присматривалась и к мистеру КлЭлтону – от тоже был ей весьма интересен как типаж, но уже в несколько другом аспекте.

Эндрю обладал крайне неуравновешенным характером, в основе которого лежало болезненно раздутое самомнение и ненасытная жажда чужого восхищения. Без внимания окружающих он страдал, капризничал и пускался в рассуждения об ограниченных обывателях, не способных оценить блеск истинного таланта. Несколько раз Ким заставала его вечером в компании молоденькой лаборантки: величественно подняв в руке стакан с виски, мистер Клэптон вспоминал свои телевизионные интервью и сетовал на идиотов, не понимавших его гениальных книг; девушка смотрела на него простодушно-восторженно…

Должность и связанный с ней статус были невероятно важны для Эндрю: он бдительно следил, чтобы везде и всюду его почтительно величали господином Директором. Требовал беспрекословного подчинения. Тщеславие, эгоизм, мелочность, презрительная невнимательность к другим – все эти качества, выдающие нарциссический склад личности – были присущи мистеру Клэйтону в степени, близкой к патологической…

Мистера Оллфорда Эндрю ненавидел отчаянно, зло и почти в открытую. При упоминании его фамилии губы Клэптона мгновенно кривились в язвительной усмешке. А выражение брезгливости и отвращения на лице господин Директор, похоже, не хотел скрывать вполне осознанно…

Для Ким причина была очевидна – зависть. Она и раньше не раз задумывалась, что чувствуют люди, имеющие желание заниматься наукой или искусством, но объективно лишенные способностей. Ведь тот, кто натужно старается создать нечто выдающееся при недостаточных врожденных данных, и в то же время видит рядом легкость озарений, свободный, мощный полет мысли, божью искру вдохновения, должен переживать настоящую трагедию. И даже такие самоуверенные личности, как Эндрю Клэптон, в глубине души понимают, что все их формальные титулы – ничто по сравнению с истинной природной одарённостью… И рождается в мелких, убогих душонках черная, жгучая зависть…

Однако же именно несостоятельность мистера Клэптона как ученого и спасла ему жизнь, мысленно рассуждала Ким в своей комнате вечером назначенного дня, который наконец настал. А для Оллфорда его гениальность – наоборот, стала роковой. Ну что ж, он сделал свой выбор. Как человек, Ким сожалеет о том, что выдающийся мозг придется уничтожить. Как агент, она обязана ничего не чувствовать, а просто выполнить задание. Сегодняшняя ночь принесет ей свободу, такую долгожданную и желанную…

Ким помотала головой, словно освобождаясь от любых субъективных ощущений, глубоко вздохнула и усилием воли перевела собственные тело и разум в состояние «хладнокровная собранность». Переоделась, взяла отмычки. Единственную ценную вещь – канарейку – выключила и положила во внутренний карман толстовки. Нож она еще днем, во время доставки обеда, незаметно от своей жертвы спрятала в его же квартире…

В полночь Ким выскользнула из жилого корпуса. Действия ее были четкими и тщательно продуманными. Пять минут – на незаметное перемещение к научному корпусу, десять – на взлом замка. Тихий, неслышный подъем по лестнице. Продвижение по коридору до лифтовой площадки вдоль стены, вне зоны видимости камер. Молниеносный, выверенный прыжок в дверную нишу – тонкая человеческая фигура, находившаяся в процессе этого маневра на площадке ничтожно малое время – буквально долю секунды – для охранников осталась незамеченной.

И только успешно спрятавшись за выступом дверного проема, Ким позволила себе с минуту передохнуть. Снова глубоко вздохнула, набрала код, чуть-чуть приотворила дверь и, шмыгнув внутрь, мягко закрыла ее за собой.

В квартире было темно. Достав из своего тайника – одного из шкафов в коридоре – нож, она неслышно прокралась через гостиную и кабинет в спальню.

Мистер Оллфорд спал на спине, неспокойно, веки его напряженно подергивались. Ким присела на край кровати и, примериваясь в определенную точку в сердце, чтобы убить с одного удара, занесла над ним нож…

И в этот самый момент ученый проснулся.

Глаза их встретились. Ким, вмиг сориентировавшись, перенесла нож к горлу, чтобы исключить сопротивление, и тут произошло нечто совершенно неожиданное и ошеломляющее.

Мистер Оллфорд улыбнулся. И в этой улыбке опытный агент явственно различила самую неподдельную, откровенную радость…

– Ну наконец-то, – произнес он, и веселое, почти ликующее облегчение в голосе прозвучало внятно и определенно. – Давай. Только постарайся быстро.

И, вновь закрыв глаза, он расслабился, приготовившись к смертельному удару.

Удара не последовало.

Через пять минут, будучи еще вполне живым, мистер Оллфорд снова открыл глаза. Ким все так же сидела над ним и, казалось, ждала этого.

Поведение ее объекта на этот раз не укладывалось ни в какие привычные схемы. Насколько она знала, человек даже в глубокой депрессии инстинктивно должен цепляться за жизнь. В ее последнем деле и так было слишком много странностей и загадок, а уж радостная готовность умереть вообще являлась каким-то апофеозом абсурда. И Ким твердо решила разобраться, что здесь происходит – тем более, что некоторым запасом времени она располагала.

– Почему Вы хотите умереть? – жестко, отрывисто спросила она.