— Эй…

— Уже успел достать? — не слыша возмущений сына, спрашивает меня и не отводит изучающего взгляда с моего лица.

— Если только чуть-чуть, — улыбаюсь, а Никита фыркает.

— Познакомиться не успели, а уже спелись, — Баринов снова сжимает меня, словно я куда-то могу испариться, — тогда пора пройти проверку на прочность, да, мам?

Марина Игнатьевна качает головой и указывает рукой на вход в здание.

— Будто знала, чай вкусный заварила, — сказала она спокойно, — пойдемте.

Она уже повернулась, чтобы уйти, а я замерла, вызвав у Никиты недоумение.

— Извините, Марина Игнатьевна, уже поздно, — я, чувствуя себя жутко неловко, произношу каждое слово, глядя, как мать и сын странно переглядываются, — может, в другой раз?

Женщина улыбается и кивает. Судя по их лицам, это и была проверка.

Неуверенно жму на звонок и жду, когда тетя откроет дверь. За прошедшие дни я успела договориться насчет комнаты в общежитии. С трудом убедила Никиту не хватать меня в охапку и не тащить к нему на съемную квартиру. Свои первые отношения я не хотела испортить спешкой и превратить их в приобретение опыта. Иришка много примеров приводила. Возраст. Разный социальный статус. Расстояние. Статистика не в пользу, и я боялась, что после того, как мы переступим черту, сделав общение более тесным и близким во всех смыслах, сказка растворится в буднях. Так ведь бывает.

Теть Соня тому яркий пример. Я переминалась с ноги на ногу и думала над тем, что ей сказать. Столько времени не виделись и не общались, что сейчас между нами стояла высокая непреодолимая стена и входная дверь, которую родственница не спешила открывать. Я бы не появилась у нее на пороге, если бы не глупая забывчивость. Скоро начнется учеба, а я в спешке забыла взять методички. Наверное, оставила на полке. Можно было бы купить новые, но я вроде не транжира. К тому же, нахожусь в поиске работы. Деньги, заработанные в лагере, практически закончились. Никита, конечно, против, но указывать не спешит.

— Васька, — удивленно выдыхает тетушка, приоткрыв дверь.

Вид у нее уставший. Она даже улыбается, пропуская меня внутрь. В нос ударяет запах выпечки, и я невольно сглатываю слюну. В «Радужном» была одна версия моей тети, а сейчас в халате и ушастых тапочках она снова была той, кто заменил мне родителей и воспитал. Я указываю на свою комнату, стараясь говорить ровно.

— Я методички забыла. Заберу.

— Конечно, — она отступает в сторону, пока я снимаю обувь, — я чая налью.

Я ничего не отвечаю. Не планировала задерживаться в квартире, но, когда сгребаю методички и прохожу мимо кухни, замираю. Теть Соня сидит за столом, на котором стоит две чашки любимого чая и поднос с пирожками. Сворачиваю к ней и сажусь на стул, не представляя, как себя вести. Как прежде уже не получится, а по-новому слишком больно.

— Я тебя не осуждаю, Василиса, — тетушка сама начинает разговор, а я кладу в сторону методички и беру кружку в руки, — сама была молодой.

Она замолкает, и я не произношу ни слова. Обида на нее засела слишком глубоко, чтобы резко исчезнуть после пары размытых фраз.

— Я много думала, Вась, — тетушка пододвигает поднос с пирожками ближе ко мне, — и не хочу тебя потерять. Назара я всегда любила. Когда он за твоей матерью увивался, не строила воздушных замков. Где он, а где глупая сестренка любимой девушки. — Тетя горько усмехается, пока я смотрю на нее во все глаза. — Разошлись по разные стороны. Он на Марине женился. Я замуж вышла за человека, который в тот момент добивался меня. Все вроде хорошо было, а потом случилось несчастье с твоими родителями, и Назар появился в моей жизни. Знаю, что все это неправильно, но…

Я беру пирог и кусаю, чтобы хоть как-то сбавить градус возникшего напряжения за столом. Родственница пьет чай, после чего продолжает.

— Я не хотела говорить о Веронике и родителях твоих. Это так больно, — она часто моргает, а я опускаю глаза, — Ника она ведь узнала обо мне и Назаре в тот самый день, поэтому сбежала. Никто не думал, чем все закончится. Я до сих пор чувствую себя виноватой.

От услышанного у меня мурашки бегут по коже. Еле проглатываю вкусный кусочек пирога и смотрю на тетю, которая не дает волю слезам. Снова строит из себя железную женщину.

— Мне жаль, — сиплю, откладывая пирог на поднос и крепче сжимаю кружку.

— Тогда сбежала Вероника, а теперь ты, — она разводит руки в стороны и истерично улыбается, — не хочу, чтобы все закончилось тем же.

— Я в порядке.

— Вернись домой, Василиса, — она берет меня за руку и крепко ее сжимает, — пожалуйста.

— Нет, — отрицательно качаю головой и поднимаюсь, выдергивая руку, — мне идти нужно. Никита ждет.

— Вась, — тетя подскакивает со стула и спешит перегородить мне дорогу, — я не буду лезть в твою жизнь. Хочешь встречаться с Никитой, встречайся. Он скоро улетит, а ты одна останешься. Вместе будет легче.

— Кому?

Слова о скором отлете Баринова цепляют за живое. Мы долго отодвигаем эту тему, но рано или поздно она все всплывет.

— Тебе и мне. Всем. Мы ведь не чужие люди.

Я беру методички и прохожу мимо теть Сони, которая следует за мной в коридор. Сердце громко стучит, а руки трясутся. Ее слова не могу переварить здраво. Эмоции захлестывают.

— Вась…

— Мне правда нужно идти, — сухо проговариваю, запихивая ноги в кроссовки, а она меня обнимет.

— Хорошо, — улыбается, отстраняясь, потому что в ответ я так и не обняла ее, — ты хоть в гости заходи.

Киваю и ухожу. По лестнице и вовсе бегу. Когда вижу довольного Никиту, немного успокаиваюсь. Возможно, со временем я смогу наладить с тетей нормальное общение, но не сейчас.

Сейчас слишком больно и обидно.

— Здесь красиво, — Василиса разглядывает мое съемное жилище и прикусывает нижнюю губу, привлекая внимание именно к этой сладкой части своего тела, от которой я с ума схожу на протяжении последних двух месяцев.

— Ты каждый раз говоришь, — усмехаюсь и привлекаю ее к себе, утыкаясь носом в распущенный волосы и вдыхая их аромат, который моментально кружит голову.

Она тяжело вздыхает, но не убирает мои руки, которые нахально лезут под ее футболку. Пальцы проскальзывают по животу, который она на автомате втягивает, издавая тихий стон. Кожу покалывает от невесомых прикосновений к девушке, в которую я влип, как жвачка в щель на подошве ботинка. Ломка от воздержания не прекращается который день, особенно, когда рядом оказывается Кукушкина. Я издеваюсь над собой знатно. Настоящий трэш.

Дэн уже прозвал меня нариком за патовой пристрастие к Василисе Прекрасной, но я ничего не мог с собой поделать. Дышал ей и не мог насытиться ароматом, прекрасно понимая полных людей, которые становились зависимыми от вкусных десертов. Только в тех было много химии, а моя зависимость волне себе натуральная с привкусом счастья.

— Тут город, как на ладони, — выдыхает, откидывая голову мне на плечо и открывая доступ к нежной шейке, на которой часто пульсировала венка, — вид просто…

Васька не договаривает и ойкает, когда мои руки нагло лезут вверх. Замираю, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Долбит, как басы в колонке, если звук врубить на максимум. У меня так же. Каждая клетка оголилась и жаждала близости с Василисой.

— Когда у тебя вылет? — глухо спрашивает Кукушкина, а я прикрываю веки, начиная считать секунды, чтобы охладиться.

— Я не брал билет, — спокойно отвечаю, а Васька резко отстраняется и лишает меня удовольствия трогать нежную кожу и представлять, как мы…

— Никита, — ее глаза смешно округляются, напоминая о наших стычках в «Радужном», — почему? А как же твоя стажировка? Скоро ведь…

— Я не хочу тебя оставлять, — хриплю, отводя взгляд в сторону на чертов прекрасный вид за стеклами панорамного окна.