— Да, — ответил он, не поднимая головы. — Всё в порядке. Просто устал сегодня.

Эзра хотел ответить — нет, я же вижу, сколько ещё ты будешь меня от всего защищать? Но тут Сабина потянула его за локоть, требуя отдать шлем, который он держал в руках, а когда Эзра обернулся обратно, Кейнан уже тихо и сосредоточенно переговаривался с Герой, подняв голову, и она то и дело давала ему посмотреть в бинокль.

Задание прошло успешно. Группа не понесла потерь и ушла, как и было запланировано, через старую транспортную сеть. А потом был взрыв, и Сабина смотрела на него с восторгом истинного пиромана, а Зеб подкалывал её, что и она не смогла бы лучше. Потом, в свете мечей, они пробирались сквозь темноту леса к месту, где оставили гравициклы, и ехали по освещённой луной степи домой. Гера оставалась на связи с группой, пока её не забрал подготовленный транспорт.

Недалеко от Призрака они попрощались с Джанусом.

— Завтра улетаете? — спросил он.

— Да, — ответила Гера, — если ничего не помешает. Но не должно. Нас ничего не связывает с тем, как группа прибыла сюда, и как улетела.

— Приятно было поработать вместе, мэм, — сказал Джанус и галантно поклонился. — Может, ещё успею завтра с вами попрощаться. А нет — счастливого пути, и зовите, если надо будет подложить ещё пару свиней Империи. Мы тут никогда не против.

— Спасибо за помощь, — искренне поблагодарила Гера. — Кейнан был прав — без тебя мы бы не справились.

— Береги своего падавана, — бросил Джанус Кейнану и подмигнул Эзре. Эзра махнул ему рукой.

— Постараюсь, — ответил Кейнан.

— Не пропадай, парень, — сказал Джанус.

— Не пропаду, — пообещал Кейнан.

На корабле Джанус, смыв пыль террористической активности, налил себе выпить и сидел, положив ноги на стол и читая имперскую пропаганду, когда по обшивке постучали. Джанус хмыкнул, встал и поднял трап.

— Тебе вроде не понравилось со мной сегодня общаться, — насмешливо поприветствовал он Кейнана.

Кейнан молча поднялся по трапу, хлопнул по кнопке, поднимая его, не говоря ни слова с силой толкнул Джануса к стене и жадно поцеловал.

Гера видела, как он уходил, и не сказала ни слова. Они только встретились глазами, и он тоже промолчал, а Гера проводила его взглядом и вздохнула, когда он ушёл. Эзра был чем-то занят, и Кейнан был счастлив, что не встретил его.

Он оторвался, тяжело дыша, и Джанус ухмыльнулся.

— Молчи, — сипло сказал ему Кейнан и снова поцеловал, и горячо выдохнул ему в рот, когда Джанус резко развернулся и прижал его к стене сам. Кейнан застонал, чувствуя, как обычно прохладная кожа Джануса становится горячее под его руками, как кровь быстрее бежит по его венам, как участилось его дыхание. Он отвернул голову, давая Джанусу целовать себя в шею, а потом упёрся ладонями ему в грудь, с силой оттолкнул от себя и быстро пошёл в каюту, на ходу отстегнув и бросив на пол кобуру. Джанус, хмыкнув, пошёл за ним, стянув и бросив рядом с кобурой свою свободную полотняную рубашку.

Это был Калеб. Калеб, который не любил тянуть время, если что-то решил. Порывистый и чуткий, как дикий зверёныш, каждую секунду готовый к опасности, совсем не как джедай, размеренный и спокойный. Джанус дал ему раздеться — это заняло немного времени — и, когда он обернулся, толкнул его на кровать. Кейнан приподнялся на локтях, а Джанус уже стоял над ним на коленях, расставив ноги, и Кейнан смотрел на него снизу вверх, жадно и нетерпеливо, и с этой едва заметной долей отрешённости, которая всегда так сводила Джануса с ума. Словно он весь был здесь и не хотел ничего больше, и всё же какая-то его часть всегда была где-то ещё. Спрятана на самом виду и недоступна — он сам, наверное, не знал о ней, но Джанус видел её всегда, Джанус жаждал её и любил, хотел добраться до неё, сделать своей, и вместе с тем хотел, чтобы она всегда оставалась недоступной. Когда-то он готов быть драться за то, чтобы никто не посмел её забрать. В ней была та свобода, что так нравилась ему в Калебе, чёртова джедайская свобода, которую нельзя запереть ни в одной клетке, которую нельзя подавить ни одной волей, потому что для неё не существует ни тюрьмы, ни рабства. И сейчас Кейнан снова смотрел на него так же — со страстью и ожиданием, с желанием, от которого его зрачки расширялись, а взгляд затуманивался, и с этой непокорной свободой, которая может только сама отдать себя. Джанус положил ладонь ему на шею сзади и подтянул его ближе к себе. Кейнан облизнул губы, приоткрыв рот, посмотрел Джанусу в глаза и подался к нему, открыв рот шире и забирая губами его член, и Джанус тихо застонал и двинулся вперёд, толкая его глубже.

А потом он прижимал его к кровати, и Кейнан выгибался под ним, приподнимаясь, а Джанус толкал его обратно, и Кейнан стонал, запрокидывая голову и прижимаясь затылком к его плечу, а потом обессиленно ронял её на подушку и впивался зубами Джанусу в руку, в горячую, потемневшую кожу, и Джанус проводил пальцами по его губам, а Кейнан раскрывал их и забирал его пальцы в рот, и Джанус двигался резче, сильнее вгоняя в него член и проталкивая пальцы до самого горла. Кейнан цеплялся за койку, комкая в кулаке ткань простыни, и дрожал, закрывая глаза и облизывая его пальцы, прижимая их языком к нёбу, вздрагивая от каждого его движения и чувствуя, как его собственное напряжение доходит наконец до какой-то невыносимой точки, и тогда Джанус оставляет в покое его рот, наваливается сильнее, приподнимает его бёдра, просовывает под них руку и обхватывает ладонью его член, и шепчет что-то хрипло и горячо, Кейнан едва разбирает за собственными стонами и его тяжёлым прерывистым дыханием, но, кажется, он снова называет его Калебом. И Кейнан стонет от этого громче и трётся об его руку, Джанус шепчет “да” и двигается быстрее и резче, хрипло выдыхая на каждом толчке, и Кейнан чувствует, как его заливает жаром, и сбивчиво шепчет “пожалуйста, пожалуйста…”, а Джанус крепче зажимает в ладони его член и двигает рукой так же быстро и резко, и Кейнан стонет в голос, когда это мучительное напряжение наконец отпускает его, давая вздохнуть, и всё ещё дрожит, утыкаясь лбом в подушку и чувствуя, как Джанус прижимается губами к его шее, тоже дрожа и дыша так же тяжело и быстро.

Они почти не разговаривали, да Кейнан и не хотел этого. Если Джанус начинал, он просто целовал его снова, а дальше дело было нехитрое. Он не хотел говорить, не хотел обсуждений или воспоминаний, сегодня он ничего не хотел кроме того, за чем пришёл. И он видел немного самодовольную насмешку в глазах Джануса, и сам усмехался в ответ и тянул его к себе. Ему было всё равно, пусть Джанус насладится. Завтра они улетят, и он снова не увидит его пятнадцать лет. Завтра он будет думать, как ему жить дальше и что делать. Завтра он будет думать об Эзре и только о нём. А сейчас он гнал от себя эти мысли, словно бы мог сделать это, словно мог перестать закрывать глаза и представлять, что целует его, представлять его в своих руках, как он сам был в руках у Джануса, его тонкие мягкие губы и широко открытые глаза. И тогда он сам открывал глаза шире и смотрел на Джануса, заставляя себя не думать об Эзре, и тянул его к себе, и целовал жадно и отчаянно, а Джанус на мгновение отстранялся и смотрел ему в глаза, словно хотел высмотреть в них душу, а потом отвечал так же жадно, и на время Кейнан забывал обо всём.

Кейнан засобирался домой только перед рассветом. Джанус лежал на кровати, подперев голову рукой и смотрел, как он одевается.

— Может, вернёшься насовсем? — спросил он. — А то так-то, знаешь, с другого края галактики потрахаться не набегаешься.

Кейнан хмыкнул.

— Заманчивое предложение, конечно, Джанус, но нет.

Джанус драматически вздохнул.

— Конечно, я понимаю, Эзра моложе и перспективнее меня.

— Прекрати, — недовольно буркнул Кейнан.

Теперь Джанус хмыкнул. Кейнан огляделся в поисках кобуры прежде чем вспомнил, что бросил её в коридоре.

— Ты же понимаешь, — наконец сказал Джанус, — что рано или поздно тебе придётся что-то с этим делать каким-то другим способом.