Кейнан резко дёрнул Джануса за локоть, с силой толкнул ладонью в грудь, прижав к обшивке Призрака, и с несдерживаемой яростью прошипел ему в лицо:

— Убери от него руки.

— Что, плохо тебе? — ядовито осведомился Джанус, и его голос совершенно изменился, став ниже и жёстче, и этот голос Кейнан узнал бы из тысячи, его он знал лучше, чем любой из тех, что Джанус использовал сегодня.

— Отстань от него, — яростно сказал Кейнан.

— А то что? – с готовностью спросил Джанус. – Боишься, что я смогу сделать для него то, чего он не может добиться от тебя?

Кейнан отшатнулся, словно Джанус его ударил, и ничего не ответил. Джанус широко улыбнулся.

— О, так значит и правда не может, вообще ничего, — и рассмеялся, и сказал, добавив в голос нежности, которая делала его яд только более смертоносным: — Ты так палишься, Калеб.

Кейнан прикрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Как же он ошибался, когда полагал, что готов к этому всему после стольких лет. Джанус смерил его насмешливым взглядом и спросил:

— Серьёзно, что ли, думал, я не замечу? Ты ж с ума по нему сходишь. Я тебя знаю, Калеб, — и опять улыбнулся, когда Кейнан едва заметно вздрогнул, снова услышав это имя, и поднял на него глаза, глядя исподлобья. — Друзьям своим голову дури, ну и себе, если хочешь. Хотя не представляю, как тебе удаётся. И то и то.

— Ни черта ты меня не знаешь, — пытаясь сдержать раздражение, ответил Кейнан. – И точно не лучше них. Хватит. Если ты не заметил, мне уже не шестнадцать, Джанус.

— А ему как раз да, — довольно подхватил Джанус, и Кейнан чуть не застонал от отчаяния, а Джанус продолжил с фальшивым сочувствием: — Тяжело тебе, поди, смотреть, как он готов в любую секунду на всё. Это, кстати, тоже очевидно, но ты это знаешь. Ума не приложу, что тебя останавливает?

— Всё не так… — процедил Кейнан, и Джанус поднял руки.

— А, ну да, расскажи мне, как всё на самом деле. Как я всё неправильно понял, про твои возвышенные братские чувства и заодно про то, почему ты стоишь тут сейчас в бешенстве и хочешь меня убить.

Кейнан открыл было рот, чтобы ответить, и не смог. Он хотел возражать, хотел объяснить — и просто не мог, потому что Джанус переворачивал, искажал всё, но в то же время — заставлял его видеть всё так, как есть. И Кейнан не хотел ничего из этого. Не сейчас и не перед ним. И знал, что, если играть по правилам Джануса, у него нет шансов, никогда не было. Джанус всегда побеждал, и это всегда заставляло Калеба чувствовать себя одновременно в безопасности и беззащитным, как никогда. Он помолчал немного и сказал:

— Я начинаю вспоминать, почему не говорил с тобой столько лет.

Джанус снова усмехнулся и ответил:

— А я начинаю вспоминать, почему ты провёл столько времени на моём корабле.

Кейнан опустил глаза и вздохнул, а потом снова посмотрел на Джануса.

— Хочешь издеваться надо мной — валяй, просто оставь в покое его, — тихо сказал он и вдруг добавил с отчаянием: — Пожалуйста.

— Как скажешь, — неожиданно легко ответил Джанус. – Хотя это называется «ни себе ни людям», Калеб.

И в ту же секунду охнул от неожиданности, когда Кейнан, вдруг потеряв терпение и всю свою сдержанность, снова с силой толкнул его к обшивке и заговорил быстро и яростно:

— Знаешь, Джанус, мне плевать, что он выберет и с кем он будет, лишь бы не поблизости от тебя. Ты это хотел услышать? Или нет? Или просто хотел, чтобы я признался во всём, как ты это представляешь, сказал, как хочу его, и знаю, как сильно он тоже этого хочет, и пытался к твоему удовольствию объяснить, почему я ничего не делаю?

— Было бы любопытно, да, — ответил Джанус, когда Кейнан замолк на секунду, чтобы вдохнуть.

“Ты же даёшь ему то, чего он добивается, — подумал Кейнан. — Он выводит тебя из себя, и ты, как всегда, позволяешь ему это сделать”.

Джанус смотрел на него с издевательским ожиданием. Кейнан отпустил его, отступил на шаг и с чувством сказал:

— Пошёл ты, Джанус, — а потом развернулся и пошёл обратно к трапу.

— Так тебе нужна моя помощь? – спросил Джанус.

Кейнан обернулся с трапа и устало ответил:

— Ты знаешь, что да, но я справлюсь и без неё.

Джанус кивнул.

— Тогда всё в силе.

Кейнан пару секунд смотрел на него, потом вздохнул, тоже кивнул и сказал, прежде чем отвернуться:

— Хорошо.

— Попрощайся там за меня, — крикнул Джанус ему в спину и весело улыбнулся.

— Ага, — буркнул Кейнан, не оборачиваясь.

Гера ничего не сказала, взглянув на его лицо, а Сабина спросила, когда он ушёл к себе, только буркнув, что Джанус вернётся завтра:

— Что это с ним?

Гера пожала плечами.

— Тебе бы понравилось, если б сейчас пришёл кто-то и начал рассказывать про то, как ты была в имперской академии?

— А я б послушал, — заметил Эзра.

Сабина толкнула его локтем и согласилась:

— Ну, если так на это посмотреть, то да, не очень.

Гера пожала плечами — мол, ну, в этом всё и дело — и подумала: ты мне должен, Кейнан.

Все уже легли, когда Кейнан вышел из каюты, прислушался к тому, как Чоппер гремит чем-то в инженерном отсеке, тихо прошёл по коридору, спустился на улицу и вдохнул прохладный ночной воздух.

Он хотел злиться на Джануса, думать, какую идиотскую ошибку совершил, обратившись к нему; как глупо было считать, что теперь он может с ним справиться; как он ненавидит Каллер и сам его воздух, который помнит так хорошо — и всё это было правдой, и он хотел думать об этом, а вместо этого, лёжа в темноте и глядя в потолок, снова и снова возвращался мыслями к Эзре. Джанус словно стряхнул с него всё, чем он защищался от мира и от себя самого, разбил в мелкие осколки все казавшиеся ему такими прочными, а на деле – хрупкие и ненадёжные стены, за которые он держался, и теперь он не мог выстроить их заново, всё рассыпалось в его руках. Джанус не оставил ему иллюзий, а больше не из чего было строить, кроме них была только правда, и теперь, глядя на неё, он не мог отвести взгляд. Он вспоминал слова Джануса и злился на них, пытаясь злостью заменить то, что они заставляли его чувствовать. Но злость отступала, и задыхался он не от неё, а от воспоминаний, как Эзра смотрит на него из-под ресниц, или широко раскрыв глаза и подняв к нему лицо в ответ на прикосновение, его жар и желание, которые Кейнан ощущает, как свои собственные. И теперь, когда Джанус назвал всё своими именами, заставил его увидеть и испытать всё, как есть, Кейнан не мог больше совладать со своими чувствами. “Завтра, — думал он, — завтра я просто верну всё. Перестану об этом думать. Перестану это чувствовать. Я могу это контролировать”. Но он дышал воздухом Каллера, и он пах страхом, виной, свободой и больше всего — невозможностью ничего контролировать. И Кейнан помнил этот запах лучше всего на свете. Год он не знал ничего, кроме этого, а потом появился Джанус, и…

Кейнан прислонился лбом к обшивке корабля, вздохнул и постучал по ней костяшками пальцев. А потом сказал в коммуникатор:

— Открывай.

Трап медленно опустился, Кейнан поднялся по нему, глядя себе под ноги, потом взглянул Джанусу в глаза и спросил, устало и беспомощно:

— Что мне делать-то?

Джанус улыбнулся, хлопнул по кнопке, поднимая трап и ответил:

— Заходи для начала.

— Только не говори, как ты был уверен, что я приду, — попросил Кейнан, упав на диван, вытянув ноги и откинувшись головой на спинку. – Пощади.

— Не был, — милостиво ответил Джанус. – Я же тебя уже не так хорошо знаю, тебе уже не шестнадцать.

Кейнан застонал, взял у него из рук стакан, с подозрением понюхал и взглянул Джанусу в глаза.

— Ты хочешь выпить, — уверенно ответил Джанус и сел рядом, положив ноги на стол.

— Я хочу выпить, — мрачно согласился Кейнан, хлебнул из стакана, поморщился, вздохнул и снова и снова откинулся назад, закрыв глаза.