- Я ученик школы Конфуция в Пекине, мы приплыли помочь вам с урожаем. Мы только что пристали к берегу - вон за тем холмом.
Не успели эти слова слететь с его губ, как всю деревню охватило бурное веселье. Начался шумный праздник, все вытаскивали и расставляли прямо на улице столы, несли вино, фрукты. Юньлуну насовали в руки слив, жареного мяса, каких-то незнакомых ему ягод, дети простодушно принесли ему воздушного змея и показали, как его запускать, потом вообще началось большое веселье, и его затащили в хоровод. Песням и пляскам не было конца. На середину деревни высыпали все, кто мог ходить; составился хор. Необычайной красоты мелодии полились над деревней. Наконец Юньлун, устав веселиться, присел в сторонке и крепко потер лоб. Как только наступило какое-то затишье в общем шуме и гаме, он сказал:
- Подумать только! А мне вначале ваш остров показался таким безлюдным, - думаю, здесь же совсем нет народа!..
При этих словах вся деревня внезапно впала в траур. Траурные флаги появились на домах, лица сделались печальны. Составилась какая-то процессия сродни похоронной, которая медленно двинулась обходить деревню по периметру. Повсюду оказались рассыпаны хрупкие белые цветы, стебли которых ломались и словно бы стонали под ногами. Шепотки и вздохи заполнили все. Ошарашенный Юньлун вглядывался во все лица, но печаль была неистребима.
- Вы меня извините, - потерянно промямлил Юньлун. - Но мне пора к своим, уже скоро спать ложиться, а они там все без воды…
“Спать, спать”, - зашелестело все кругом, и какой-то сонный настрой охватил всех. Все головы начали клониться, глаза слипаться, а руки складываться лодочкой и подкладываться под щеку. Многие заснули прямо где стояли.
“Кажется, они не воспринимают никаких иносказаний. Все за чистую монету”, - подумал Юньлун и поспешно спросил:
- Скажите, пожалуйста, где здесь вода?
- Вода? Да там, - деловито ткнули в сторону источника в скале сразу две женщины, трое мужчин и ребенок. Все рассыпались по своим делам, застучал молоток, гончар вернулся к гончарному кругу, сапожник продолжил кроить подметку, а к источнику подогнали покладистого ослика, чтобы навьючить на него кувшины.
Когда Юньлун вернулся с водой, оказалось, что все уже размещаются в катакомбах. Памятник архитектуры третьего тысячелетия представлял собой приземистый круглый каменный храм, вдвинутый в холм, где с одной стороны можно было протиснуться в узкое отверстие между высокими стоячими камнями, пробраться по проходу и наконец попасть во внутреннее помещение с относительно высокими сводами и нишами, откуда разбегались в разные стороны коридоры, освещаемые масляными плошками. Юньлун втащил туда кувшины. Поскольку с тех пор, как он ушел за водой, прошло часа четыре, он счел нужным как-то объяснить свою задержку под вопросительным взглядом Тай-суя.
- Понимаете, учитель, - начал он, - эти люди…
- Люди? - переспросил Тай-суй с величайшим удивлением, приподняв одну бровь. Юньлун скомкал конец фразы.
- Послушайте, учитель, но ведь это же катакомбы! - не вытерпели девочки, окружая Тай-суя. - А говорили, что на Куньлуне повсюду нефритовые дворцы с золотыми колокольчиками, - сказали они.
Тай-суй саркастически рассмеялся.
- Это кто же будет строить здесь нефритовые дворцы, - сказал он, - за такую-то зарплату?..
***
На Куньлуне не было садов. Персиковые деревья росли прямо в лесу, среди тиса и можжевельника. Персики были огромные, висели крепко и сами не падали, так что за каждым нужно было лезть. Местные жители приставили лесенки к особенно труднодоступным деревьям, пригнали к опушке леса четверых серых осликов, на которых следовало навьючивать корзины с урожаем, и откланялись. На крыльце ближайшего дома какой-то веселый старичок, притопывая ногой, играл на эрху. Трое мужчин рядом чинили каменную изгородь, заделывая прорехи в ней с помощью крупной гальки и смачных выражений.
- Учитель Тай-суй, - потянула преподавателя за рукав одна из девочек. - А это и есть духи умерших?..
- Духи, духи, - ворчливо подтвердил Тай-суй. - Кто же еще здесь будет работать… за такую-то зарплату?
Первый курс школы Конфуция в Пекине частью скрылся в кронах деревьев, обрывая урожай, частью занялся подбиранием сбитых персиков в траве.
Пока Юньлун ловил летящие сверху персики, чтобы не побились о землю, и наполнял ими корзины, к нему подошла какая-то местная девочка лет шести и умильно на него посмотрела. Юньлун быстро обтер бывший у него в руках персик концом небезызвестного шарфа и подал ей.
- Отойди, красотка, здесь опасно, - сказал ей Юньлун. - Еще персиком зашибут.
В это время Аянга, ничего не видя сквозь листву, действительно попал девочке по макушке персиком. Девочка отошла в сторонку и села на замшелый камень. Из-за леса показалась грозовая туча, и даже раздались далекие раскаты грома. Девочка потирала макушку, собираясь заплакать.
- Боишься грозы? - спросил Юньлун.
Девочка ничего не сказала, но плакать передумала. Постепенно небо прояснилось.
Вечером из деревни пришла в поисках девочки бабка и рассказала, что ребенка они подобрали два года назад в ночь ужасной бури. Девочка брела по берегу, вся оборванная и исцарапанная. Семь дней продолжался шторм, луга были усыпаны рыбой, и семь дней люди видели над водой дрожащие огни.
Юньлун стал докапываться, что за огни, и убедился, что это была не красивая метафора, а точное определение редкого погодного явления.
- Интересная история, - сказал Юньлун, и девочка радостно ему улыбнулась, прежде чем бабка утащила ее, поругивая, за гребень холма, в деревню, спать.
Через неделю урожай персиков был собран, и Тай-суй велел всем готовиться к отплытию. Однако вопреки всем его приборам, показывавшим хорошую ясную погоду, над Куньлуном накануне разразилась ужасная буря. На третий день шторма, сидя в гроте на перевернутой лодке, Тай-суй сказал столпившимся вокруг ученикам:
- Мы ждем хорошей погоды и попутного ветра. Учитель Кун-цзы приказывает возвращаться и торопит с отплытием, но обратной связи с ним нет, а здесь вы сами видите, что творится. Не приближайтесь к берегу - смоет. Если кому-нибудь нужен носовой платок, могу одолжить. Аянга и Юньлун идут за водой.
В это время грот захлестнуло волной; когда волна схлынула, все выплюнули, отфыркиваясь, по хорошему глотку воды, сняли с себя морских крабов и выпутали из волос водоросли.
- За пресной водой, - поправился Тай-суй и углубился в разглядывание карты.
Юньлун с Аянгой пошли, волоча за две ручки кувшин в половину человеческого роста. В деревне очереди к источнику почти не было, стояла только бабка, набирая воды в бутыль.
- Девчонка болеет, - коротко пожаловалась бабка.
- Что болит? - профессионально спросил Аянга.
- Так не знаю. Не говорит ведь девчонка.
- Жар есть?
- Ой, есть, ой, есть, - сказала бабка.
- А дышит плохо?
- Ой, плохо, ой, плохо дышит, - подтвердила бабка и собиралась величественно удалиться.
- Погодите, бабушка! - догнал ее Аянга. - А высыпание на коже есть?
- Ну, это уж ты сам посмотри, милок, - гостеприимно сказала бабка, жестом приглашая юного медика в дом.
Больше никто в бабкином семействе не болел. Шестеро сыновей, как на подбор, один другого краше, с женами и детьми, делали всякую работу по дому. Аянга поймал поочередно всех здоровых детей и профилактически помазал им носы чесночным маслом, после чего обратился к кровати под пологом, где болела девочка-найденыш.
- Скарлатина обычная, - вынес он вердикт. - Язык уже очищается. Еще три дня, и пойдет на поправку, короче говоря. Давайте ей… знаете что? - и Аянга полез за клочком бумаги, чтобы нацарапать состав лекарства. - Спокойствие, красавица, скоро шторм уляжется, выйдет солнышко, и тебе сразу станет лучше…
- Наоборот, - сказал подошедший Юньлун.
Аянга был, однако, слишком поглощен другим делом, чтобы обратить внимание на слова друга.
…Когда они возвратились в грот, Тай-суй рвал и метал. Его раздражало не только то, что они давным-давно должны были быть в школе, в то время как засели здесь из-за шторма, но еще и то, что все его приборы показывали при этом ясную погоду.
