– «Эффектнее», придурки… – Платон прикрыл глаза.

– Устал ты, езжай домой, выспись, – сказал я, видя, что он едва сидит. – Только приходи после, а то меня не выпускают, как с ребёнком неразумным обращаются. Я уж здоров, а они всё держат, вены все поистыкали капельницами, как нарик теперь.

И будто в подтверждение моих слов появилась сестра, со стойкой капельницы и двумя флаконами на ней.

– Вьюгин, Валерий Палыч, в палату пожалте, – она повелительно качнула головой, с меня у них начиналась смена, я был гордостью всего отделения, потому что реанимацию не отделяли, врачи работали и там, и тут. Спасти пациента после четырёх минут клинической смерти, к тому же своего товарища – это была заслуженная гордость. Сколько раз меня шарахнули дефибриллятором, я, конечно, не знал, но по груди уже полоснули скальпелем, намереваясь вскрыть для прямого массажа, а взял и ожил, от этого или сам по себе… Теперь на груди у меня был шов, очень похожий на Танин…

…Я почувствовала это. Я будто это увидела во сне или как-то ещё, я не знаю, но…

Да, я очнулась ото сна или какой-то дрёмы именно потому, что мне явился в этом полусне Володя, который подошёл очень близко, мне казалось, наклонился надо мной спящей и сказал:

– Таня, Таня, проснись, Валера…

Что «Валера», я не поняла, только вздрогнула и пробудилась, оборачиваясь по сторонам и думая в изумлении, что Володя никогда Валеру по имени не назвал бы…

Но по порядку. Да, я была жива, я не взорвалась и не сгорела той ночью. Это был какой-то неизвестный подросток, беспризорник, похоже, который перелез через забор, чтобы пооткручивать зеркала с дорогих иномарок, стоящих во дворе. Такое случалось уже прежде, Марк упоминал, что соседи, которые знали его с детства, жаловались на бездействие милиции в этом вопросе. Я не обращала внимания на разговоры, но сам взрыв и того юношу я видел своими глазами той ночью. Да он и не юноша был, строго говоря, мальчишка, лет пятнадцать, возможно чуть-чуть старше Вани…

Но я опять забегаю вперёд, всё же надо по порядку…

Я приехала домой на Поварскую в двенадцатом часу ночи и застала Марка, во-первых: не одного, с ним были эти его «архангелы» – Глеб и Борис, а во-вторых: в каком-то странном возбуждённом состоянии.

– Танюша, наконец-то! – сказал он, выглянув в переднюю.

И дал знак обоим выметаться из дома. Мне не нравилось, что они стали при нём почти неотступно, какие-то тени, то ли телохранители, то ли какие-то странные друзья. Но на дружбу их отношения вовсе не были похожи: они оба смотрели на него с каким-то подобострастным восторгом, а Марк вовсе на них не смотрел, будто поверх голов всегда, словно искал лица выше, и не находил на уровне своих глаз, невольное высокомерие и оттого ещё более злостное.

– Я подгоню машину, – сказал Глеб.

– Не спеши. Часа четыре у нас есть.

Он вышли, беспрекословно подчинившись, причём вынесли пару дорожных сумок, а Марк, переодеваясь на ходу в свитер поверх футболки, поманил меня с собой в свой кабинет.

– Ты уезжаешь? – спросила я.

– И ты уезжаешь, – сказал Марк, выглянув в окно во двор, куда уже, думаю, спустились Глеб и Борис. – Выжди пару часов после нас и уходи. Спрячься, забейся в самый дальний медвежий угол Советского союза, ну то есть России, так чтобы никто не смог тебя найти. Не бери с собой документов, только вот эти.

Он выложил на стол паспорт российский и заграничный и ещё какую-то штуку, маленькую не больше спичечного коробка, только уже. Я взяла штуку, она была с крышечкой.

– Что это? Открыть можно?

– Можно. Это флеш-карта.

– Что? – я не поняла нового слова.

– Как дискета, только миниатюрнее. На ней все номера моих счетов, все коды, пароли, всё, чтобы ты могла пользоваться. Пароль для флешки восемь цифр – твой день рождения. Только будь осторожна, бери понемногу, большие суммы привлекают внимание, даже если счёт в офшорах.

Я открыла крышечку, показался металлический стержень, как у USB кабелей, тогда стало яснее, как пользоваться нововведением.

– Зачем мне пользоваться? Глупости…

Марк посмотрел на меня, мрачнея, он спешил, он хотел, чтобы я слушалась, а не спорила, потому что собирался многое сказать ещё.

– Танюша, на нас объявлена охота, не только Вито, но иже с ним, теперь пустились по следу. Понимаешь?

Я не хотела понимать, я не хотела ничего. Хотят убить, пусть убьют, может, с Володей встречусь. И Валера избавится от меня, наконец, тоже замучился…

А потому я села на диван, и просто решила расслабиться, слушая, что Марк говорит. Но он рассердился, взял меня за плечи и поднял, встряхнув.

– Таня, очнись! Опомнись от морока, ради Бога! Я понимаю, что ты сейчас отдалась горю, но подумай, через что ты только ни прошла и ни разу не сдалась, неужели теперь позволишь каким-то уродам, каким-то отморозкам взять у тебя клетки, чтобы растить своих уродливых отмороженных детей, которые будут и твоими? Чтобы отняли твоих детей?! Таня! – он затряс меня так, что мои волосы забились по спине.

Я остановила его, перехватив его руки.

– Да… что ты трясёшь-то меня!.. Трясёт…

– Очнулась? – Марк отпустил меня.

– Ну, очнулась… – недовольно сказала я.

Он посмотрел на меня.

– Нет, не совсем, – вздохну Марк. – Ну, ладно, Танюша, слушай внимательно, дойдёт…

Он снова подошёл к своему письменному столу и открыл там что-то, в ответ на его движение стена у него за спиной открылась, как дверца шкафа, все книжные полки, что были прикреплены на ней, весь монолит отъехал от стены, и стало видно малюсенькое помещение. И тут только я поняла, почему его кабинет мне всегда казался выше, чем все остальные комнаты: он был уже, от него было отрезано около полутора метров в пользу этого тайного помещения.

– Это… Ч-что это?

– После того, как я уйду, спрячься сюда. Отсюда есть выход через другой подъезд. Но не выходи раньше, чем через пару часов. Поняла? – он внимательно смотрел мне в лицо. – Иди сюда.

Я вошла внутрь. Здесь был небольшой диванчик, и странный плоский монитор, на котором было множество «окошек», где отображались все помещения нашей квартиры.

– Батюшки… – в ужасе проговорила я, Марк готовился к такому и, похоже, давно.

– Ты должна видеть, что происходит в квартире и на лестнице, больше того, возле дома, чтобы быть уверенной, что путь свободен, – Марк тут же ответил на незаданный вопрос, всегда понимал без слов. – Я уйду, когда ты спрячешься. А потом беги из Москвы и не объявляйся никому… да очнись, Таня! Это важно!.. Как бы ни хотелось, как бы ни было жалко твоих близких, никому, ни одной душе не говори, где ты. Ни Платону, ни родителям, никому. Поняла? За ними будут следить и если поймут, что они что-то знают, как считаешь, что будет? Или захватят и станут пытать, или убьют, чтобы выманить тебя, как убили маму… Лучше всего было бы, чтобы думали, что ты умерла, но чтобы инсценировать такое, надо время… а его у нас нет… так что, просто беги и прячься. Поняла? Никому! Собери всё, что нужно, пока я не ушёл, и принеси сюда. Давай Танюша, я проверю, чтобы ты ничего не забыла. Я не могу уйти, пока ты не в безопасности.

– Почему мы не можем вместе уйти?

– Потому что я должен отвлечь их на себя. Они станут искать тебя, но потом пойдут за нами.

Я начала «прозревать».

– Погоди-ка… ты хочешь… чтобы я… Ты можешь погибнуть… как Володя… нет-нет…

– Да щас! Стану я погибать! – усмехнулся Марк, но получилось не очень, он был слишком бледен и озабочен тем, чтобы всё сделать, как задумал.

– Я не согласна! – вдруг по-настоящему испугалась я. – Только вместе! Мы вместе сбежим. Помнишь, как собирались когда-то? Господи, Марк, да куда я одна? Я одна не могу, нет-нет! Нет…

– Сейчас надо разделиться. Иначе убьют нас обоих, а тебя ещё и выпотрошат. Я найду тебя, не волнуйся. Куда бы ты ни отправилась, я найду. Но пока мне лучше увести их за собой. В поисках тебя они пойдут за мной, я заведу их подальше, пока ты спрячешься. Внешность измени как-то, Таня, волосы остриги хотя бы, или перекрась, или… словом, не мне тебя учить… иначе тебя каждая собака узнает, далеко не уйдёшь. Давай, вещи какие-то соберём, я помогу тебе. И деньги, слышишь? Денег возьми, доллары… Таня! Да очнись же, наконец!