Леха снова прошелся по комнате, резко разворачиваясь на пятках.

– В общем я зашел и думал уже ложиться, и тут слышу, ты как-то странно тут себя ведешь в спальне. То стонешь, то рычишь не своим голосом. Знаешь, как я тебя нашел? – Леха подошел ближе и снова присел на корточки.

– Лежишь, короче, ты поперек кровати, изогнулся дугой, пульс бешеный, глаза закатились. Я, честно говоря, струхнул. Стащил тебя на пол, посадил у окна, стал водой брызгать. А ты вообще не але. Тогда я тебе пару лещей отвесил. Ну а дальше ты знаешь.

Леха прищурился и несколько секунд внимательно смотрел на Сережу.

– В-общем, старик, я, конечно, подозревал, что ты псих, иначе как бы мы с тобой дружили, но не думал, что ты на таких сложных щщах. Что тут у тебя происходит, рассказывай. Это все твой консультант из Вайме? Или ты на свой семинар дыхательный сходил и домашку делал?

Он присвистнул, поднялся и снова заговорил сам. Видимо ответы его не особенно интересовали.

– Так. По ходу спать сегодня уже не выйдет. Отлично, понимаешь, отдохнул. Ну пойдем тогда что ли на кухню завтракать. Ты встать-то можешь? Жрать хочешь?

Сережа кивнул и улыбнулся.

– А чего ты улыбаешься, а?

– Рад тебя видеть, – сказал Сережа, радуясь звуку собственного голоса и отмечая, что его день давно не начинался с этих слов.

– Еще бы ты не рад. Я же тебе жизнь спас. Пойду чайник поставлю.

Сережа посидел несколько минут на полу, слушая птиц и городские звуки с улицы. Пугающий сон покрывался дымкой, как будто приехала бригада специальных невидимых медиков, которые оперативно зашивали порезы, наклеивали пластыри и делали пугающие воспоминания блеклыми и размытыми.

Минут через 20, когда Сережа прошел в гостиную, Леха сидел с грустным видом.

– Бро, ты совсем одичал без бабы. У тебя жрать вообще нечего. Давай закажем доставку – что тут у тебя рядом есть хорошего?

Сережа качнул головой.

– Я омлет собираюсь делать, – сказал он, доставая сковородку. – Будешь ?

Леха посмотрел на него с удивлением.

– Ну давай, шеф. Мне, пожалуйста, двойную порцию со сливочным лососем, сыром и зеленью. И большой американо.

– С лососем не получится. Могу грибов добавить.

– Каких еще грибов? Хочешь, чтобы мы тут вместе лежали с закатанными глазами? – Леха карикатурно закатил глаза.

– Да не… Шампиньоны обычные, – Сережа показал упаковку.

Когда с омлетом было покончено, Леха шумно выдохнул и откинулся на спинку кресла. – Так, ну вот теперь я готов слушать. Ты рассказывать-то будешь? – спросил он серьезным тоном. – У меня с собой вот габа есть – давай заварим. Он достал из рюкзака пакет и протянул.

Пока Сережа заваривал чай, он рассказал Лехе про встречу с Николаем и свой сон. Леха слушал его неожиданно внимательно и ни разу не перебил.

– Интересно ты живешь, Серый. А ты сам-то чего думаешь об этом? Ты правда хочешь эту главную привычку отклеивать?

Сережа хмуро покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я как про нее подумаю, так у меня все замирает внутри. Я реально думал, что мне крышка.

– Понимаю, – усмехнулся Леха. – А ты когда-нибудь думал, что такое “крышка”? Вот как ты ее ощущал?

Сережа задумался и понял вдруг, что никогда о таком прежде не говорил. Вокруг темы смерти стоял какой-то внутренний заборчик. Как только внимание к нему приближалось, происходил своего рода микро-сброс. Как будто где-то раздавалась короткий звук сирены, и внимание отбрасывалось назад.

Это напоминало заглушку в программном коде, когда при вызове заблокированной или не написанной пока функции пользователю показывается информационное сообщение, после чего он перебрасывается на одну из предыдущих логических веток.

– Ау? – сказал Леха. – Ты чего завис?

– Да вот, странная штука, – ответил Сережа. – Я только что обнаружил, что не могу сосредоточенно подумать о смерти. Это как будто я хожу в доме со множеством дверей и могу в них заходить. Но если я приближаюсь к двери с надписью «смерть», то меня отбрасывает назад. Как будто заглушка в компьютерной игре.

– Ну да. Я же тебе говорил, что все тут игра. И эта дверь в ней пока заблокирована. Ну и нечего туда лезть. Придет время – откроется. А раньше времени откроешь – назад не закроешь. Я таких людей встречал, они, знаешь, сами не рады. Так чего – как ты эту свою “крышку” ощущал, расскажи?

– Как конец всего.

– А тело ты там чувствовал?

– Вроде да… – Сережа задумался. – …но вроде и нет. Скорее нет. Конец, про который я говорю, к телу не относился. То есть он ощущался как смерть, но эта смерть касалась в первую очередь не тела, а меня как Сережи. Моей самоидентификации. Ощущалось, как будто крыша вот-вот уедет далеко и безвозвратно. И от этого становилось очень страшно.

Леха хмыкнул и зачерпнул горсть орешков из хрустальной вазочки.

– А кому страшно-то? – ехидно спросил он.

– Что значит кому? Мне.

– Да? Ну а где он находится? Этот ты, кому страшно? И какой он?

Сережа нахмурился.

– Я не понимаю, куда ты клонишь. Мне было так страшно, что сейчас пока точно не до вопросиков твоих дурацких.

– Ну ладно, – убрал Леха ироничную улыбку. – Давай по-другому – что такое “крыша уехала”? Меня, помню, в институте иногда накрывало на тему того, что возможно в психушке сидят нормальные люди, а реально опасные психи – это мы тут все. Следишь за мыслью? С чего мы взяли, что с ними что-то не то, а с нами все в порядке? Ты никогда не думал об этом?

– Думал. Еще в школе. Когда Достоевского читал. Мне кажется, ответ простой. Все дело в том, что тех, кого мы считаем нормальным – гораздо больше.

– А почему из того, что нас больше следует, что мы нормальные?

– Ты что сказать хочешь?

– Я хочу сказать, – Леха зачерпнул еще орешков, – что метод определения нормы очень размыт, если не рассматривать ярко выраженные буйные случаи. В 70-х один американский психолог провел эксперимент, где он сам и его друзья симулировали симптомы разных психических расстройств. Их всех поместили на лечение, и им пришлось потом долго и сложно выбираться, доказывая, что это была инсценировка. Причем, что интересно, реальные пациенты быстро увидели в них симулянтов, а персонал больницы – нет. И потом, спустя некоторое время, этот психиатр снова повторил похожий эксперимент, и результат был тот же. Но к чему я это, а? Ты помнишь?

– Не знаю, к чему, – тихо сказал Сережа, подливая кипяток в заварочный чайник. – я говорил о том, что сойти с ума – это страшно.

– А, точно. Я хотел сказать, что вот это “сойти с ума” – неоднозначная штука. Подумай сам – у каждого человека в голове звучат разные голоса. Родители, дети, друзья, коллеги, начальство, тренер из школьной секции, персонаж из книжки или фильма и т.д. Пока человек с ними общается внутри своей головы – это считается социально приемлемым, но как только он начинает с ними разговаривать вслух в общественных местах, на него начинают косо посматривать. Ты Карлсона читал в детстве?

– Конечно. А что с ним?

– Ты понял, что Карлсон был только в голове у Малыша? Пацан так скучал, что придумал чувака с пропеллером, и тот стал его лучшим другом. Или можно сказать, что он был Духом из другого измерения, который показывался только Малышу. В каком-то смысле это одно и то же.

– Хм… – усмехнулся Сережа. – Скажешь тоже… Ну что-то в этом есть, да.

– Я просто пытаюсь тебе показать, – продолжил Леха, – что как бы ни пугал отъезд крыши, ты никогда не знаешь, что впереди. Может быть, крыша отъехала для того, чтобы ты наконец увидел в небе звезды и вспомнил о чем-то важном.

Сережа поднялся и достал из шкафа плитку LINDT с апельсином.

– Возможно, но звезд я пока не увидел и не очень хочется. Расскажи лучше – ты испытывал что-нибудь вроде того, что я рассказал? Тебе бывало страшно похожим образом?

– Бывало, – ответил Леха. – Два раза помню особенно ярко. Могу рассказать. Хочешь?

– Давай, – сказал Сережа.

– Смотри. Сам захотел, – сказал Леха угрожающим голосом. Потом немного помолчал и широко улыбнулся. – Да ладно, не дрейфь, это я тебя пугаю просто.