Был поздний вечер, мы сидели с ребятами в большой гостиной у камина, и, как ты можешь догадаться, говорили о саморазвитии. Разговор постепенно стихал, нас клонило в сон, и ребята потихоньку расходились по комнатам. В какой-то момент остались только я и мой приятель Витя, который заснул прямо там на диване и уже похрапывал. Диван был расположен прямо напротив камина, а по бокам от него стояли два глубоких кресла. Они были повернуты так, что из них можно было смотреть на огонь и общаться с теми, кто на диване. Я сидел в одном из кресел и ждал, когда догорят дрова, чтобы тоже идти спать, и тут меня кто-то окликнул сзади по имени. Я сначала испугался и замер на мгновение, поскольку был совершенно уверен, что кроме нас со спящим Витосом в комнате никого нет. А потом повернулся на звук голоса, но все равно никого не увидел. И тогда из темноты ко мне вышел Филин – в неосвещенном углу гостиной был другой диван, и видимо он сидел там. То ли он тихо прошел туда, когда мы были увлечены беседой, то ли он там сидел еще до нас, а мы не заметили, я не знаю. Да это и не особо важно.

Он подошел к камину, слегка поклонился, сел в свободное кресло с другой стороны дивана и повернулся к огню. Теперь я мог его рассмотреть.

На вид ему было около 60. Отблески пламени играли на его лице, делая и без того глубокие морщины еще более резкими. Седые прямые волосы, большие скулы, длинный чуть загнутый нос (может поэтому его называли Филином?), решительный подбородок. Тонкие длинные пальцы сжимали в руках резную трубку из дерева и кости или камня. Кроме нее никаких других атрибутов, которыми наделяют шаманов в книгах, у него не было.

– Я не хотел тебя напугать, – медленно произнес он, блеснув золотой фиксой. – Я слышал ваш разговор и решил познакомиться. Я понял, что тебя зовут Николай. Можешь называть меня Филин, – голос его звучал дружелюбно, но мне было не по себе. Я сдержанно поздоровался.

– Ты много говорил про привычки. Хорошо говорил, – Филин выдержал паузу, а затем посмотрел мне точно в глаза. – Я хочу тебя спросить – нашел ли ты свою главную привычку?

– Главную привычку? Что это?

– Вот именно – что это? – вкрадчиво переспросил Филин. – Какая у тебя главная привычка, Николай?

Я не понимал, куда он клонит, хотел спать и начинал заводиться от его тона.

– Я не знаю, – ответил я чуть с нажимом. – Уже поздно и я собирался идти спать. Может, без загадок обойдемся?

– Спать? – Филин посмотрел на меня насмешливо. – А как же ты, Николай, пойдешь спать, если ты еще ни разу не просыпался? Еще крепче хочешь заснуть?

Видимо, у меня был растерянный вид, потому что он улыбнулся.

– Видишь, как оно тут все непонятно, да? А ты говоришь "без загадок", – усмехнулся он.

Со мной давно так никто не говорил. В нашей группе я был одним из вожаков, а он общался со мной как с мальчишкой, и это меня бесило. Мне хотелось ударить его, но что-то меня останавливало. Я объяснял себе, что дело в его возрасте и том, что он друг хозяев, у которых я в гостях.

– Чего вы хотите? – спросил я наконец, с трудом сдерживаясь.

– Это не я, – покачал головой Филин. – Это ты хочешь. Хочешь стать, как ты недавно выразился, лучшей версией себя и для этого ищешь свои привычки. А я просто спрашиваю – знакома ли тебе твоя главная привычка?

– Нет. Не знакома. А вам какое дело, собственно? Можете познакомить? – Я быковато выкатил глаза и посмотрел на него уже с явным наездом.

Он, однако, совершенно спокойно выдержал мой взгляд и молча кивнул.

– Могу. Но пока рано.

– Давайте, знакомьте, – процедил я.

– Это многое изменит, – он сказал это добро и даже с какой-то отеческой заботой, которую я тогда воспринял как слабость и желание соскочить.

– Давайте отвечать за свой базар, – прошипел я.

– Горячий, – улыбнулся он. – Очень горячий.

Затем он чуть наклонил голову набок и вперед, как-то странно глянул на меня исподлобья и замысловато цокнул языком. Я хотел было улыбнуться и понял, что не могу. Меня натурально вморозило в кресло, так что я не мог пошевелиться, хотя все видел и понимал. Слышал, как трещат поленья, храпит товарищ на диване и стучит мое сердце.

Филин подошел ко мне и присел на корточки, так что наши лица оказались на одном уровне.

– Я знаю, что ты сильный и смелый, Николай. Это хорошо. Но сейчас это будет мешать, понимаешь? Поэтому я тебя ненадолго выключил. Моргни, если слышишь и понимаешь.

Я моргнул и он продолжил.

– Все люди хотят жить лучше, пока не возникает вопрос, будут ли они жить вообще. И вот тогда некоторые из них, далеко не все, узнают, что Жизнь можно не оценивать, а просто ценить…

Николай вдруг остановился и помотал головой.

– Ты чего? Что случилось? Что дальше было? – спросил Сережа.

– Да странное чувство какое-то… – Николай явно был озадачен. – Я давно перестал эту историю рассказывать. Понял, что ни к чему это. А тут вот начал и сейчас снова чувствую – не нужно. Все, что я сказал, – это между нами, ладно?

– Конечно, – кивнул Сережа. – Но ты хотя бы скажи – он тебе привычку твою главную показал?

– Да, показал. И я понял, что вообще не готов не то чтобы менять ее или не дай бог убирать, а даже приближаться к ней. Поэтому вся эта балалайка с привычками отправилась на полку, а я на несколько лет плотно ушел в бизнес за деньгами.

– Что же там такое страшное обнаружилось?

– А ты подумай сам, – Николай слегка наклонился к нему через столик, – какая у тебя главная привычка?

– Не знаю, – замялся Сережа. – Сомневаться?

– Еще.

– Развиваться?

– Еще.

– Да не знаю… Дышать?

– Это уже ближе. Еще.

– Э-э-э… ну не хочу гадать. Можешь просто сказать?

Николай наклонился еще ближе к нему и медленно вкрадчиво произнес: “Твоя главная привычка – быть Сережей.” Возникла пауза, однако ее театральная драматичность не была согрета светом прозрения. Сережа почувствовал себя как в детстве, когда после финальной фразы непонятного анекдота было несмешно и неловко. Несмешно, потому что непонятно, а неловко, потому что стыдно признаться, что непонятно.

– Пока сам не встретишь – не поймешь, – кивнул Николай и улыбнулся. Это нормально. Я не смогу тебе это показать так, как Филин показал мне, но зато я тебя познакомлю с Игорем. Благодаря ему у меня началась вторая глава в саморазвитии.

Как ты верно подметил в начале разговора, личностный и духовный рост образуют “целый мир”, и этот мир многоуровневый. Чего только люди не делают. Одни неистово дышат, другие наоборот задерживают дыхание и ныряют на глубину многоэтажки, третьи стоят на гвоздях часами и орут, четвертые запираются в темные пещеры и там сидят, пятые закапываются под землю с трубкой, шестые ходят голышом, седьмые устраивают оргии, где совокупляются особым порядком, восьмые сидят на специальных диетах, надеясь в итоге питаться только солнечным светом, девятые пьют шаманские отвары из кактусов и лоз, десятые… ну ты понял, я могу долго продолжать.

– А зачем они все это делают, – спросил Сережа, – привычку ищут главную?

– Да, именно. Называть это, конечно, можно по-разному, но суть именно такая.

– И что – находят?

– Находят. Немногие. А ты вот зачем на холотроп собрался? Что тебя привлекло? Где тебе жизнь жмет?

– Нууу… – Сережа задумался. – Да просто… Скучновато как-то стало, старое не особо радует, нового пока нет, встретил интересного человека на работе, он рассказал про медитацию, я стал делать, появились новые мысли, и дальше как-то одно за другое стало цепляться. С тобой вот познакомился.

– Все верно, – улыбнулся Николай, откидываясь на спинку своего стула. Вот так и у других. Появляется неудовлетворенность, рождаются вопросы, начинается поиск ответов и во время этого поиска обнаруживаются привычки. Я уже говорил сегодня – жизнь определяется призмой, через которую на нее смотрят. Этих призм много и они такие привычные, что мы о них не помним. Поэтому чтобы вспомнить о них, отложить одни и достать другие, мы с тобой идем на холотроп, – Николай засмеялся, встал из-за стола и протянул руку. – Все, мне пора.