«Они что, каждый твой шаг контролируют? Тебя ни на переменах, ни после уроков одну не оставляют!»

Для Марины такой тотальный контроль был какой-то дикостью. Она достаточно хорошо имела представление о такой форме абьюза – в кризисный центр для жертв домашнего насилия и ЛГБТ-ассоциацию, где она была волонтёром, постоянно приходили психологи читать лекции про такие ситуации. Но так открыто и вживую она с этим столкнулась впервые. И с полным нежеланием жертвы как-то этому противостоять.

«Это называется абьюз. Тебе не оставляют личного пространства. Ты не отвечаешь мне на сообщения после уроков – тебе запрещают пользоваться телефоном? Это опасно! Ты не представляешь, чем это может закончиться! У нас есть кризисный центр для женщин, пострадавших от домашнего насилия, если ты только захочешь, тебе помогут! Не позволяй им так обращаться с собой – ты свободный человек! У тебя есть права!»

«Это не то, что ты думаешь», – впервые за последнюю неделю на лице Лены проскользнула тень улыбки, когда она писала ей ответ.

«Сейчас я действительно нахожусь под постоянным наблюдением и у меня нет свободного времени после учёбы. Это наказание, справедливое и заслуженное. Никто мои права не нарушает. Сегодня срок наказания должен закончиться, и завтра мы сможем встретиться после занятий».

*

- Ты меня напугала, – когда они всё-таки выбрались погулять на выходных в университетский парк, Лена уже не напоминала загробную тень, и у Марины немного отлегло от сердца. – Я чего только ни надумала, – невесело усмехнулась она, бросив короткий взгляд на немного посветлевшую подругу.

- Всё в порядке, – мягко улыбнулась Лена, и Марина поспешно отвела взгляд, тяжело сглотнув комок в горле. На её такие редкие улыбки она реагировала слишком сильно. Не так, как нужно реагировать на подруг. – Моя семья немного своеобразная, – Лена тяжело вздохнула, замедляясь возле ближайшей лавочки. – Но они любят меня. И я люблю их. Они не хотят мне зла.

Марина присела на лавочку рядом с Леной, заставив себя спокойно сложить руки на коленях. Как бы ни хотелось прикоснуться к ней.

- Может показаться, что я лезу не в своё дело, – осторожно начала Марина, бросив быстрый взгляд на Лену. – Я понимаю, что мы близко не общаемся, и ты не должна мне ничего о себе рассказывать. О своей семье, о своих проблемах. Но я знаю, что такое психологическое насилие и к чему оно может привести. Если ты не доверяешь мне, ты можешь обратиться к профессионалам. Если хочешь – анонимно. Просто…

- Это не то, что ты думаешь, – Лена глубоко вздохнула и придвинулась ближе, накрыв её руку своей, от чего Марина почти подпрыгнула, и ошарашенно вскинула голову. – Я совершила ошибку… накосячила, сильно, мы все накосячили. И нас всех наказали, неделей без прогулок, общения и телефонов, это нормальное и справедливое наказание. Я не смогу рассказать тебе всё, – она чуть поморщилась, отведя взгляд, – это не потому, что я тебе не доверяю. Просто мы немного не обычная семья. Но я бы хотела с тобой общаться. У меня не было друзей в Москве…

Марина тяжело сглотнула, опустив взгляд на свою руку. На которой так и лежала рука Лены. Согревая. Не такого она ждала от первого разговора с ней наедине. То есть, даже в самых смелых мечтах вот так сразу это не происходило.

- Лен, – Марина облизала пересохшие губы и медленно подняла взгляд на Лену. – Ты… ты знаешь, я…

Все мысли, вопросы и сомнения вылетели у Марины из головы, когда Лена накрыла её губы в поцелуе, обрывая невнятные попытки сформулировать свои признания в симпатии. Марина никогда раньше не целовалась, и сейчас просто тонула в эмоциях – в этом сладостном напоре, которому так хотелось сдаться, в этом запахе, в головокружительных ощущениях.

Но она заставила себя отстраниться.

- Лен, – она тяжело сглотнула, с трудом поднимая на неё взгляд. – Ты правда…? Это не спор какой-нибудь? – Ей показалось, что в глазах Лены промелькнул какой-то огонёк, но её зрение было слишком затуманено глупыми слезами, и ещё не такое могло привидеться.

- Ты правда думаешь, что я бы стала так… на спор?...

- Прости-прости-прости! – Марина вцепилась её в плечи, когда она медленно стала отстраняться, – Господи, прости меня, пожалуйста! – Она изо всех сил прижалась к ней, уткнувшись в плечо, и закусила дрожащую губу, чтобы не разреветься в голос. – Я боялась даже надеяться. Я глупая трусиха.

Лена тяжело выдохнула, обняв её в ответ, и легко поцеловала в макушку.

- Я тоже раньше много чего боялась, – прошептала Лена ей в ухо. – А теперь не хочу больше бояться. Хочу попробовать быть счастливой. Давай попробуем вместе?

*

Ира Терентьева почти не помнила последней недели – все события потонули в каком-то болезненном тумане. Она понимала, что ей поставили мамин диагноз и жить ей осталось не долго. Только хотелось провести последние дни во вменяемом состоянии, а не овощем под морфием, но кто бы ее спрашивал.

На краю восприятия мелькали какие-то образы – какие-то люди, женщины в белых халатах, отец, иногда даже мама приходила к ней в каком-то полупрозрачном тумане. Она хотела, чтобы это уже прекратилось, неважно как. Внезапно, яркое пятно боли в руке немного развеяло тусклый окружающий туман, и ей показалось, что она заметила какую-то большую кошку рядом с отцом и ещё каким-то мужчиной, но вскоре её сознание милосердно отключилось.

А очнулась она уже совершенно с другими ощущениями: с кристальной ясностью сознания, без следа мутной пелены, к которой уже успела привыкнуть, с переполняющими восприятие запахами и звуками – казалось, она может слышать происходящее во всех квартирах, – и с оглушительным, болезненным чувством голода.

Она даже не поняла, как соскользнула с кровати и прошла на кухню – двигалась на каких-то инстинктах, еле успевая сглатывать слюну от таких аппетитных запахов – отец и ещё какой-то мужчина как раз выкладывали на большое блюдо запеченное мясо. Она как будто отключилась от реальности, набросившись на еду, не поняла, что там ей говорил отец – не могла сосредоточиться ни на чем, пока не утолит этот страшный голод.

Мясо кончилось подозрительно быстро, и перед ней тут же поставили ещё одну такую же порцию, под удивлённым взглядом отца. От которого веяло какой-то настороженностью и шоком.

- Здрасьте, – пробурчала Ира перед тем, как приступить ко второму блюду, наполненному жирными жареными кусками мяса. На которое она раньше не смотрела, предпочитая легкие салатики и иногда – куриную грудку.

- Привет, – дружелюбно поздоровался симпатичный парень, чуть выше отца ростом, с обаятельной улыбкой и тёплыми тёмными глазами. От которого отчётливо пахло мехом, лесом и чем-то неуловимо знакомым. И стоило ей только столкнуться с ним прямым взглядом, как она почувствовала волну невидимой энергии, которая взметнулась перед ней, навстречу такой же волне от него. Какое-то мгновение они держали зрительный контакт и это взаимное напряжение неслышно потрескивало как электричество – и он неуловимым движением ресниц отозвал свою энергию к себе. Ира попробовала сделать то же самое. – Меня зовут Слава. Мы с твоим отцом вместе работаем

Ира кивнула, доканчивая вторую тарелку мяса и размышляя, что бы еще поесть – голод, казалось, был утолён только наполовину.

- Ещё хочешь? – Слава верно истолковал её задумчивый взгляд в сторону холодильника и с доброй усмешкой поставил перед ней большую коробку с пиццей.

- Я же говорил, надо было килограмм пятнадцать брать, а не десять, – усмехнулся Слава, бросив на ошарашенного Терентьева короткий взгляд.

- Ира, – отец прочистил горло, аккуратно присаживаясь на стул рядом с ней, – как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, – в перерыве между кусочками пиццы пробормотала она, – только кушать очень хочу, – она проглотила последний кусочек и сыто откинулась на стуле, потягивая чай из большой кружки. – Немного наелась, – удовлетворенно сказала она, обводя вопросительным взглядом отца и Славу.