====== 1. Если бы сегодняшний день был для тебя последним... ======

Against the grain should be a way of life,

What’s worth the prize is always worth the fight.

Every second counts ‘cause there’s no second try,

So live like you’ll never live it twice.

Don’t take the free ride in your own life…

Nickelback – If today was your last day

Генерал Филиппов был военным старой закалки: честно выслуженное звание, несколько боевых наград. Он очень гордился единственным сыном, когда тот пошёл по его стопам, и уехал служить по контракту, оставив дома беременную жену.

И враз поседел, когда получил извещение о его гибели во время боевой операции в Чечне.

Единственная надежда и смысл жизни – внук, мать которого быстро заново вышла замуж и уехала за границу, с удовольствием оставив ребенка родственникам погибшего мужа.

Валера рос добрым, мягким ребенком, и, к счастью деда с бабкой, после окончания школы не выразил желания продолжить семейную традицию на военном поприще. Генерал армии и замминистра обороны мог позволить себе обеспечить любой каприз любимого внука. И с радостью поддержал его желание обучаться дизайну интерьеров в Лондонском Университете искусств – мальчик заслужил право заниматься тем, что ему нравится: за все двадцать лет он ни разу не доставил дедушке с бабушкой серьезных волнений, не пил, не курил, даже в клубы не ходил, кроме тех случаев, когда его приглашали друзья на дни рождения… Ну просто идеальный внук!

Единственный раз, когда деду с бабкой пришлось действительно переволноваться из-за него, это когда он вернулся с производственной практики на третьем курсе.

С таким престижным образованием и с такими высокими достижениями в учёбе он мог выбрать любой город в мире: Нью-Йорк, Париж, Лондон тот же… Но он выбрал Санкт-Петербург. Говорил, что у этого города своя неповторимая атмосфера, душа…

Для прохождения практики он выбрал крупную сеть спортивных центров “Х-Fitness”, где и познакомился с её генеральным директором Денисом Шурским.

Когда он через месяц вернулся домой, то буквально светился от счастья. Дед с бабкой обрадовались, думали, невесту себе нашел.

И отпаивались валокордином – бабка, коньяком – дед, после того, как единственный внук сообщил им, что влюбился в мужчину.

- Федя, вот скажи, ты как относишься к голубым?

Старый боевой товарищ, начальник питерского управления ФСБ, удивлённо посмотрел на друга.

- Нормально отношусь. А ты к чему это?

Он никогда не думал, что станет об этом с кем-то говорить. Сначала он вообще воспринимал это как грязь, как что-то постыдное. Только глядя на светящиеся искренним счастьем глаза внука, он смог со временем пересилить себя. “Как может быть грязной нежность?” – Фраза из какого-то тематического рассказа, который Валера прочитал в интернете, постоянно крутилась в голове, и внятных аргументов, чтобы её опровергнуть, у генерала не находилось. “Ненормально” – разбивалось о простое “А что такое норма? Кто будет определять, что нормально, а что нет? А тех, кто не подходит под какую-то норму – расстреливать? Инвалидов – со скал скидывать? Рыжих – на кострах сжигать?”

Да и примеры из истории Древней Греции, Японии, заставили о многом задуматься.

С горем пополам, ему удалось смириться с этим. Говорили, что в психбольнице это лечится, но глядя на внука, генерал окончательно убедился, что лечить тут нечего. Как можно “лечить” радость, искреннее счастье, и, главное – доверие. Доверие единственного внука он предавать не собирался.

Очередным ударом для Геннадия стал страшный диагноз: рак мозга в двадцать два года. Без шансов. После гибели сына они с женой перенесли всю любовь, всю надежду на внука, и не были готовы потерять последнего родного человека. Как он успокаивал жену, генерал не хотел даже вспоминать.

-… И теперь он собирается к нему ехать, тратить последние дни своей жизни на этого пидораса! – Геннадий до сих пор не мог отойти от того, что внук попросился поехать на свою последнюю неделю в Санкт-Петербург, к этому… у которого, как он искренне полагал, уже десятки таких «пассий» сменилось.

Фёдор выслушал его спокойно, не показывая неприятия или брезгливости.

- Знаешь, ты зря его так быстро хоронишь. У нас в Питере есть такие медицинские центры, что вам тут в Москве и не снились… Там действительно чудеса творят, я тебе точно говорю!

Генерал только скривился в ответ.

- Федь, врач сказал, у него максимум неделя! И вряд ли он от своего Шурского оторвётся для того, чтобы сходить в больницу… – он осёкся, когда друг вытаращил на него глаза и подавился затяжкой.

- Федь?...

- Гена… – он с трудом отдышался, – ты сказал “Шурский”? Денис Шурский?

Генерал досадливо дёрнулся.

- И ты туда же. Да что такого в этом вашем Шурском? Что, такой блатной? – он вложил все презрение, всю свою ненависть в эти слова, и был ошарашен, когда его друг только облегчённо рассмеялся в ответ.

- Гена… Гена, пойдём, присядем, – он отвел друга на ближайшую лавочку, и уселся рядом, с блаженной улыбкой на лице, – Ты сам не представляешь, как твоему внуку повезло… Можешь быть уверен – твой Валера обязательно выздоровеет!

Геннадий не мог припомнить за всю жизнь, когда ещё его друг говорил с таким радостным воодушевлением и непоколебимой уверенностью… Разве что о той женщине...

- Федя, я постараюсь тебе поверить, честно. Я тебя только об одном спрошу, ответь мне, если сможешь, – он слегка прищурился, пристально глядя на друга, – Шурский как-то связан с твоей Елизаветой?

Фёдор глубоко вздохнул, прикрыв глаза.

- Гена, я не могу тебе рассказать всего… пока, по крайней мере. И не знаю, смогу ли когда-нибудь… Это не от меня зависит. Ты очень правильно понял, что они связаны, да. Но большего я тебе сказать не могу, извини.

*

Фёдору Артамонову генерал Филиппов привык верить полностью и безоговорочно. И никогда ещё тот не давал ему повода об этом пожалеть. Но, всё же, на этот раз также безоговорочно поверить не получалось.

Вполне возможно, что виновато в этом изначально предвзятое отношение Геннадия к молодой пассии Фёдора Елизавете Мицкевич. Он ничего не имел против права своего друга выбирать себе женщин самостоятельно, но стойкую неприязнь Геннадия эта рыжая ведьма заработала даже не с первого взгляда, а с первого упоминания.

“Елизавета” – всегда только “Елизавета” и “Елизавета Петровна” – вот же царица выискалась! Да соплячка молодая, прости Господи, чем ты заработала, чтобы тебя боевой генерал, на двадцать лет тебя старше, по имени-отчеству величал?!

Ну а с первого взгляда эта неприязнь перешла почти в отвращение: худенькая, маленькая рыжая девчонка, глазищи большие, хитрые! Улыбнётся – не всякий волк ещё так оскалится! Да откуда ты взялась такая вертихвостка деловая, что перед тобой генерал госбезопасности стоит – глаз поднять не смеет?!

Как-то зашел у них разговор с Фёдором, что, дескать, если у них всё так серьёзно, то когда свадьба… Тот только улыбнулся как-то грустно, да так ловко тему перевёл, что Геннадий только на следующий день об этом вспомнил – профессионал всё-таки, как-никак…

Так что весь день Геннадий пребывал в смешанных чувствах – с одной стороны, Фёдору верить хотелось. Даже слишком. Уж очень тот уверенно говорил о непременном выздоровлении Валеры. Но с другой стороны, эта непоколебимая уверенность выглядела какой-то иррациональной, необоснованной… Уж если врачи так ясно сказали…

- Гена, ну как там Валера? – Валя. Милая, ну как же ты чувствуешь-то, когда подойти, чтобы соврать язык не поворачивался…

- Говорит, хорошо. – Да уж, только идиот бы в такое поверил. – Я Фёдора встретил в генштабе. Артамонова, помнишь? Он заехал на минуту, по своим делам, да со мной столкнулся. Он говорит, что этого… Шурского, – ненавистную фамилию он практически выплюнул, – знает хорошо. Что у них там, в Петербурге, есть какой-то способ Валеру вылечить…

Меньше всего он хотел давать жене ложную надежду, но и видеть, как она медленно угасает, был не в силах. Пусть лучше так. Хотя и понимал, что если такие надежды не оправдаются, потом будет хуже.