Огнелис привычно расположился на пуфике у туалетного столика. Правда, раньше он мог там свернуться пушистым клубочком, а сейчас просто ложился пузом, свешивая достающие до пола лапы и хвост.

Я села перед зеркалом и посмотрела на свое отражение. Слегка невыспавшаяся и помятая девчонка с чуть расширенными зрачками золотых глаз едва ли походила на последнюю из рода Огненных королей. У меня не было ни стати, ни ораторского искусства, ни хороших манер.

– Не гожусь я в принцессы, – поделилась, привычно почесав Рыжика меж ушей.

«Они так не думают», – отозвался зверь, прикрывая глаза от удовольствия.

– Кто? – удивилась я, повернувшись к огнелису.

«Люди. За стенами. – Рыжик открыл глаза. – Они. Так. Не. Думают».

– Что ты чувствуешь? – нахмурилась в ответ.

«Воодушевление. Предвкушение. Жажду действия. Надежду».

– Это плохо, – покачала головой. – Это может плохо кончиться.

«Ты не допустишь», – щелкнул зубами огнелис, снова прикрывая глаза под моей ладонью.

– Откуда такая уверенность? – я вскинула бровь.

«Чувствую», – короткий ответ пушистого эмпата.

Я с сомнением потрепала зверя по шерсти и отправилась завтракать.

Завтрак в нашей семье был трапезой, на которой должны были в обязательном порядке присутствовать все домочадцы. Раньше это было единственное время, когда отец не работал и мог побыть со мной. С годами образ жизни изменился, а вот традиция осталась и распространялась на всех проживающих. И даже если мы с парнями всю ночь куролесили, едва ли бы это походило на достойное оправдание неявки. Поэтому частенько мы не ложились вовсе, чтобы позавтракать с отцом или гостившими у нас Аалтоненами.

В отличие от традиций ледяных домов, у нас не надо было наряжаться, как на бал, чтобы повидаться с родственниками в собственном доме. А потому я натянула домашние узкие брюки, свободную рубашку, мягкие кожаные туфли на низком каблуке и стянула волосы в высокий хвост.

Спустилась, естественно, последней. Парни сидели со скучающим и сонным видом и рассматривали пространство перед собой, ожидая, когда же можно будет припасть к чашке кофе. Отец листал газету. Ну как листал – она висела перед ним в воздухе и самостоятельно время от времени шуршала страницами.

По ледяному этикету при моем появлении мужчинам положено было приветственно встать, и вышколенный Ааррон подскочил на ноги. Кеннет же ограничился приветственным поднятием кулака, а отец щелчком пальцев сложил газету вчетверо и посмотрел на меня странным взглядом, распознать который не удалось.

– Щедрого пламени этому дню, – поприветствовал всех папа, когда я с грохотом опустилась на стул справа от него. – И приятного аппетита.

Мы вяло поблагодарили в ответ и накинулись на еду.

У ледяных принято держать в домах прислугу в большом количестве. Чем более знатный и пафосный род, тем больше народа должно бегать у него на побегушках.

В диаспоре Огня все жители признавались равными между собой, поэтому как таковой личной прислуги ни у кого не было. Хотя, полагаю, многие могли себе позволить нанять даже ледяных из малообеспеченных слоев.

Однако вопрос ведения домашнего хозяйства в некоторых домах, типа нашего, стоял остро: у нас просто не было женщины, способной взять на себя эту почетную и, говорят, приятную обязанность. Я была бесконечно далека от подобного рода деятельности, да и появлялась с каждым годом под родной крышей все реже и реже. Отец также большую часть времени проводил в разъездах. И несмотря на то, что папа был одним из самых завидных женихов мира Льда, я не помню ни намека на присутствие женщины в его жизни.

Так вот мы и дома в схожей с нами ситуации нанимали «хозяюшек» для ведения дел. Правильнее было бы называть их управляющими, но они не управляли, а, скорее, маршрутизировали процессы. Стиркой занималась прачечная «Элоизы», еду чаще всего заказывали у Лиори, для уборки приходили шустрые дочки семьи Велле. Сфера бытовых услуг внутри диаспоры была крайне широка и, если честно, приносила весьма неплохую прибыль – я однажды заглянула в налоговые декларации на столе у отца.

Поэтому постельное белье неизменно менялось раз в три дня, полы сверкали, а утром нас всегда ждал потрясающий завтрак, хотя никто из присутствующих не знал, где в этом доме тряпка или сковородка.

Кеннет обычно вливал в себя чашку кофе со сливками и лишь после этого начинал есть. Ааррон сначала накладывал еду, потом долго цедил черный кофе и лишь после этого ел. Я же наоборот – сначала ела, и лишь потом потягивала кофе со сливками.

Отец выглядел крайне сонным. Настолько, что после завтрака в его кабинет отправились он, я, кофейник, молочник, сахарница и две чашки. Мы пешком, а посуда – по воздуху.

Папа опустился в кресло, зевнул от души и с хрустом размял шею.

– Итак… – вздохнул он, наблюдая, как кофе наливается в наши чашки. – Одно простое задание ты уже запорола, давай запарывать следующее.

– Эй! Я, вообще-то, не планировала, что будет такой взрыв! – возмутилась я.

– И очень плохо, – возразил отец, который, не вставая с места, выжигал пальцем на дальней стене замысловатый узор. – Тебе уже надо начать чувствовать пределы собственной силы.

Тонкие линии оконтурили папино творчество, и сейф с негромким щелчком открылся.

– А теперь – чистописание! – довольно ухмыльнулся он, приманивая пачку черных конвертов.

– Ты их не читал? – удивилась я, рассматривая запечатанные письма.

– Естественно. Во-первых, это твоя личная переписка. А во-вторых, на них демонова куча королевских защитных чар.

– И как же мне их открыть?

– С помощью магической печати, конечно же.

Я скривилась. Первое, чему учат детей, ставить подписи магией, то есть личные магические печати. Их нельзя подделать, подписанные таким образом документы нельзя расторгнуть. Раньше использовали магию крови, но когда был сформулирован Второй закон мироздания, кровь стала менее популярна.

Первый закон гласил: магия универсальна. Это позволяло нам учиться в университете льда, ведь магические законы сохранялись вне зависимости от нашей природы.

Второй закон гласил: магия индивидуальна. Это значило, что у каждого человека своя, не поддающаяся подделке сила. И если внешность можно скопировать, личность можно сыграть, то магию повторить было невозможно.

Так вот все нормальные дети, учась писать, учились ставить печати. И только я бодро заявила отцу, что мне проще намазюкать кровью, чем вычерчивать загогулины по бумаге. Которая неизменно воспламенялась от моих попыток на ней расписаться.

Я посмотрела пять конвертов, разложенных на столе. Одинаково черные с золотым сдержанным декором. Абсолютно разные по форме, толщине, качеству бумаги.

– Здесь точно все? – спросила я, оборачиваясь на давно закрывшийся сейф.

– Точно. А что? – чуть улыбнулся отец.

– Их пять.

– Ровно столько, сколько принес ис-Лотиан, – подтвердил папа.

– Но правящих домов шесть, наш седьмой, – растерялась я.

– Все верно. И скоро мы узнаем, кто демонстративно тебя игнорирует.

– Это плохо? – решила уточнить на всякий случай.

– Зависит от того, кого не хватает, – пожал плечами отец. – Вскрывай уже, я сам извожусь от любопытства.

В отличие от отца, мне почему-то любопытно не было. Но не вскрывать их глупо. И я взяла первый, самый маленький конверт. Мне казалось, что чем меньше послание, тем меньше вопросов оно вызовет.

Конверты с магическими печатями бесшовны. То есть буквально, их не складывали и не склеивали, а просто вот так вот создали. Подобные письма я получала от отца, поэтому знала, как обращаться. Достаточно поставить магическую роспись на любой стороне, и бумага сама разложится, обнажив содержимое.

Первый самый маленький конверт принадлежал правителю мира Воздуха, внутри лежала визитка с именем и коротким росчерком «Добро пожаловать».

Я вопросительно посмотрела на папу.

– Он еще не определился, как к тебе относится. В мире Воздуха правитель по крови даже не живет в столичном полисе, и считается, что он не имеет ни особой власти, ни какого-либо влияния. Но я не уверен, насколько это правда, ведь их правитель обладает правом «вето» и «сино» для общих законов полисов и внешней политики. Однако, как видишь, он предпочитает иметь нейтральные связи со всеми. По крайней мере сейчас, – пояснил отец.