Очередной летний отпуск был уже не за горами. Расписание с зачёркнутыми днями было уже преобладающе тёмным. Но для попадания в него Бабковым была поставлена новая задача. Может, сработало частое попадание в поле его зрения наличия спортгородка сразу под окнами казармы, а может, и информация от преподавателей физподготовки об общем состоянии курса. Собрав в очередной раз всех сержантов, Саныч объявил: сержант едет в отпуск, только если всё его подразделение сдаёт нормативы по физподготовке, а конкретно: восемь подъёмов переворотом и коня. Далеко не все в отделении Андрюхи жаждали провести свободное время на спортгородке и могли похвастаться физическими данными. Да как и он сам. Но сейчас, стоя перед глядящими на него из строя курсантами своего отделения, Андрюха понимал, что он попал. Сделать за оставшийся месяц из Олега Левика и Серёги Фёдорова Шварценеггера и Сталлоне – задача была из области чудес. Спасибо Санычу. Он своевременно вышел перед курсом и объявил, что абсолютно все едут в отпуск через восемь подъёмов переворотом и коня. Вопрос в глазах отделения сменился пониманием, и рты приоткрылись. Но делать было нечего.
Поначалу на всех напал скептицизм, но Андрюхе удалось его выбить с ежедневной поддержкой Бабкова, который подтверждал, что вариантов не будет. Андрюха загонял отделение на спортгородок три раза в день перед приёмом пищи. Каждый, сдыхая, но с помощью также выбивавшихся из сил товарищей по три подхода и по десять раз перекидывал свой зад с приделанными ногами в сапогах через перекладину. И через пару недель чудо начало происходить. Криво, коряво, страшно, но абсолютно все, включая самых бесперспективных, были способны хоть раз, но уже самостоятельно перекинуть зад с сапогами через перекладину. Остальные 29 раз перекидывали уже с небольшой, но помощью товарищей. В глазах появился энтузиазм.
Задача уже не казалась такой непосильной. Гнать пинками на спортгородок три раза в день никого уже не приходилось. Качали и сами пресс, спину и руки всеми возможными другими способами. И дело пошло. С большим чувством удовлетворения Андрюха наблюдал, как самые безнадёжные из его отделения крутили подъёмы переворотом с запасом и уже не так коряво.
Серёга Фёдоров никак не мог найти общий язык с конём. Когда у него всё-таки получалось преодолеть страх и оторваться от пружинящей доски, этот страх возвращался в полёте. Атака коня в пике всегда выглядела ужасающе. Но, к счастью, травм не было, а только многочисленные синяки. В этот день стыковать Серёгу с конём никаких шансов больше не было. Но на следующий день жажда скорого отпуска побеждала страх. Живой конь уже, наверно, давно пал бы смертью храбрых, но искусственному было до фонаря. Порой казалось, что он умышленно подпрыгивает навстречу Серёге и издевается над ним. И вот чудо произошло. Серёга в первый раз перелетел через коня и был встречен бурными овациями. Потом это ему удалось и во второй, и в третий раз, и дело было сделано, а зачёт сдан.
Отпуск традиционно начался с разгулов на свадьбах. Но особо в Краснодаре Андрюха не задерживался. Его «увлечение» умотало в бухту Инал на отдых. По Андрюхиным и Вовиным планам они должны были через пару дней после приезда Андрюхи в Брянск собраться и рвануть обратно на юг. Вова с будущей женой должен ехать до Адлера и разместиться там на отдых. Андрюха планировал десантироваться из поезда ближе к перевалу и осуществить марш-бросок с заходом в бухту Инал. Договорились, что по истечении трёх дней и в течение остальных дней Вова ровно в 7 будет приходить в Адлере к главпочтамту на случай, если Андрюха доберётся до Адлера. Так и поступили.
Поезд на полминуты в три ночи остановился в Горячем Ключе, Андрюха десантировался с кассетником и небольшим пакетом с мыльно-рыльными принадлежностями и пошёл по трассе в сторону перевала. Ближе к шести утра его подобрал проезжающий МАЗ и подкинул через перевал. Дальше пешком до Инала. И Андрюха наконец в первый раз в жизни увидел море. Впечатления были непередаваемыми. И этому поспособствовала сама бухта. Может, своё слово сказал факт, что это было первое посещение моря, может, ещё что, но бухта вспоминалась круто.
Даже после появившейся в его жизни массы других экзотических и красивейших мест, включая острова Тихого океана, которые станут для него вторым по посещаемости местом и местом работы на долгие годы. То, что там произошло, Андрюха не любил вспоминать. Назревающие конфликты с «шифрами» (так называли ракетчики курсантов второго военного училища, находившегося в Краснодаре), шикарные южные дискотеки, встречи с однокурсниками и подготовки к возможным стычкам с «шифрами», неприятное завершение отношений со своим «увлечением», перебор спирта в компании тех же «шифров» (реально курсанты всегда ладили, просто была конкуренция), отходняк от спирта и умирание в автобусе на серпантинах Кавказа по пути в Адлер. Таким полуживым Вова его и обнаружил у главпочтамта в один из вечеров.
Квартиру ему нашли быстро. Вернее, не квартиру, а топчан в саду под урюками, с которых по ночам на голову падали перезревшие плоды. Но в целом это было очень круто, и никаких претензий от Андрюхи хозяева ни разу не услышали. Море и отдых восстановили упавшие на ноль силы и настроение. Даже появилось некое облегчение от того, что эта мутная история с дочкой полковника закончилась навсегда, и оно день за днём всё больше вытесняло чувство потери. Вову с пляжа утащить на экскурсии было трудно. К тому же они уже начали разборки со своей будущей женой, и Вова благополучно отправил её в сопровождении Андрюхи на экскурсию в Абхазию на озеро Рица и в Пицунду.
Всё было круто. И знаменитое ущелье по дороге, где снималось множество наших сказок и других фильмов, и холодный водопад по пути, в котором все желающие могли искупаться, и, конечно же, само озеро на высоте почти километра и в окружении столь живописных гор. Такой красоты картинки Андрюха больше, наверно, потом и не видел ни в штатовском Юсемити, ни в Андорре-ла-Велье, ни в Пиренеях и ни в Альпах. Нигде. А может, просто тогда всё казалось ярче. Но, наверно, так же казалось и Сталину, и Хрущёву, построившим здесь свои дачи.
Спустились в тёплую и спокойную по тем временам Пицунду с её кипарисами и чистейшими пляжами. Обратный путь на катере по морю до Адлера. Всё было суперкруто для первого раза. И впереди ещё был родной Брянск. Только предчувствия от такой перспективы были больше печальными. Слишком бурные были события первой половины отпуска.
Вернувшись в Брянск, посвятил время мелким делам и безделью. Мысли неумолимо скатывались к Татьяне, но ноги к её дому не шли. Казалось бы, он провалится сквозь землю сразу после того, как она откроет дверь. И надо было так попасть! Как могло его снести в эту бесперспективную и неприятную историю и перечеркнуть всё, что реально имело цену? Жаркий солнечный август уносил в воспоминание такого же отпуска, но год назад, и это выворачивало душу наизнанку. В парках ещё гремел Модерн Талкин. Хорошо, что не встретился Юрий Николаевич и нигде не зазвучал Саруханов.
Он всё-таки нашёл силы показаться ей на глаза перед отъездом. Не в состоянии позволить себе что-то ещё, просто поинтересовался, как она, и кратко выдал информацию о том, что у него нигде ни с кем ничего нет, переложив право и ответственность принимать решение, что дальше, на неё. Никто из двоих не обладал той нужной степенью раскрепощённости, позволяющей открыть всё, что на душе, другому, что, может, смогло бы изменить ситуацию и всё-таки вернуться на путь к тому будущему, которое изначально было уготовано для них. Закомплексованность, дикость и чувство вины позволили ему сделать только то, что он сделал. Что касается Татьяны, то один её рассказ потом о том, что её в детстве никогда даже не ставили в угол, а, поставив единожды, из этого угла пришлось выносить на руках, говорил о многом. Так и расстались тогда. Андрюху ждали очередные будни нелёгкого курсантства, поставленные доктором Бабковым задачи и третий год казармы. Снова отъезд, вокзал, и уже куча новых смешанных, но отнюдь не позитивных чувств.
