Разными штуками приходилось заниматься курсантам. От самых безобидных, типа побелки потолков сапожными щётками, до натирания ватерлинии фундамента казармы солярой для пущего блеска. В кайф были вывозы на поля в помощь сельскому хозяйству, например, на уборку помидоров. Кубанские помидоры не сравнить с турецкими. Но ими можно было обожраться, что не упускали делать.
Будни были нелёгкими, но более-менее предсказуемыми. С выходными и праздниками было сложнее. Если только в Краснодаре не намечались какие-нибудь грандиозные празднования, в программу которых обязательно включались или парадные коробки КВВКИУРВ, или другие мероприятия, иногда и в спортивных костюмах. Но это будет позже. Пока же любой из выходных грозил обернуться, как минимум, утренним забегом на три километра. Дистанция официально считалась менее изматывающей, чем на километр, но на практике такой выходной давал шанс проведения репетиции акта сдыхания в муках на жаре.
Предстартовый мандраж вносил незабываемо яркие ощущения в бренность бытия. Но так суждено было продолжаться до начала четвёртого курса. Нет, эту дистанцию не отменили. Просто если до этого её заставляли бегать раз или два в месяц и объявление «завтра три километра» откликалось проклятиями в душе, то на четвёртом курсе эту трёшку стали бегать два раза в день. И никаких негативных эмоций это практически не вызывало, а трёшка уже многими бегалась на отлично, а другими многими – и на разряд. Сделать третий разряд на трёшке Андрюхе не составляло труда на четвёртом курсе. Причиной была объявленная министерская проверка по физподготовке, под которую курс незапланированно попал. Пока же спортивно-массовые мероприятия были частым развлечением в выходные и праздники для генералов и полковников.
У генерала Придатко прослеживалась приверженность строгой методике прохождения училища через праздники. И по его твёрдому убеждению наилучшим способом отмечания праздника являлось нахождение училища в полном составе и целый день в строю на плацу, что сводило к минимуму количество возможных залётов в увольнениях и снижение рейтинга училища у вышестоящего командования. Но спортивно-массовыми мероприятиями он также не гнушался. Для личного состава всё же происходило строго по правилу: «Для курсанта праздник – что лошади свадьба: голова в цветах, а зад в мыле».
Вообще с профилактикой залётов в увольнениях и особенно в отпусках в училище, как, вероятно, и во всех частях, был явный перебор. Так уж волновали командование показатели по данной отчётности, что мысль о недопустимости таковых залётов в отпусках задалбливалась курсантам в подсознание где-то на уровень рядом с самоубийством. Попадание в милицию или что-то подобное неминуемо стращалось исключением из училища. Это сыграло свою негативную роль для Андрюхи как минимум однажды и притащило один из чернушных кирпичиков на душу, который он до конца жизни не смог выкинуть. В ситуации, когда было явно необходимо применить силовые методы убеждения в защиту одноклассницы, он был вынужден не вмешиваться и наблюдать со стороны за её разборками с бывшим бойфрендом. Хоть всё и закончилось мирно, привкус трусости так и не собирался выветриваться из воспоминаний. Надо было навалять, а потом будь что будет.
Краснодарская зима нехотя выползала из-под красно-золотого ковра опавших листьев, которым не суждено было оставаться на земле более часа на территории училища, а вот на стрельбище в Горячем Ключе они расстилались ровным повсеместным слоем, переливающимся в лучах тёплого кубанского солнца. Здесь они обосновывались в худшем случае до конца февраля, так как выпадение снега на Кубани до этих месяцев было климатическим отклонением. А вот гроза в декабре, сильно удивившая Андрюху, воспринималась местными как обычное явление.
Первый Новый год курс встретил в кроватях без вариантов и без надежд на послабление. Только Заварин с традиционной издёвкой включил телик в Ленинской комнате, и бой курантов еле слышно возвестил курсу о наступлении 85-го. Произнеся с традиционной издёвкой поздравления в стиле авторских откровений типа «если хочешь быть здоров, ешь один и в темноте», старшина Заварин с приближёнными закрылся в Ленинской для официально совещания, реально – тайного просмотра «Огонька», но не долго. Дополнительных событий встреча Нового года не принесла.
Первая подготовка к экзаменам и первая сессия. В чём-то она, как и все остальные сессии, принесла послабления. Как во времена водяного перемирия в Африке, солдафонщина в армии в период сессии стихала, и кровожадность хищников, имеющих власть наказать курсанта, была под неявным запретом. После объявления приказа о том, что «мозг должен думать», всё свободное и лишнее время выделялось на самоподготовку. Главный стимул был для всех один – не сдавший сессию в отпуск не едет. Как минимум до пересдачи. А зимний отпуск был короток – меньше двух недель. Но в данном случае общие показатели училища, теперь уже по успеваемости, играли в помощь курсантам.
Сессию сдавали даже немногие нацмены, у которых и с русским языком были большие проблемы. У неспособных были реальные возможности возместить неспособность отдать долг родине хорошими показателями в учёбе другим способом. Работы в училище хватало, и всем находилась по способностям. Нужно было быть откровенным маргиналом, чтобы умудриться не сдать первую сессию. С другой стороны, для тех, кто реально ощущал стремление к знаниям, для получения этих знаний в КВВКИУРВ были созданы все условия.
В новое училище собирался неординарный преподавательский состав. Нет, профессоров туда не ссылали, но Андрюха не мог вспомнить ни одного преподавателя, кто бы не был экспертом в своей области и знал бы предмет только поверхностно. Ну, почти ни одного. Некоторые гражданские проявляли некоторое равнодушие к тому, как внимательно и упорно аудитория пытается воспринимать очень сложный излагаемый материал, но тем не менее излагали его очень подробно и ответственно. Были и такие, кто проявлял большую принципиальность к тем, кто имел потенциал, но допускал небрежность или лень, или просто недостаточное усердие в деле освоения материала своего предмета.
В первую сессию личный состав только сортировался по способностям и усердию в учёбе. Далее было всё по-другому. Для тех, с кого было бесполезно требовать огромной мозговой активности, находились и закреплялись сферы деятельности для отработки задолженностей согласно имеющимся талантам. Ефим, например, умел не только круто петь. Он также умел и шикарно рисовать, писать, оформлять. Андрюха не был уверен, что добрый малый Ефим реально освоил хотя бы операции с дробями, но никто особо не сомневался, что ему реально это и не понадобится. Здравый смысл говорил, что нет необходимости требовать с него отличные знания математики или физики, если он мог принести гораздо более пользы в других областях. Но тот же здравый смысл потом «курил в сторонке», когда выяснилось, что Ефим после увольнения даже преподавал на компьютерных курсах, а Серёга Фёдоров перманентно обосновался в старшем преподавательском составе местного Политеха, в то время как истинные научные умы, в лёгкости осваивавшие матанализ и более сложные прикладные дисциплины, тупо ушли в коммерцию.
Тем же, кто зарекомендовал себя как будущий профессионал-инженер-системотехник, в последующие годы и в неимоверно трудных мозговых нагрузках предстояло вырабатывать очень полезную способность мозга осваивать огромнейший и неимоверно сложный материал в кратчайшее время, даже если он потом быстро забывался по ненадобности. И это была именно та тренировка мозга, которая позволила потом Андрюхе добиться того, чего он добился в своей профессиональной и научной деятельности, и стать тем, кем он стал. Пока же «буйными» или просто упёртыми самоподготовка воспринималась как хорошая возможность подготовиться к сессии, для остальных же – как возможность выспаться.
И вот этот знаменательный и столь долгожданный день настал. Самые длинные и самые сложные полгода жизни прошли. Сессия сдана. Крупных залётов нет. Впереди реальная возможность первого короткого отпуска. Казалось бы, давно похороненная надежда на глоток свободы на гражданке замаячила за углом, а вместе с ней и тревога – как это будет? Казалось, была необходима какая-то хоть короткая, но реабилитация для краткосрочного возвращения в ту гражданскую жизнь, которая была забыта.