Второй по важности темой КМБ была тема личного оружия. Боевой автомат Калашникова уже не рассыпался сам в руках, как на уроках НВП в школе, когда Андрюхе удавалось разбирать его за семь секунд. Тут уже нужна была сила в пальцах и руках. Но тренировке по разборке-сборке автомата на время в училище уделялось мало внимания. Офицеров больше волновала готовность курсантов к первому выезду на стрельбище и чёткой, а главное, безопасной отработке всех действий от «на огневую позицию…» до доклада «…стрельбу закончил». Не допустить возможности усталых и запрессованных чудиков чудить здесь было самой основной задачей. И уж второй являлось попадание в мишень.
Это был первый выезд в кузовах уже не крытых, а просто бортовых газонов на стрельбище в Горячий Ключ, и возможность замёрзнуть жарким краснодарским летом полностью отсутствовала. С другой стороны, это был первый глоток псевдосвободы после трёхнедельного заточения в казарме и на плацу. Первый раз Андрюхе удалось проехать в открытом кузове по краю Краснодара и по символизирующей свободу природе Кубани. Именно тогда и зародилась у них курсантская светлая мечта о том, что когда-то они ещё проедут по этим дорогам по гражданке и в тачке.
Но программа отношений с личным оружием по итогу этапа стрельб была выполнена менее чем наполовину. Им ещё предстояло познакомиться с маниакальным отношением Бабкова к понятию «чистый автомат», что пока не могло представиться ни в каком бреду. Наверно, если зарядить на неделю современные стиральные машины стирать этот автомат во всевозможных порошках, это не привело бы к соответствию тем требованиям чистоты, которое предъявлял Саныч. Кроме того, если у курса появлялся хоть намёк на личное, переименованное в «лишнее», время, наилучшим способом его препровождения, по приказу Бабкова, всегда являлась чистка оружия, даже если очередная закончилась полчаса назад, а из автоматов не то, что не стреляли, а на них даже, по традиционному армейскому выражению, муха не занималась любовью. Всю оставшуюся жизнь Андрюха потом ловил себя на мысли, что он не в состоянии смотреть фильмы, в которых стреляют. Маниакально-навязчивая мысль не оставляла ни малейшей возможности вникать в суть фильма до его конца, а парализовала мозг банальным вопросом: когда эти уроды начнут чистить свои стволы?!
Взаимоотношение с казармой и обмундированием было следующей темой для освоения в период КМБ. И не только. В казарме Бабкова всё должно было быть более военно-образцовым. Технологии отбивания канта на кровати при помощи табуретки доводились до совершенства. В тумбочках даже одеколон должен был быть у всех одинаковым. Вопросы выравнивания по нитке кроватей и подушек на них по важности приравнивались к глубине выкапывания окопа перед боем.
Если курсант почувствовал хоть намёк на минуту отдыха или расслабления, мозг должен лихорадочно начать анализировать: что ещё не сделано и забыто? А такое находилось всегда. Как минимум необходимо было подшиться, почистить сапоги и пряжку. Закон Мёрфи «Если у вас всё хорошо, значит, вы чего-то не знаете» действовал задолго до его формулирования. А вместе с ним усилиями сум… неординарного начальника курса в течение пяти последующих лет и на всю жизнь забивались такие принципы, как: «Если не ты, то кто?», «Мои проблемы – это мои проблемы, и решать их нужно без соплей и поиска сострадания от ближних в попытке частичного перенесения этих проблем на них». А также ответственность за всех и всё, что попало в зону твоего влияния. И вся эта хрень забивалась настолько глубоко, что избавиться от неё до конца жизни редко кому удавалось.
Ежедневное неоднократное приведение казармы в картинку в большей степени было задачей наряда. Конечно же, наивысшей зоной ответственности дежурного по курсу была оружейка с более чем сотней калашей и ящиками патронов, но главным поводом для «вынесения мозга» был порядок в расположении подразделения. Не прочувствовавшему на своей шкуре значение слова «порядок» объяснять бесполезно. Как минимум трижды в день по казарме пробегалась толпа из более чем сотни человек. Формально ответственность за кантик на кровати и порядок в тумбочке была закреплена за каждым курсантом. Но при появлении с проверкой персонажа под кодовым названием “Боинг”, в реальности генерала Придатко, целью бомбометания становился именно дежурный по курсу. Позже, когда стал сержантом, Андрюхе довелось во всех красках и по полной программе прочувствовать весь этот акт экзекуции, угодивши в наряд именно в тот день, когда “Боинг” решил сбросить накопившийся боезапас. Несколько раз в день дежурный и трое дневальных были вынуждены спасать свои жалкие жизни именно приведением казармы в идеальный порядок, и желающих попить их крови в окрестностях казармы рыскало немало.
Майор Бабков порой очень буквально воспринимал цитату «если армия много лет не воюет, она начинает драить казарму». Когда второкурсники бабковцы переселились на первый этаж другой старой казармы, там был хороший паркетный пол, покрытый лаком. Но произошла какая-то таинственная несовместимость вида этого пола с представлениями Саныча о правильном сочетании объектов во Вселенной, и приговор полу был вынесен быстро. Ожидание циклёвочных машин по меркам Бабкова не должно было осуществляться более двух дней. И этот срок вышел. К тому же циклёвочная машина не могла подобраться вплотную к стене. И вот очередная череда прекрасных дней для курса началась с разбивания принесённых стёкол и упорного многочасового соскребания этими стёклами множества слоёв лака сначала в тех местах, куда не могла добраться циклевалка, а потом и, чего мелочиться, во всей казарме.
Вероятно, Санычу очень нравилось осознание того, что курс «при деле», а не разлагается бесцельным прокуриванием лишнего времени. Матюкая Бабкова, казарму и того, кто придумал красить паркет лаком, курс в упорных боях на карачках освобождал от лака метр за метром родной казармы и в самом страшном бреду не мог себе представить, что им это придётся делать на бис. После победы над лаком паркет был покрыт суриком и мастикой, и наряд обрёл вожделенную возможность осуществлять ещё одно первоочередное занятие – натирать пол «машкой». Если после пробегания ста человек по паркету не во всякую погоду будет видно, что необходимо протереть или промести, то на правильном казарменном полу оставался виден даже одиночный след сапога. В этом и заключалась военная логика: объект атаки должен быть обнаружен явно.
Но объекты во Вселенной так и не заняли правильные места, которые смогли бы удовлетворять представлениям Саныча о торжестве разума. Вычислив, что не так, Саныч поставил задачу: нужен сурик другого цвета. Если выплёвывать бесцветный лак не бросалось в глаза, то отскоблённый от пола всё теми же осколками стёкол и всё теми же бабковцами коричневый сурик был и в носу, и в ушах, и плевались им долго.
После очередного снятого с паркета усилиями курса и циклевальных машин слоя Саныч бесцеремонно приказал опять всё вымазать мастикой. К счастью, до Бабкова удалось донести информацию, а может, он и сам увидел, что паркет истощился основательно и после очередной циклёвки казарма останется без паркета, а что под ним – неизвестно. Наверное, только это обстоятельство лишило Саныча того кайфа, на который он явно и основательно подсел, – наблюдать, как курс скребёт стёклами пол в казарме. В казарме первого курса полы были деревянные, и, главное, казарма была новой. Делать в ней любое подобие ремонта было неэтично, и передовые «отделочные технологии от Бабкова» вынуждены были ожидать своего тестирования целый год. Пока же всё только начиналось.
Успешно прожив первую и одну из самых трудных недель своей жизни, курс уже более слаженным строем выдвинулся в баню. Свою баню в училище ещё не построили. И это было «по кайфу». Была сродни глотку свежего воздуха с подлодки любая возможность выхода за пределы училищного забора за годы в казарме. Городская баня масштаба, способного помыть курс, была не самой ближней, а километрах в трёх на Октябрьской. Раз в неделю в своё время каждый курс выдвигался строем на помывку и смену нательного. И это был праздник. Гражданский Краснодар жил своей размеренной и неумолимо манящей зелёной жизнью. Частный сектор начинался практически через квартал. Добротный асфальт или брусчатка между утопающих в зелени заборов, с которых свисала алыча, урюк, вишня. Пробегать по этим улицам каждый день на зарядке не было таким кайфом, как идти, хоть и в строю. И вот курс Бабкова в первый раз пересёк КПП и Северную улицу в направлении бани.
