Иэн собрал в близлежащей крестьянской хижине остаток. своего отряда: десяток жилистых валлийцев с длинными волосами, связанными сзади кожаными ремешками, и необычно длинными колчанами, ладно висевшими у них за спинами. На поясах у них были прикреплены короткие мечи, но когда Иэн объяснил, чего он от них хочет, используя в качестве переводчика с французского Оуэна, они не притронулись к своим мечам, как обычно делали солдаты, демонстрируя свою готовность к действию. Одни остались стоять без движения, другие нежно погладили рукой свои шестифутовые луки, изготовленные из ясеня или тиса.

— Без необходимости не убивать, — резко приказал Иэн.

Он знал, на что способны эти выпускаемые из огромных луков стрелы длиной в ярд. Они имели силу арбалета, но скорость прицеливания и стрельбы была во много раз выше. Не так много людей в Англии умели пользоваться луком, но каждый, кому приходилось сражаться с валлийцами, уважал это оружие и боялся его. Когда у него будет время, Иэн намеревался научить пользоваться луками воинов Элинор, но навыки владения этим оружием давались медленно. Только немногие из его собственных солдат овладели этим искусством.

— Я желаю знать, где они базируются, но не хочу, чтобы они или кто-то еще узнали, что мои люди разгуливают в королевском лесу, — продолжал Иэн. — Если вам придется кого-то убить, тело спрячьте — но место пометьте, чтобы беднягу можно было предать земле по-христиански, когда мы найдем такую возможность. Оставить человека непохороненным — большой грех.

Последние слова были произнесены больше с надеждой, чем с убеждением. Валлийские горцы утверждали, что верят в Христа, но все еще предавались причудливым церемониям в свете полной луны, и страх перед грехами, которые христианское учение наиболее осуждало, не слишком воздействовал на этих решительных бойцов. Иэн знал, что они любили его и могли пометить место захоронения тела врагов хотя бы в угоду ему. Но он очень сомневался, что хмурых валлийских лучников взволнует судьба покинувших эти тела душ. И все-таки он тоже не мог не любить их. Они были дикими и свободными, как птицы, и выполняли его приказы с той же смесью хищной жадности и привязанности, какую испытывает прирученный сокол к своему хозяину.

Он подошел к двери хижины, наблюдая за ними, совершенно зачарованный, как это бывало всегда, ловкостью, с какой они словно растворились в воздухе, отойдя лишь на несколько десятков шагов от того места, где он стоял. Лле-велин тоже так умел и много раз пытался обучить Иэна. Единственным результатом этих попыток было отчаяние и убежденность, что подобного рода искусству следует учиться с раннего детства, со стороны Иэна, и тщетные усилия скрыть смех — со стороны Ллевелина. Иэн пожал плечами. Каждому — свое. Иэн знал теперь, что ему не суждено стать таким же умелым лесным жителем, как валлийцы, зато Ллевелин ни за что не победил бы его на турнире.

Когда трюк с исчезновением был успешно завершен, Иэн вышел из хижины убедиться, что остальные надлежащим образом спрятались и что расставленные часовые действительно были способны что-то увидеть. Попутно он разъяснял Оуэну и Джеффри, что он делал и зачем. Внимание младшего из юношей было вызвано скорее долгом, нежели интересом. Он не мог по-настоящему вообразить себя хозяином имения, которое ему придется защищать. Когда Джеффри задумывался о своем будущем, он скорее видел себя рыцарем с полосатым вымпелом из романов, бьющимся на турнире или ведущим армию в бой. Охота за бродягами, которые сожгли несколько крестьянских построек, казалась тринадцатилетнему подростку не слишком романтичным занятием.

Лекция Иэна была скучной, слова вылетали из него сами собой. Голова была занята думами о том, что все-таки делать с Джеффри. Он забыл поговорить о мальчике с Элинор и, покидая Роузлинд, был так расстроен, что едва ли помнил, что Джеффри следует за ним. Теперь под его опекой вместе с пятнадцатилетним оруженосцем находился еще почти не подготовленный тринадцатилетний. Конечно, Оуэн не был уже большой обузой и скоро станет очень искусным воином. Он был быстрый и осторожный и знал свои обязанности. Хотя Оуэну еще не хватало крепости взрослого мужчины, он был довольно рослый и мог постоять за себя, отлично владея оружием. Все, что было необходимо, — это чтобы один из твердокаменных северян Иэна приглядывал за юношей на случай, если он потеряет голову в пылу битвы.

С Джеффри все было по-другому. Он хорошо начал, но потом был совершенно запущен. Он не мог как следует пользоваться мечом и щитом не только потому, что был от природы хрупок, но и потому, что никто не удосужился научить его. Иэн позанимался с ним лишь несколько недель после окончания военных действий во Франции и был доволен рвением и прогрессом мальчика, но этого было недостаточно, чтобы из Джеффри получился настоящий боец. Придется оставить его сзади на попечении нескольких человек или охранять во время боя. В обычной военной обстановке и вопроса бы не было — Джеффри просто оставили бы в безопасном месте. Однако в данном случае, когда противником их были не хорошо подготовленные воины, а разоренные крепостные или вилланы с краденым оружием, опасность будет не так велика, и, кроме того, это может стать для Джеффри хорошим уроком и приучить его к крови.

Расставив дозорных и убедившись, что присутствие отряда в деревне в глаза не бросается, Иэн вернулся в хижину и отправил Оуэна проверить лошадей, предупредив остерегаться серого. Правда, расседланный конь не был таким злобным. Но Иэн не хотел подвергать Оуэна ненужному риску — роулендские жеребцы не славились добрым нравом. Они были приучены бросаться на все, что движется, когда на спине не было седока. Это было средством не позволить вражеским воинам схватить упавшего рыцаря. К сожалению, животное не различало, упал его всадник во время боя или вообще еще на него не садился, хотя запах крови всегда распалял коня.

Когда Оуэн ушел, Иэн жестом предложил Джеффри сесть на корточки, а сам опустился на единственный стул, имевшийся в хижине.

— Джеффри, мне нужно, чтобы ты задумался, как настоящий мужчина, поскольку я должен поставить перед тобой выбор. Ты должен обдумать, что ты считаешь самым лучшим и безопасным — не для тебя, а для меня. Хоть это не твоя вина, ты не слишком хорошо владеешь оружием.

Мальчик болезненно покраснел.

— Я занимаюсь с Оуэном…

— Это не твоя вина, еще раз говорю. Из тебя выйдет толк, но ты еще слишком молод. Теперь думай. Можешь ты умерить свою гордость и держаться позади меня, и я вместе с Джейми Скоттом буду охранять тебя, или ты забудешься и бросишься вперед сломя голову, тем самым подвергая опасности всех нас? Если ты боишься, что твой темперамент возобладает над разумом, я могу оставить двух бойцов, чтобы охраняли тебя вне поля боя.

Щеки Джеффри горели, глаза сверкали ярче обычного, но он не торопился отвечать, размышляя над словами Иэна. Он привык взвешивать свои слова, поскольку в прошлом из-за несдержанного языка часто попадался в западню, что, как правило, приводило к порке. Однако в данном случае Иэн так тонко представил ситуацию, что любой ответ не ранил бы его самолюбие. Если он предпочитает идти в бой, то никто не поставит под сомнение его мужество, и Иэн прикажет остаться в стороне таким образом, чтобы его ни в чем нельзя было бы впоследствии упрекнуть. Если же он не захочет сражаться, Иэн представит дело так, словно это связано даже с еще большей храбростью.

— Пожалуйста, господин, — тихо произнес Джеффри, — я буду в точности выполнять ваши приказы. Я не сделаю ни одного лишнего движения, не скажу ни одного лишнего слова без вашей команды. Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами. Я не забуду, что моя неосторожность может повредить вам.

— Очень хорошо, Джеффри, мне это полностью подходит, — бесстрастно ответил Иэн.

По правде говоря, ему понравился выбор, сделанный Джеффри. Как ни мудро он выразил условия, чтобы помочь Джеффри сохранить лицо, в душе Иэн посчитал бы трусостью, если бы мальчик решил остаться сзади. «Храброе сердце, — мимоходом подумал Иэн. — Хорошая кровь сказывается, и, Бог даст, я избавлю парня от того, что натворила эта королевская сука. Я спасу его, и он будет прекрасным человеком». Иэн потянулся и зевнул.