— Я должен помнить, конечно, но не помню. Я еле держался на ногах.
— Ты сказал, что можешь многое поведать мне насчет поимки в клетку волка, но что ты слишком устал, чтобы препираться со мной. Тебе придется попрепираться со мной сейчас или взять назад свое предложение о женитьбе. Я не собираюсь быть бессловесной и покорной рабыней. Там, где затрагиваются интересы моих земель и моих людей, я должна все знать прежде, чем делать шаг вперед. Я не собираюсь втягиваться против воли в заговор. Если только я не увижу причину для этого — или скорее какую-то надежду на успех, поскольку причина почти очевидна…
— Элинор, — резко остановил ее Иэн. — Ни в сердце, ни в мыслях моих нет никакой измены. Джон — король Англии, и я, готов сделать все, чтобы он оставался таковым.
В искренности его заверений сомневаться не приходилось. Элинор разозлилась на себя. Она знала, что Иэн присягал на верность Джону. Такой честный идиот, как он, не способен нарушить клятву. Она сделала неудачный ход, пытаясь выяснить то, что хотела знать.
— Я знаю, что ты не хочешь низложения короля, — миролюбиво произнесла она, — но не существуют ли другие формы измены?
— По моему мнению, нет.
Все было сказано предельно ясно. С точки зрения Иэна, дискуссия была окончена. Он выпустил руки Элинор, но она сама схватила его ладони. Иэну казалось, что он хорошо знал Элинор — они были друзьями долгие годы. Ему приходилось спорить с ней и раньше, но ее аргументы были направлены всегда на его благо. Но ему еще предстоит узнать, кто такая Элинор, когда чувствует угрозу для себя. Ему еще предстоит узнать, что, когда она согласилась стать его женой, он автоматически попал в положение «ее — ей». Это означало не только то, что его и ее блага отныне становились неразрывно связанными в ее душе, но и то, что никакая часть его мыслей и души не могла оставаться в покое, пока Элинор не извлечет ее на свет и не изучит со всем тщанием.
— Иэн, — проговорила она мягко, но настойчиво, — а как по мнению короля?
Его губы с горечью скривились.
— По его мнению, не существует иного слова или действия, кроме «слушаюсь», — только это не измена. Разве он не содрал с Пемброка все шкуры, какие возможно было, лишь за то, что тот подал ему добрый совет? Даже это, с точки зрения короля, — измена. Если что-то сделано не по его приказу — это измена. А то, что он приказал сам вчера, может оказаться изменой завтра.
Элинор сложила руки Иэна вместе и держала их в своих руках.
— И все-таки ты будешь следовать за ним и подчиняться?
— Ничего другого не остается! — выкрикнул Иэн. — Неужели ты не понимаешь? С тех пор, как три года назад отдали Филиппу Нормандию, Англия — это все, что осталось у английских лордов. Нам нужен король, который понимает ситуацию.
— Ты уверен, что Джон ее правильно понимает? По-моему, все его интересы сосредоточились на том, чтобы обезопасить свои провинции во Франции и отвоевать Нормандию, — саркастически заметила Элинор.
На щеках Иэна заиграли желваки.
— Это правда и все-таки не совсем. Джон не может спокойно смотреть, как у него отнимают отечество, — ну ты сама, Элинор, подумай. Как бы ты отнеслась, если бы кто-то отнимал твои земли? И я тоже?
Его замечание было честным и разумным. Элинор кивнула.
— Но при всем этом Джон понимает, что Англия — самое главное, — продолжал Иэн. — Именно Англия является его домом и местом, которое он любит больше всего. Сюда он приезжает отдохнуть и развлечься…
— И собрать налоги для оплаты своих развлечений и войн во Франции, — парировала Элинор.
— И что из того? А кому бы ты предпочла платить? Сыну Филиппа Луи? — холодно спросил Иэн.
Элинор в негодовании вскочила на ноги, и Иэн рассмеялся.
— Ну так как? — настаивал он. — Или кому-то еще? Сыновьям дочерей Стивена Блуа?
— Есть еще Солсбери, — мягко подсказала Элинор. К ее удивлению, Иэн не вскочил с протестом и не посоветовал придержать язык. Он лишь покачал плечами и вздохнул.
— Кто был бы против? Но это безнадежно. Солсбери сам не согласится. Ему заморочили голову. Старый король Генрих хорошо поработал над ним. Мысль, что он не может быть королем, крепко вбита в его мозги. Не качай головой, я знаю его, а ты — нет. И есть еще одна важная вещь: одного пусти — все полезут. Разве не востребуют свои отнюдь не меньшие права остальные внебрачные дети первого Генриха? Представь, что в одночасье явится целая дюжина таких «королей». Джона можно считать кровоточащей раной, но свергни его — и начнется чума.
Он был прав, и Элинор понимала это.
— Так как же ты собираешься загнать волка в клетку? — едко спросила она, возвращаясь к своему первоначальному вопросу.
— Ты знаешь, что дела пошли хуже после того, как в прошлом году умер Губерт Уолтер. Следовательно, первым шагом неплохо было бы поставить на место архиепископа Кентерберийского человека столь сильного, как Уолтер, человека, который мог бы при необходимости остановить Джона.
Элинор уже была готова услышать какие-то неопределенные общие слова и какую-нибудь безнадежную иллюзорную чепуху. Простая практичная идея вызвала в ней живой отклик.
— Я думала, что король уже выбрал на роль архиепископа этого лизоблюда Грея. Как можно предложить другого? Кого? — радостно спросила она.
Иэн осторожно высвободил руки и снова лег.
— Заканчивай со мной, Элинор, — предложил он, — пока я рассказываю. Мне еще нужно заняться более насущными для нас делами.
— Разумеется. Повернись-ка немного в эту сторону. — Она протерла еще одну рану на его спине, а затем вздохнула. — Это прекрасная мысль. Но я не вижу…
— Ты была занята другим делом, — напомнил ей Иэн.
Иэн стал рассказывать ей о своих планах, и Элинор восхищенно слушала его. Да, этот человек будет ей хорошей парой!
Элинор замотала повязку и с отсутствующим видом протянула Иэну рубашку. Улыбнувшись, он принялся натягивать ее на себя. Элинор, слегка нахмурившись, смотрела на него, но явно ничего не видела. Ее мысли витали в хитросплетениях политических проблем, которые они обсуждали. И снова Иэн испытал удовлетворение, смешанное с душевной болью. Он — совершенно очевидно — не был уже в доме почетным гостем, которого обхаживают со всех сторон. Мужья сами могут заниматься своими делами, когда их жены заняты другим. Отсутствие формальной вежливости вдохновляло его, но, с другой стороны, Иэн не был еще прижившимся мужем. Он был скорее молодым любовником. И ему хотелось, чтобы его госпожа смотрела на него не только с уважением, но и с желанием.
Элинор с машинальной ловкостью продолжала одевать его. Опустившись на колени, она принялась натягивать на него штаны. Рука Иэна потянулась к ее распущенным волосам, таким же черным, как и его волосы, но густым и прямым, словно лошадиный хвост, и таким длинным, что они касались пола, когда она стояла на коленях.
Прежде он видел ее волосы лишь дважды: когда впервые познакомился с ней и она еще носила старомодный головной убор из вуали под венком, он сумел разглядеть под вуалью волосы, заплетенные в косы. А другой раз, когда у нее случился выкидыш. Саймон привел его в их спальню, чтобы Иэн поговорил с ней и утешил. Тогда ее волосы были так же распущены, как и сейчас.
Иэн вовремя отдернул руку. Усилие, которое он сделал над собой, имело успех. Голос его звучал ровным тоном.
— А что делать дальше, посмотрим. — Он помолчал немного и с какой-то нерешительностью продолжал: — Свадьба — хороший повод встретиться с людьми, не вызывая подозрений.
— Превосходная мысль, — охотно поддержала его Элинор.
В ее голосе не слышалось и намека на разочарование. Она понимала, что брак для Иэна — лишь удобная возможность устроить свои политические и личные дела. И было совершенно естественно, что он рассуждает о свадьбе с практической точки зрения. Она не могла понять только, почему сама относится к этому иначе. Ведь в ее любви к Сай-мону перемен не произошло. И все же, когда она думала о будущей семейной жизни с Иэном, ее дыхание чуть учащалось, губы чуть улыбались, а по телу разливалось тепло. Придется быть очень осторожной, чтобы он не почувствовал этого: было бы нечестно выказывать какой-то интерес и влечение, на которое он не мог бы ответить.
