— Кто преследует вас? Насколько они далеко от вас? Где Иэн?

Она покачала головой.

— Мне никто не угрожает. А Иэн… — Ее голос задрожал. — Именно ради него и ради вашего сына я ищу помощи.

— В Уэльсе? Иэн попал в переделку в Уэльсе? — В вопросе его слышалось недоумение. Ллевелин был силой в Уэльсе. Если его брата по клану могли захватить в бою и он не слышал об этом, грош ему цена.

— О нет, это не валлийцы предали его, а мой английский кастелян. Я…

— Вот как. Не рассказывайте мне сейчас. Давайте поедем в Лланруст — это недалеко. Пусть ваши люди и лошади немного отдохнут. Вам сегодня нельзя двигаться дальше.

Сэр Ги затаил дыхание, ожидая резкого ответа, который мог бы доставить много неприятностей. Но хозяйка лишь позволила Ллевелину поцеловать ей руку и почтительно пробормотала: «Да, милорд». «Какой я идиот, — подумал сэр Ги, — она, конечно, знает, что делает». И когда они достигли замка, ему стало очевидно, что подобное смирение не было минутной слабостью. Леди Элинор точно знала путь к желанной цели. Сэр Ги начинал понимать ее. В поведении Элинор не было заметно ни малейшего признака недавнего нетерпения. Она вдруг стала хрупкой и запуганной женщиной, умоляющей о помощи.

И все-таки ни одной минуты времени не пропадало зря. Когда Ллевелин предложил ей пройти в женские покои, вымыться и поесть, она, рыдая, пробормотала, что не может ни спать, ни есть, пока на сердце ее такой груз. И она так умело, так живо сбросила этот груз, так умно сыграла на вероятности того, что оруженосцы Иэна могут быть использованы как инструмент для подрыва духа Иэна, что Ллевелин уже видел своего сына расчлененным или растянутым на дыбе.

Словно не замечая его беспокойства, Элинор рассказывала ему, что не знала, к кому обратиться. Она созвала своих людей, и они должны быть в Клиффорде к концу недели, но она не может привести армию к замку Клиро, когда Иэн там.

— Я подумала, что валлийские вассалы Иэна могли бы лучше справиться с этим делом. Но, боюсь, они не поверят мне или не захотят подчиниться. Я подумала, милорд, что, если бы вы поехали со мной к ним, — или, если вы не можете, хотя бы дали мне письмо, которое…

— Я приведу не только вассалов Иэна, но и своих тоже, — прервал Ллевелин. — Мой брат и мой сын… — Он помолчал, усмиряя гнев в своем голосе, и тихо добавил: — Не мучайте себя, леди Элинор. Идите отдыхать. Я пошлю своих людей немедленно.

Сэр Ги был в восторге: лорд Ллевелин в точности исполнял волю леди Элинор, словно был куклой на веревочке. Разумеется, это нормально, что Ллевелин готов прийти на помощь своему сыну и брату. Но если бы он был предоставлен сам себе, он разобрался бы с этим делом совершенно по-другому. Земля ведь не его, в конце концов. Он бы с удовольствием обменял замок на Иэна и Оуэна и предоставил бы затем Элинор и Иэну самим решать деликатную проблему изгнания сэра Питера из Клиро-Хилла, не посягая на гарантии Ллевелина новому владельцу, что они этого делать не будут.

Теперь же он был обеспокоен и разгневан даже больше самой Элинор. Сэру Ги было ясно, что Ллевелин уверен, что никакие физические мучения не сломили бы Иэна, сколь долго ни продолжались бы. Но если пытки будут применены к его оруженосцам, он пойдет на все что угодно, чтобы спасти их. Единственной надеждой Ллевелина было, что такая мысль могла не сразу прийти в голову кастеляна. Если они поторопятся к Клиро-Хиллу, Оуэна, может, еще удастся спасти.

Услышав следующий обмен репликами, сэр Ги поднялся на ноги вслед за леди Элинор. Он был рад этому движению, которое позволило ему отвернуть лицо. Ему отчаянно хотелось улыбнуться, когда он слушал, как его хозяйка добивалась того, чтобы отправиться вместе с Ллевелином прямо на поле битвы. Она должна поехать вместе с ним к вассалам Иэна, умоляла она, они ведь должны узнать ее на будущее. И должна следовать с армией до Клиро-Хилла, поскольку ее собственные вассалы собираются в Клиффорде, чуть восточное места сражения.

Разве не будет ей безопаснее путешествовать в сопровождении лорда Ллевелина, нежели пробираться одной через земли, на которых она могла стать жертвой «какого-нибудь врага». Она не назвала этого врага, но глаза Ллевелина подтвердили, что Гвенвинвин был бы очень рад взять в плен жену его брата по клану и использовать ее как рычаг давления.

Ответное предложение Ллевелина, чтобы она осталась в Лланрусте, Элинор отвергла с фальшивыми сожалениями. Она указала на то, что слишком много времени будет потеряно из-за необходимости привезти ее обратно из замков вассалов Иэна и что, не зная, где ей искать лорда Ллевелина, она не сможет передать сообщение собственным вассалам о своем местонахождении. А письма от нее, она боялась, будет недостаточно, учитывая обстоятельства, которыми сопровождалось это дело. Им нужно будет видеть ее, чтобы увериться, что она сама не в плену.

Сэр Ги не был уверен, согласился ли лорд Ллевелин или он понял, что эта женщина способна найти ответ на любой аргумент, выдвинутый им, или понял, что она поедет — с ним или без него — вне зависимости от того, что он скажет. А может быть, он просто был настолько обеспокоен судьбой сына, что его не слишком заботила безопасность Элинор. Во всяком случае, он не стал больше спорить, и Элинор ушла спать.

Обнаружив, что дверь заперта, Иэн не стал реветь от ярости или бессмысленно тратить силы, колотя в нее. Он пережил жизнь с отцом и остался рассудительной цельной натурой только благодаря своему умению уходить в себя и терпеть перед лицом непреодолимой силы. Полная беспомощность его положения запустила этот старый механизм в действие, но инстинкт в данном случае подкреплялся еще и рассудком. Несомненно, от него ожидали гневной реакции. Спокойное его поведение могло вызвать беспокойство у его тюремщика и вывести из равновесия. К тому же рано или поздно, кто-то придет к нему в камеру. Что бы ни случилось, Иэн был намерен выйти отсюда, живым или мертвым.

Он часами ломал голову, пытаясь понять, зачем человека могут заточить в самой роскошной комнате замка. Единственное, что ему приходило в голову, это что сэр Питер хотел заморить его голодом и объявить затем, что он умер от какой-то болезни. Это была настолько странная идея, что Иэн не мог удержаться от смеха и в конце концов завалился спать.

Утро опровергло эту догадку. Через отверстие под дверью был подан полный завтрак на самой лучшей посуде, какая была в замке. Иэн, проснувшийся от слабого скрежета посуды по полу, подошел к двери и непонимающе уставился на аккуратно разложенные яства, прикрытые тонкой чистой салфеткой. Яд? Это было бы еще более странно, нежели первая идея.

Позднее в тот же день под дверь ему подбросили «Тристана». И снова, несмотря на весь свой гнев и раздражение, он затрясся от смеха. Судя по всему, сэру Питеру не хотелось, чтобы Иэн скучал, и он предложил узнику книгу, чтобы скрасить тоскливые часы заключения. Впрочем, часы Иэна не были такими уж тоскливыми. Он прежде всего внимательно исследовал все предметы, имевшиеся в обеих комнатах. Там, во внутренней комнате, вдали от любопытных глаз, он сооружал для себя оружие из всякой всячины. Это был очень медленный процесс, поскольку детали, которые ему приходилось использовать, были малопригодны, и, кроме того, нужно было по возможности меньше шуметь.

Первая надежда на побег забрезжила в нем на второй день. Как только стало ясно, что его задержание — неудобно было даже называть такое обходительное обращение заточением — и впредь станет протекать с максимальным комфортом, Иэн предположил, что слуги будут входить в комнату, чтобы наводить порядок, очищать ночные горшки, убирать грязную посуду и так далее в том же духе.

Они могли дожидаться, пока он уснет, или появляться в сопровождении сильной охраны. После нескольких визитов их бдительность ослабнет. К тому времени оружие будет готово. Он застигнет их врасплох и убежит. Однако ни один слуга так и не приблизился к двери. Обед ему доставил оруженосец сэра Питера, заявивший, чтобы горшок он подал тоже под дверь, через расширенное отверстие, которое он открутил специально для этой цели. Оруженосец — еще мальчишка — не дал Иэну никакой возможности для угроз, жалоб или разговоров. Сказав свои несколько слов, он стоял и ждал, крепко стиснув рот, пока горшок не показался из-под двери. Он взял его, заменил чистым, закрутил отверстие и тут же ушел.