– А вы не Герман Белозор случайно? – звонкий девичий голос отвлёк меня от мечтаний о Нью-Васюках, и я вздрогнул.

На меня смотрели широко раскрытые удивлённые карие глаза:

– Я Зоя Югова, «Комсомолка»…

– Студентка, спортсменка и просто красавица? – на всякий случай уточнил я у этой рыжей симпатичной миниатюрной девчушки лет двадцати трёх.

Артёмов вовсю пихал меня локтем в бок – он тоже оценил минскую коллегу весьма положительно.

– Нет! То есть – да! Спортсменка, но уже не студентка, могилёвский журфак я год назад окончила! «Комсомольская правда», вообще-то! – наморщила нос она. – Что вы меня путаете? Я хотела у вас вот что спросить: вы комсомолец?

– Комсомолец. До двадцати девяти лет имею право!

– Это же просто отлично! Как насчёт интервью? – захлопала ресницами она.

– В смысле? – моему удивлению не было предела. – Какого интервью?

– Ну, у вас! Могу я у вас взять интервью?

– Ы-ы-ы-ы… – только и смог выдавить я.

Автобус дёрнулся, зафырчал и остановился.

– Приехали! – голос водителя позволил мне избежать неловкой ситуации: все двинулись к выходу.

Только интервью мне сейчас и не хватало!

Раздались три свистка, и вдруг земля дрогнула, пытаясь уйти из-под ног. Четыре килограмма тротила – не шутки! Я защёлкал фотоаппаратом – из скважины рванул целый фонтан чёрной жижи, должно получиться эпичное фото!

Нет, нефть так не добывают. Так сейсморазведчики возбуждают упругие колебания – при помощи взрывных работ. Кажется, отличный кандидат на мой личный конкурс конченых заголовков: «Как в Дубровице возбуждают упругие колебания: весьма специфичный опыт сейсморазведчиков».

Пока народ с фото– и кинокамерами третировал Тихого – главного инженера Управления сейсморазведки НГДП, я пытался скрыться от многозначительных взглядов комсомолки Юговой и сделать это одновременно с поиском источника умопомрачительного запаха свежего хлеба.

Меня интересовали в первую очередь дубровчане, которые работают здесь, в полевом лагере. Про начальников и достижения напишут и другие – тут хватало талантливых писак и без меня, а потому я аккуратно слился с интервью и, подчиняясь своему обонятельному инстинкту, двинул на запах выпечки.

Ароматы сдобы привели меня к обычному белому вагончику. Именно здесь располагалась кухня. Тут же, под навесом, стояли огромные деревянные катушки, переоборудованные под столики, и аккуратные чурбачки, что служили табуретами. Я поднялся по железным ступеням, отворил дверь, и в лицо мне шибануло сытными запахами борща, тушёного мяса, овощей… И никаких булочек!

– Добрый день! Я из газеты «Маяк», вот хочу написать про то, как сейсморазведчики в полях питаются!

Две миловидные женщины-поварихи неопределённого возраста тут же разулыбались, застеснялись, но при этом принялись наводить лоск в своём хозяйстве: тут – смахнуть крошки, здесь – аккуратнее расставить кастрюльки…

– Мы хотим, чтобы всё было по-домашнему! – хором заговорили они и рассмеялись.

Обе оказались уроженками Дубровицы и с удовольствием рассказали и про меню, и про особенности полевой кухни.

– А когда холодно – то у нас есть ещё и вагончик-столовая… Их с кухней спаривают, – они переглянулись и снова принялись хохотать.

– Это замечательно, а булочками вот пахло, это откуда?

– Это от нас! Пирожки с мясом, с яйцом и рисом, с грибами, с картошкой, капустой, со сгущёнкой и повидлом. Печёные, не жареные!

– А…

– А все уже разобрали! Очень наши мальчики их любят!

Зараза! Конечно, материал будет неплохой, и поварихи должны на фото получиться просто огонь, но пирожки проплыли мимо меня. Я выбрался из вагончика и растерянно повертел головой: всё-таки булочный запах определённо витал в воздухе!

И в этот самый момент я встретил его! Этот посланец небес шёл в ореоле солнечного света, сверкая великолепной лысиной и слегка сутулясь, потому как руками прижимал к груди бумажный пакет, полный пирожков!

– А-а-а-а! Пресса! А чего ты с Тихим не беседуешь? Там же все ваши?

– То не наши, то ихние… Евоные… Чёрт, в общем: это я наш! А они – не наши!

– А чего это ты – наш?

– Так я ж дубровицкий, из «Маяка»!

– Шкловский что ли?

– Белозор!

– А-а-а-а, Гера Белозор! Пирожок с повидлом будешь, Белозор? Ты тоже молодец, про народные дела пишешь… Я больше про спорт люблю, но как ты коммунальщиков песочишь и в горсовете бодаешься, тоже почитываю…

– Буду! – я наконец оказался обладателем вожделенной выпечки и тут же впился в пирожок зубами.

Яблочного повидла внутри полно, начинки не жалели! Не то, что в моё время, когда можно было уже наесться теста до отвала, прежде чем наткнёшься на капельку варенья…

– Шпашыба! – прошамкал я. – А вы иж Дубровычы?

Пирожок не давал мне говорить нормально, но лысый всё понял и кивнул:

– Да-а-а! Карпов Тимур. Инженер-механик. Оголодал ты, однако! Пошли в вагончик, чаем тебя напоим и пирожков вместе поедим!

Конечно, я пошёл с ним в вагончик и напился сладкого чаю, и наелся пирожков, и пообщался с целой компанией дубровицких дядек: электроников, сейсмиков, взрывников, наладчиков и геодезистов. Отснял и их, и условия жизни. Бытовку свою они только хвалили. Мол, тепло, светло и мухи не кусают. И кровати у них нормальные – это Исакову спасибо, и вообще, такая новая метла как он, которая по-новому метёт именно таким образом – это просто находка для всего предприятия. О людях думает, а не о себе.

Я не стал их разочаровывать. О людях Владимир Александрович, конечно, тоже думал. Но со своей эгоцентричной точки зрения. Ему жутко нравилось всем нравиться, он любил когда его любят!

Прощался с сейсморазведчиками по-доброму:

– Ну, ищите себя в газете! – пожимал я одну за другой крепкие ладони.

– Смотри, чтоб рожа кривая не получилась! – улыбнулся Тимур. – Бывай, журналист!

Югова стояла у ПАЗа и выжидающе глядела на меня:

– И где вы были, товарищ Белозор?

– Работал! – сказал я, стряхивая крошки с груди. – Напряжённо.

И поковырялся в зубах.

– Эм-м-м… Скажите, а как это у вас получается – вот так вот напряжённо работать и попить-поесть при этом, и материал хорошо сделать, и оставить всех довольными?

– Что? А… Материал… Вот вы где были?

– Ну, можно сказать, что на мини-пресс-конференции главного инженера – первого зама управления сейсморазведки Владислава Тихого, а что?

– И много там с вами было коллег?

– Все… Кроме вас, товарищ Белозор!

– Во-о-от! А я где был?

– Да судя по всему – перекусывали! – она даже кулачки упёрла в бока…

Ну да, не в бока, а в такую стройненькую талию, которая постепенно переходила в такую кругленькую… Такс, это всё нюансы, а суть в том, что…

– Перекусывал, именно. Чай пил. И общался с дубровчанами-сейсморазведчиками. И будут у меня люди труда: инженеры, сейсмики, механики, геодезисты. Живые, с улыбками, байками и хохмочками. А у вас у всех – один Тихий. Кто молодец?

– Во-о-о-от как! То есть, вы не разгильдяй, вы – молодец?

– Только так.

– Так согласны на интервью?

– Не-а. У меня в Слободке под мостом стихийная свалка, надо сфоткать и критику написать. Какое интервью? Люди гадят, мастера ЖЭКа невесть куда смотрят, участковый спит, наверное…

– Один вы в белом пальто красивый?

– Почему это в белом пальто? В брезентухе, на «козлике» с прицепом и с мешками для мусора! Какой толк критиковать, если ничего не делаешь?

– И что вы предлагаете?

– Убрать мусор вместе со мной и спрашивать всё, что захотите!

Зоя Югова ошарашенно смотрела на меня.

– Но я…

– Пресс-тур часов до двух, потом обед в одном из городских заведений, потом полно времени. Вы ведь без водителя?

– Да, я поездом обратно…

– Поезд в двадцать три ноль девять, Гомель-Калинковичи-Минск. После трудового подвига обещаю отвезти вас в городскую баню помыться и в ресторан – покушать.