Болеет сердце. Я здоров как бык.
Молчит душа, свирепствует свобода.
Я прочитал семьсот священных книг,
когда, как все, вернулся из похода.
А что ждало ушедшего в поход?
Пещера ли без дна? Даль океана?
Зачем вы мне заглядывали в рот,
которым я дышал легко и пьяно?
Не суждено осужденным кричать,
а я иду, во всём подозреваем:
не стоило, товарищ, руку жать,
ведь мы друзей руками убиваем.
Что ждёт тебя, меня, везущих груз
через Баграм, погрязший в мести мерзкой?
Неужто не отметится Союз
за нас, убогих, честью офицерской?
Пока ты, гад, раскуривал косяк
и плакался в жилетку всякой мрази,
наш экипаж клепал отбитый трак
и жизнь свою выталкивал из грязи…
Ну что ж, прости… Тебя не ждёт никто.
За перевалом нет библиотеки,
и не спасёт тебя стишок Барто
о мячиках, что наполняют реки.
Там ждёт тебя, водитель, путь зверей
под перезвон нетронутых копилок.
Тебя спасёт начитанный еврей
в ковчеге из прессованных опилок…
Куда бы ты ни выполз – быть беде.
Кровь – оправданье, но твоя – едва ли.
И те, что задыхались в БМД,
не зря тебя так часто поминали.
На чёрном, знали, чёрное видней;
они теперь белее серафимов.
Куда уполз, как змей, из-под огней
боец несостоявшийся Трофимов?
Там ждут тебя тюремные клопы
с бойцами вологодского конвоя,
картины мира на телах толпы
и шепоток густой заместо воя.
А тот, кто за тебя ушёл в поход,
вчера воскрес и найден на покосе.
Живым железо – яблочный компот,
а тот, кто мёртв, и не родился вовсе…
Убитым не поможет айкидо,
живым не быть играющему в прятки.
Хотел быть после, а остался до,
мечтал в моря, а сел, как все, за взятки.
Всё зря… не зря… Весь мир у наших ног,
и боль, и страх, и пьяная отвага —
всё знать дано… Но отличает Бог
кресты от звёзд и грека от варяга.
Что ждёт тебя? Кто бил тебя под дых?
Досталась ли тебе любимых жалость?
Немного нас осталось, золотых.
Серебряных – и вовсе не осталось.