В белом цвете чистых снов Ник проснулся, когда соседи за стенами ложатся спать. Он потёр большими пальцами глаза, чтобы развидеть в ночном мраке очертания жилища. За тяжёлыми шторами пробивался яркий лунный свет, а вокруг всё было ещё более незнакомо, чем раньше. Руки скомкали плед. Кто-то им укрыл от озноба и под голову положил подушку вместо рюкзака. На свободную вешалку повесил сушиться одежду Толмачёва и долго-долго, вернувшись после работы, Костя смотрел на гостя, чтобы с ним ничего не случилось. В моменте сна он был похож на того мальчика из комиксов, у которого всё хорошо. Такой не выглядит на свой возраст, не совершает героические поступки и всегда начинает паниковать, сходить с ума внезапно.
Никита сел на узеньком диване, осматриваясь по сторонам. Да, точно, вот и проигрыватель уже давным давно молчит. На миг ему стало стыдно за то, что трогал чужие вещи. Костя не избежит возможности отчитать за это. Хреново. Хотя нет, хорошо. Хорошо было, наконец, поспать больше часа, согреться и вместо кошмаров ночи увидеть перед закрытыми глаза белое, чистое пространство.
Сквозь останки сна Толмачёв услышал голос. Он доносился сразу из всех стен. Знакомый, но неизвестный. Слишком человечный.
–… ты не приедешь, значит, больше ко мне. Это твоё последнее решение? Хорошо, я понял… Не оправдывайся, не надо, я уже это слышал от тебя… Ну, нет, я всё понимаю… Расстроился? Нет, чувствовал, что мы идём к этому моменту. К расставанию… – за стеклянной дверцей в районе кухни воцарилась пауза и парень вытянул голову, прислушиваясь к затихающему голосу. – Ты правда хочешь закончить вот так, по телефону?… Давай я приеду к тебе… Понимаю… Привет передавай. Да нет, я шучу конечно… Хорошо. Нет, это я говорю тебе, что мне было хорошо с тобой… Удачи тебе.
Ещё раз Ник потёр глаза. Где-то в ногах лежала чистая футболка, шорты и полотенце. Сколько он проспал? По ощущению это был короткий миг, минутный сон, но тело слишком ослабло и только со второго раза получилось встать с дивана. Он не смог провести руками по волосам, пальцы отяжелели.
С кухни послышался "дзынь" микроволновки.
Осторожно ступая по ковру, Толмачёв оказался у стеклянной дверцы и немного отодвинул её, просунув голову в проём. На табурете сидел, сгорбившись, Костя и смотрел в пустое пространствт, поджав губы. Он не взглянул на гостя, а тут же принялся за свои университетские дела.
– Привет. Если я разбудил, прости. Ты слишком мало спал, всего два дня. Иди, спи дальше.
Никита переминался с ноги на ногу, кутая своё истощавшее тело в плед.
– Два дня? Нет, больше не хочется, – он заслонил глаза ладонью. – Надеюсь, я не кричал во сне.
– Нет, всё нормально. Ужинать будешь? Я тут немного работаю, – Костя так и не поднял головы, указав шариковой ручкой на шкаф с тарелками. Дружелюбность? Нет, это точно не про него.
Парень развернулся побыстрее собрать вещи и уйти, но остановился. Было желание сказать – «Субботин, ты настолько дружелюбный человек, что даже не видишь, что я есть». И сказал. Почти то же самое.
– Может, поужинаем вместе? – голос его был твёрдым и напряжённым.
Субботин усмехнулся. Слышал эту фразу всегда только от своей мамы, хотя в последние недели уже и она перестала приглашать за стол. Стала менее словоохотливой и, когда сын захаживал в гости, молча расставляла перед ним и мужем тарелки. Молчание, от которого слышно как мыши скребут в подвале дома. Одна юная душа своим исчезновением всё-таки сделала одинокой целую семью. И вечерами, пустыми часами, Константину было нужно, чтобы кто-то в его квартире говорил. Кроме иностранной речи из пластинок.
Он повернул голову к парню и неопределённо кивнул.
– Если ты хочешь, поужинаем вместе.
Ник сделал нервный вдох и потёр ладони, бегая глазами по кухне.
– Приберусь пока на диване и… Руки помою. Можно?
– Можно. Какие проблемы? – с недоумением в глазах Костя снял очки, проводив тень парня своим фирменным – угрюмым взглядом. Он потянулся к тумблеру чайника. Продолжал упорно верить, что Диана погибла не по-настоящему и нужен кто-нибудь, кто это подтвердит. Иногда, сидя на парах у студентов, Константин писал от руки заявление в полицию, – «Пропала Субботина Диана Николаевна…», но на дате рождения сестры все заявления заканчивались. С этими цифрами теперь пожизненно будет соседствовать день, который запомнился маминым рыдающим звонком.
В ванной за тонкой стеной зашумела вода. Возможно это первый нормальный душ Толмачёва за две недели. И первые две минуты когда они о чём-то поговорили. Костя посмотрел на подоконник, упирающийся в жёлто-бурый двор, и улыбнулся. Если бы Ди, его мелкая Ди, сидела здесь, она бы рассказала, что нужно делать дальше. Она бы смотрела в глаза старшего брата, болтала б ногами и хватала кусочки сыра прямо из-под ножа.
– Может будешь ласковее с ним? Ради меня.
Костя поставил на стол банку томатной пасты.
– Он не доверяет мне. Всё должно быть как раньше. Нейтрально.
Диана бы гордо подняла голову, скрестив руки на коленях. Строго, без лишнего намёка на игривость.
– Тебе трудно сразу начать доверять. Столько слухов за твоей спиной…
От напора щёлкнула крышка банки, Костя стиснул зубы.
– В них нет ни единой капли правды.
– Я знаю. Ты это знаешь. Он не знает. Тебя не знает. Расскажи ему о себе.
Костя быстро обернулся к подоконнику, поймать чистый взгляд сестры. Но было поздно. Она сидела на этом месте всего каких-то три месяца назад, которые недавно превратились в давно ушедшее прошлое. Он крепко сжал в руках ложку, переводя всю свою дурь в металл. Не хватает её. Лёгкости её жизни, светлых глаз, громкого голоса и редкого, личного шёпота: «Для меня ты лучше всех друзей, Костяша». Они часто валялись на холодном полу и непринуждённо болтали о проблемах. Он говорил, – «Меня избили», – а она целовала его в макушку и отвечала, – «Член отсохнет у тех, кто такого красавчика как ты в синяки вгоняет». И Костику всегда казалось, что её проклятия работают.
Кружки в мелкий цветок и тарелки с геометричным рисунком из арт-галлереи современного искусства были расставлены с кастрюлей макарон на кухонном столе согласно эстетике стремления к идеалу. Субботин облегчённо выдохнул – «Вроде всё сделал правильно». В спальной-гостиной Ник аккуратно расставлял по местам неверно стоящий стул, повёрнутый в другую сторону проигрыватель и приглаживал каждую складку на покрывале у кровати. Заглянувший в комнату Костя улыбнулся. На это можно смотреть вечно и не мешать. Забавный парень. Совсем другой. Братья, друзья. Как с ним это возможно? Никиту трясёт от пыли на столешнице, а Костя сковородки в жиру сразу выкидывает в мусорку. Никита в ровную стопку складывает даже салфетки на столе, Костя по двое суток может не собирать смятые бумаги. Но сам с собой сейчас Субботин готов был согласился в одном – чистота это немного приятно.
Никита уставился на тарелку с ужином, перемешивая вилкой сыр и томатную пасту. На зубах похрустывали слишком недовареные макароны.
– Я очень редко ужинаю. Тем более дома. Поэтому сюржИр лё проблЕм5, – гордо кивнул Субботин.
– Да, я заметил что ты ужинаешь и завтракаешь коньяком, – нехотя ответил Толмачёв.
Ответный вздох мужчины показался свирепым и он отодвинулся от стола подальше.
– Сегодня останешься у меня ещё на ночь. Твои родители в курсе, – украдкой Костя посмотрел на Ника, задержав дыхание. – Ешь. Всё-таки вроде это съедобно.
Парень подхватил малюсенький кусочек салями на вилку. Единственное, что мужчина в ужине не испортил.
– Это твоя квартира? Ты здесь… Живёшь не один. Я не могу остаться. Твоя девушка что скажет?
Костя отложил резко вилку в сторону, вытирая свои полные губы полотенцем.
– Скажет? Не скажет ничего. Я живу один. Ночую тоже один. Останешься, пока не станет лучше.
Снова плечи гостя перешли в состояние покорной слабости. Помыкать – это кажется было преимущественным желанием Константина в присутствии других людей. Особенно любил он производить такие трюки с малознакомыми студентами. Спорить с ним было совсем бесполезно и даже попытка сказать «нет» никогда не могла быть понята. Никита не знал как это работает, но от одного лишь взгляда Субботина он весь сжимался, мысленно прятался во все углы и выбирал смиренно продолжать есть.
