Вскоре собаки поумнели. Город был разбит на территории стай, и охотиться псы стали куда изощрённее. Они научились ждать неподвижно многими часами, научились обездвиживать жертву и гнать ее в засаду. И именно тогда произошло это…

Зигги вышел из дома, ведь ему нужна не только еда, но и дрова. Было холодно, и мальчишка благословлял предков за то, что на кухне осталась в целости и сохранности старинная печь. Трижды за это время он отстоял свое жилище от желающих потеснить его. Два раза отстреливался, один раз отбился отцовским кинжалом. Патроны стали на вес золота. Мама не узнала бы своего мальчика, который каждое утро прилежно завтракал овсяной кашей и весело бежал в школу. Зигги превратился в зверька. Жилистого, резкого и злого. Он шел по улице, привычно сканируя окрестности. Вроде чисто. Но свернув за угол, Зигги столкнулся нос к носу с псом, которого видел на улицах множество раз. Он уже начал узнавать собак в лицо, ведь они различались не меньше, чем люди. Кинжал оказался в руке быстрее, чем Зигги успел подумать, и он выставил вперед обмотанное тряпьем предплечье. Пес застыл, обдумывая ситуацию. Верхняя губа поднялась, обнажая клыки, но общий тон негромкого рычания был скорее примирительным. Зигфрид как будто услышал: если ты не нападешь, то и я не нападу тоже. Он посмотрел в глаза псу и сделал шаг назад и бок. Пес все понял верно и потрусил мимо. С тех пор жизнь стала полегче. Собаки убивали чужаков, старых и больных, а люди охотились на псов, не входивших в стаи, или изгнанных оттуда. Пес, забежавший на чужую территорию, тоже считался законной добычей. Все эти отношения выстраивались по большей части на уровне интуиции, и превратились в довольно стройную систему, которая переставала работать, когда голод начинал перевешивать. Тогда охотились все и на всех. И это тоже стало правилами игры. Но, в целом, стало попроще, ведь какая-то жизнь есть даже в жерле вулкана, что уж говорить о небольшом городе. А вот с едой стало совсем плохо. И именно тогда Зигги впервые попробовал человечину. У него просто не осталось выхода: консервы, что закопал в подвале отец, почти закончились.

– Забавно тут у вас, – протянул Любомир и осекся. Он снова прокололся, как пацан.

– У нас? – глаза Зигги сузились. – Да ты откуда взялся? Ты же не из англов, как я сразу не понял! И рожа другая, и говор чуть отличается. Ну, и зачем ты сюда приперся? Тебе в твоей сытенькой стране не сиделось? Развлечься захотел, сволочь?

– Не заводись, парень, – примирительно сказал Любомир. – Я твой тушняк отдам, как договаривались, а потом уйду.

– Скажи только, каким путем пойдешь, уж сделай милость, – зло бросил ему Зигги.

– А тебе зачем? – нехорошо прищурился Любомир.

– Ботинки у тебя уж больно хорошие, хочу первым к твоему трупу успеть, – сказал ему мальчишка, честно глядя в глаза.

– А с чего ты взял, что ты их с меня снимешь? – изумился Любомир.

– Да ты же из города не сможешь выйти, – убежденно сказал мальчишка. – Тебя либо собаки, либо люди кончат. Ты что, погулять сюда пришел? Да в городе четыре сотни людей осталось, и половина из них про тебя уже знает. Ты же чужак. Сытый, сильный чужак. Как будто ДО, понял? У тебя же на роже написано, что знаешь, где еду взять. Я такую круглую харю уже и забыл, когда видел. Побоялись сразу тебя грохнуть, потому что боец ты. Да и не ожидали такой наглости. А раз ты сюда дошел, значит ствол в кармане. А с патронами тут туго. Тебя уже ждут. Как только из двери выйдешь, то либо в спину ударят, либо кирпич на голову уронят. Разденут, запытают, чтобы про еду вызнать, а потом сожрут. Слушай, гладкая морда, может ты ботинки тут сразу оставишь? За гостеприимство, а? Ну, и остальную еду тоже. Поверь, тебе она уже без надобности, а мне пригодится.

Любомир молча отошел от парня, и достал тепловизор. Плохо дело, отстраненно подумал он. Пацан прав. Около дома колыхались размытые тени, которые были куда крупнее, чем собаки, которых он видел раньше. Те, как раз, уже ушли почти все, оставив наблюдателя. Вот он! Крутится шагах в тридцати от крыльца.

– Убедился? – насмешливо спросил Зигги. – Ну, разувайся, чего вылупился!

– Не наглей, пацан, – хмуро ответил Любомир. – Меня не так просто взять, поверь.

– Ну, значит, тебя непросто возьмут, – уверил его Зигги. – Ты знаешь, как голова работать начинает, когда жрать хочется? Ты, морда, по-настоящему голодным-то хоть раз в жизни был? Знаешь, что это такое, когда от голода живот к спине присыхает? Ты когда-нибудь старый ботинок варил? А?

– Ну, не варил, – нахмурился Любомир. – А ты что-то предложить хочешь?

– Я тебя из города могу вывести. Две банки тушенки! – отрезал Зигги. – Кстати, мою гони. А то я никуда тебя не выведу, от голода сдохну раньше.

– На! – бросил ему банку Любомир, и срезал с рук хомуты.

Тот на диво быстро вскрыл тушенку и опорожнил ее за считанные секунды. Везде, где долез палец или язык, банка была вычищена до блеска. Зигги откинулся на стену и закрыл в блаженстве глаза.

– Вот оно, счастье-то! – сказал он негромко. – Даже в сон потянуло. Да, есть еще предложение. Я могу тебя до места довести, и там помочь обустроиться. Ты же как ребенок тут. Тебя даже слепой и хромой завалит.

– Меня? – искренне изумился Любомир. Он был о себе куда лучшего мнения.

– Тебя, конечно! – убежденно заявил Зигги. – Могут в узкую улочку заманить, а потом пацаненка подослать, их тут несколько штук осталось. Он тебе ногу подрежет и убежит. И что? Ты стрелять ему в спину станешь? А пока будешь хромать в укрытие, тебя просто кирпичами из окон закидают. Ну, заценил свои шансы? Я тебе до утра такие истории могу рассказывать. Тут первые пару месяцев такие гуси, как ты ходили. Здоровые, пьяные, харчи у всех отжали и королями себя чувствовали. Всех баб в городе поимели. Просто, за еду. Знаешь, сколько их в живых осталось? Ни-ко-го!

– Продолжай, – заинтересованно сказал Любомир.

– Кого во сне зарезали, кого подранили и собакам скормили, – вспоминал с затуманенным взором Зигги. – Знаешь, кто остался? Те, кто никому не верит, ни одной живой душе. Потому что любой предаст, чтобы лишний день прожить, пока ты подыхаешь. А ты вот сюда пришел и думаешь, что очень сильный, потому что ствол на кармане носишь. Да тебе через пару дней этот ствол в задницу засунут. Ты же спать привык не как мы, вполглаза. Вот во сне тебя и прикончат. Спать-то тебе все равно надо, хоть ты и самый здоровый в этом городе.

Мальчишка был прав, Любомир это уже понял. А еще он точно знал, что был не первым, кого забросили в Ингланд. Связь с ними пропала почти сразу. Теперь вот он понял, почему. Он взвесил те вводные, что были им получены от Мастера, и присел на корточки рядом с мальчишкой.

– Зигги – это Зигфрид, верно?

– Ну, – лениво ответил тот, накрытый истомой блаженной сытости.

– Зигфрид, – спросил Любомир, – я предлагаю тебе работу.

– Чё? – уставился парень на Любомира, приоткрыв один глаз.

– Работу тебе предлагаю, – терпеливо ответил тот.

– Что платишь? – деловито спросил Зигги.

– Кормлю, – коротко бросил лейтенант.

– И вытаскиваешь потом из этой жопы, – начал торг Зигги.

– Хрен тебе, – жестом показал Любомир. – И ты не задаешь вопросов. Вообще. Только делаешь то, что я тебе говорю.

– Договорились, – быстро ответил Зигфрид. – Когда начинаем?

– Да уже начали, – развел руками Любомир. – Ты же ведь пожрал. Будешь звать меня Вольф.

– Да посрать, как тебя звать. Вольф, так Вольф. Кормить не забывай только. Если ты меня нанял уже, то пустые банки в рюкзак прячь, их отсюда вытащить надо. Это я тебе за сегодня первый раз жизнь спасаю.

– Почему это? – удивился Любомир. – И на хрена я буду грязные банки в свои вещи класть?

– Ну, ты сам подумай, когда в этом городе последний раз такую еду видели? Да если она и есть у кого, а она есть, поверь, то пустую банку на два ярда в землю закапывают. Если ее найдут, то любого на ремни порежут, чтобы узнать, где остальное. Так, что один-ноль. В мою пользу, естественно. Хотя нет, два-ноль, я же про засаду у дома еще тебе сказал.