Он был смирным узником, никому не перечил, отвечал на все вопросы, и обещал сотрудничать. Через пару дней его стали выпускать на прогулку во дворе. Выяснилось, тюрьма эта перестроена из старой виллы. Двухэтажное здание обнесли высоким каменным забором, установили массивные ворота. Именно возле них и дежурили охранники. Камеры располагались в глубоком подвале, к нему вел только один вход.

Эктор заметил, что дверь в здание виллы не запирается. Внутри жили его похитители, тюремщик и еще несколько рабов. Там же находилась кухня, где для них всех готовили стряпню. За входом туда особо никто не следил, да и зачем — из всех узников выпускали лишь его.

Для проверки, он стал гулять поближе к дому, на следующий день еще ближе. Ему никто ничего не говорил против, не отгонял. И Эктор ходил свободно по всей территории. Однажды он зашел внутрь виллы и оказался на кухне. Поваром был старик, молодая рабыня ему помогала. Он поздоровался и пообщался с ними.

На обратном пути вошел в гостиную. Обнаружилось, что ее окна выходят за территорию тюрьмы. Через решетки Эктор увидел заброшенный парк, ему стало ясно, по высокой траве — там никто не ходит.

Дверь, которая вела в парк, оказалось на замке. Судя по ржавчине ее уже очень давно не открывали. В этот день он решил больше не рисковать и вышел в общий двор.

Он не спал всю ночь. Мысли роем вились в его голове. Эктору во что бы то ни стало, хотелось быстрее сбежать. Должен же быть способ.

На следующий день он снова пробрался на кухню. Там поговорил с поваром и его помощницей. Они угостили Эктора водой с лимоном. В целом вели себя дружелюбно.

Выйдя из кухни, он снова, как бы невзначай, вошел в гостиную. Она оказалась пуста. На самой дальней стене Эктор увидел плотную штору — такими обычно завешивали спальни. Он приблизился и осторожно ее отодвинул. За ней оказалась небольшая комната с маленьким окном закрытым ставнями. Он, стараясь не шуметь, отворил его. Решеток не было!

Эктор прикинул, и решил, что сможет вылезти из окна. Вот только теперь надо хорошо продумать пробег.

Весь следующий день он готовился. Купил хлеба и сыра у человека с перстнем. Ну, как купил, пообещал заплатить в пять раз больше, чем это могло стоить, но как появится возможность. Стащил моток веревки, которую тюремщик непредусмотрительно оставил в коридоре подвала. Его камеру, теперь, запирали лишь на ночь. Эктор дождался начала заката. Ему уже было известно, что тюремщик, в это время, пойдет выпить с охранниками кружку вина. Трое тех, которые его сюда притащили, начнут свою игру в кости под высокой липой. Это будет самое лучшее время.

Эктор вышел во двор, неспешно прокрался вдоль стены и прошмыгнул в дом. На кухню заглядывать не стал, сразу направился в гостиную. Из нее вошел в маленькую комнату за шторой. Пододвинул табуретку к стене у окна, распахнул ставни и вылез. С другой стороны оказалось довольно высоко. Он привязал украденную веревку к ставню, и стал по ней спускаться. Делать этого он не умел, руки стали скользить. Назад дороги не было. Эктор прыгнул в густую траву и сильно ударился пятой точкой. Превозмогая боль, он двинулся через парк.

— Августейший Адриан, вы объявили вдову Луция своей клиентелой, — продолжал гнуть свою линию нахальный сенатор, — Закон говорит: если лицо, находящееся под чьей либо опекой, не желает выплатить долг, тогда патрон этого лица обязан потребовать от него выполнения обязательств. Если же лицо не имеет возможности произвести расчет, тогда сам взявший под свое опекунство, платит за него. Я прав?

Он спросил в конце, обращаясь к чиновнику, говорившему с ним до того. Атилия подумала, что это был императорский юрист.

— Пока все верно. Можно, конечно, спорить на счет формулировки, но смысл сохранен.

Такая ситуация уже не нравилась Атилии. После их визита к ней домой, она осталась уверена, что на том все и закончилось. Они ее припугнули, но совершенно безосновательно. Ее юрист убедил в таком умозаключении. Эти два сенатора оказались очень упертыми людьми, и теперь жаловались на нее Адриану.

Атилии не жалко было денег. Но, во-первых она так и не смогла выделить время на поиски тайника Луция, и этой огромной суммы у нее просто не было. Во-вторых, ей очень не хотелось, чтобы два эти грубияна оказались правы.

Она с вопросом в глазах взглянула на императора. Тот в ответ только махнул ладонью, мол, разберемся. Но ее такое не успокоило.

— Прошу заметить, — теперь стал говорить второй сенатор, — Прошло, уже гораздо больше положенных девяти дней, когда мы обратились с жалобой. Мы действительно приходили в дом вдовы на следующий день, после похорон. Но для того чтобы принести соболезнования об утрате. И весьма осторожно дали понять о долге усопшего.

Теперь Адриан посмотрел на нее с вопросом.

— Он врет, августейший, — ее трясло от такой лжи и слов подбирать не хотелось, — Тот, что с двумя подбородками устроил скандал. Оскорбил меня и сына Луция Секста.

Император лишь усмехнулся, и повернул голову в сторону сенаторов.

— Но, Цезарь. Этого не могло быть! Мой товарищ, возмутился тем, что нас долго держали на улице и не пускали в дом. Если бы не было ваших преторианцев, мы бы сами зашли. А так нам пришлось стоять под солнцем. Это оскорбляет наше сенаторское достоинство.

Второй, злобно посмотрел на Атилию, и грубо добавил.

— У нас есть свидетель, юрист из центрального храма Юпитера. Он вел дела ее мужа.

Даже после этого император не проронил ни слова. Он глянул на своего юриста.

— Указанный свидетель опрошен, — голос юриста звучал с металлическим оттенком, — По понятным причинам он не может присутствовать на суде августейшего. Только вот в имеющемся протоколе сказано: «Один из сенаторов с криками набросился на вдову Луция Цецелия Атилию, угрожал ей и разговаривал в грубейшей форме».

Юрист читал с дощечки.

— Но, мой Цезарь. Он лжесвидетельствует, этот жалкий червь.

Сенатор с двумя подбородками казался расстроенным и возмущенным.

— Напоминаю вам, уважаемые, вы перед Отцом Отечества. Будьте любезны вести себя достойно. К тому же я еще не закончил.

Чиновник продолжил зачитывать протокол.

— Кроме всего прочего тут сказано: «Оба сенатора, на днях, пытались меня подкупить. Предлагали по пять тысяч денариев с каждого, если вдова Луция вынуждена будет заплатить».

— Гнусная ложь! — теперь нервы сдали у второго, более спокойного, сенатора.

Адриан кинул на него взгляд из-под бровей.

— То есть выходит: и вдова Атилия обманывает и храмовый юрист врет?

Оба сенатора стояли, молча, не шелохнувшись.

— Напомни, любезный, что бывает за недоказанное обвинение в лжесвидетельстве?

Юрист собирался ответить, но император его остановил.

— Впрочем, не надо. Они сами прекрасно знают. Они надеются в случае своей неудачи отделаться штрафами, прикрывшись положением в сенате. Давай подытожим, какие законы нарушили наши жалобщики.

— Августейший, мною было выявлено и зафиксированы следующие нарушения законов: преследование вдовы с целью получения денег от нее за выигрыш у покойного до его смерти; вышеозначенное преследование до истечения девяти дней после похорон; попытка подкупа свидетеля и склонение его к лжесвидетельству. И, наконец, самое тяжкое нарушение закона: ложь на суде перед августейшим императором.

Ого, подобного оборота событий Атилия и представить не могла. Интересно чем грозит все эти нарушения.

— Насколько я помню, а я всегда слыл весьма неплохим знатоком Римского права, — Адриан говорил не торопясь, он явно наслаждался моментом, — Так вот, все перечисленное, для представителей сената, грозит штрафами. Общая сумма около пяти-шести тысяч серебром, верно?

— Все, кроме последнего нарушения закона, — уточнил юрист, — С каждого из них по шесть тысяч денариев. Четыре, из которых, следует уплатить вдове. А две тысячи, в пользу казны.

— Но наши «пострадавшие» решили, что им удастся обмануть мой суд, — продолжил Адриан, — А от такого уже за сенаторскую тогу не спрячешься. Вот мой приговор: обоих, лишить должностей в сенате Рима до конца жизни. Изгнать на пять лет из столицы. Первого в Британию, к нашему валу от пиктов. Второго в Каппадокию, на самый ее север. Лишить права обжаловать в Верховном суде сената. Приговор исполнить сегодня до захода солнца. Во избежание интриг и препятствий со стороны осужденных. На этом все. Увести их.