— Почему ты мне всё рассказала? — невесело спросила Ира. Она успела уже привыкнуть, что разнокалиберные тайны от неё скорее прячут, чем выкладывают вот так вот запросто.

— Да вы такие же, как мы, — пожала плечами Цветана. — Не зря ж вас Премудрый тогда привёл! А храмовые что вас не любят, что нас. Они и вовсе никого не любят.

Здесь никто никого не любит. Себе дороже. Ира поправила на локте тяжёлую корзинку и расправила одолжённое у Цветаны платье; старостина дочь была миниатюрнее, белый лён туго тянул на плечах и в груди. Штаны и рубашка для тихой охоты подошли бы куда как лучше, но лучше уж путаться в подоле, перешагивая коряги, чем спорить с местными нравами.

Когда древесные кроны перестали заслонять небо, солнце уже миновало зенит. Цветана нервно выдохнула и сотворила обережный знак; встреча с полудницей не прошла для неё бесследно. Вытоптанная в лугах тропка, плавно огибая холмы, бежала к подножию частокола; напитавшаяся жарой дорожная пыль ощутимо грела даже сквозь подошвы кожаных башмаков. Цветана весело о чём-то щебетала; Ира честно вслушивалась, но понимала едва ли половину из её историй. Корзина мешала и немилосердно давила на руку. Вообще говоря, никто не принуждал Иру трудиться на благо хозяйской семьи, но, во-первых, она чувствовала себя обязанной приютившим её людям, а во-вторых — наедине с Цветаной было проще, чем среди любопытных деревенских жителей. Правда, общительная подружка всё норовила познакомить важную гостью со своей многолюдной компанией; Ира вчера видела в окно, как хозяйская дочь спешит к пёстрой гурьбе сверстников и уходит с ними куда-то за частокол. Мысль о том, чтобы строить из себя фальшивую иноземку перед столькими людьми сразу, внушала ужас.

Из-за ближайшего холма показались всадники в багряном. Ира испуганно замерла, потом, опомнившись, заставила себя шагать дальше; сомнение продлилось не дольше мгновения. Это мыслительное упражнение они с Зарецким уже проходили три-четыре дня назад. Воины просто куда-то едут, они не знают, кто перед ними, не ожидают увидеть здесь беглянку из чужого мира. А если вдруг знают… Ира осторожно потянулась к воротнику, будто бы ослабляя слишком туго завязанные тесёмки.

— Княжьи люди, — заметила Цветана, поудобнее перехватив корзинку. — Сталбыть, скоренько сам князь приедет. Надобно батюшке сказать…

Она остановилась в нескольких шагах от перекрёстка, почтительно склонив голову; Ира последовала её примеру. Конские копыта глухо топтали пыль. Двое всадников, предвестники прибытия князя, никуда не торопятся; должно быть, разведывают дорогу. Ничего страшного в этом нет…

— Доброй дороги, девоньки, — весело сказали над головой. Стук копыт смолк; сердито фыркнул конь. Ира не решалась поднять взгляд.

— Боги в помощь, добрые люди, — бойко отозвалась Цветана. Она, кажется, ничуть их не боится. Надо поднять голову, попробовать повторить её слова, интонации, говорок… К чему сейчас излишние расспросы?

— До Лисавы далече? — смеясь, спросил рыжеусый всадник. В его глазах нет ни угрозы, ни настороженности; он не охотится за ведьмами, никого не ищет. Поднявший было голову страх отступил без боя; странно и так легко…

— Да уж день пути будет, — Цветана указала куда-то между холмов. На запад. — Может, и меньше, ежли конь добрый.

— Наши-то добрые, не боись, — усмехнулся в усы второй, помоложе, с длинной и блестящей чёрной косой. — Хочешь — прокачу? Скажешь тогда, день ли, меньше ли…

Цветана хихикнула.

— И пошла бы, да батюшка не велит. До Вельгоровой-то ночки не след…

— Сами откуда будете? — спросил рыжий, одобрительно разглядывая Иру. Видимо, по его логике, раз напарник заприметил Цветану, её спутница должна достаться ему.

— С Березны, — лучезарно улыбаясь, сообщила Цветана и, как гром средь ясного неба, прибавила: — А на неё не глядите, она чужеземка! При господине странствует.

— Вон как, — со значением проговорил рыжеусый и выразительно воззрился на Ирины руки. — Ну, сталбыть, бывайте.

Он первым тронул коня; чернокосый послал напоследок Цветане лукавую улыбку и последовал за старшим. Всадники уехали, а смутное чувство гадливости осталось — не понять, от чего.

— Зачем ты им сказала? — укоризненно спросила Ира. Принято здесь брать на заметку иностранцев? До виз, само собой, додуматься ещё не успели, но вдруг тут какая-нибудь война, или цветёт пышным цветом ксенофобия, или другая напасть…

— А что ж, не след было? — всполошилась Цветана и тоже покосилась на Ирино запястье. — Я ж как лучше, чтоб рот на тебя не разевали… Ить сокол твой осерчает, нет разве?

— С чего… — недоумённо начала Ира и сообразила, что именно пришло в голову её спутнице. Знала бы Цветана, насколько смехотворны её предположения! — Да мы же не… Короче, ему всё равно. Не надо было им ничего говорить.

— Ох, прости мне! — Цветана расстроенно изломила светлые брови. — А я-то думаю, чего ты тесёмку не носишь… — она на миг задумалась и повеселела: — Тогда пойдёшь с нами у огней плясать! В Вельгорову ночку все пляшут, у кого дружка нету. У вас не так?

— Не так, — буркнула Ира. Зачем она вообще этот разговор завела… Вечно попадает впросак из-за какой-нибудь ерунды!

Набранные в лесу лисички пустили в дело сегодня же, к ужину. Староста Младан жил получше, чем прочие деревенские; его жена в полевых работах не участвовала, а дочери только по очереди носили братьям обед и по настроению помогали с жатвой. На семью работали несколько батраков, в том числе помощница по дому, но в кухню хозяйка чужих не допускала. За исключением Иры. Началось это как очередной конфуз: гостья, не знавшая заведённых здесь порядков и жаждавшая как-нибудь отплатить за кров и хлеб, полезла помогать с готовкой, а хозяйка из уважения не посмела её прогнать. Потом Младан похвалил сделанные по бабушкиной науке пирожки, и светлокосая Ждана теперь охотно принимала Ирину помощь. Приятно было в кои-то веки не чувствовать себя бесполезным балластом.

Сперва вернулись с поля Цветанины братья — трое рослых светловолосых парней, похожие друг на друга, как горошины из одного стручка. Старшему, женатому, молодая супруга поднесла льняное полотенце — смахнуть пот и вытереть с рук пыль и грязь. Двое других, перешучиваясь, дожидались не слишком расторопных сестёр. Эти вечерние встречи слишком смахивали на ритуал, и Ира не стремилась в них участвовать. Может быть, от неё ожидали чего-то подобного в отношении Зарецкого; тот не счёл нужным давать пояснения относительно местных обычаев. Легенда с бестолковой иностранкой была для него более чем удобна. Обозначая уважение к хозяевам, Ира поднялась с завалинки, на которой отдыхала после кухонных трудов.

— Батюшка! — Цветана, первой заметившая отца, подхватила вышитый рушник и со всех ног припустила к калитке, едва не сбив с ног попавшегося по пути работника. Следом помчалась младшая её сестра, Милица. — Батюшка, к нам князь едет!

— Нешто правда? — Младан прищёлкнул языком, взял у дочери полотенце и прижал к взмокшему на жаре лбу. Вернул тряпицу Цветане, обернулся через плечо: — Слыхал, Яр? Никак не наестся, морда медвежья… То зерна дай, то пеньки, то десять душ на войну…

— Может, не за данью, — предположил Зарецкий. Он вовсе не выглядел уставшим; необходимость сутками не спать отодвинулась на неделю, вместо мелких речушек и твёрдой земли к услугам гостей была баня и мягкие перины, а постоянное притворство, кажется, нисколько его не утомляло. — Времена нынче неспокойные.

— Да хоть какие, — сварливо отозвался староста. — Явился — сталбыть, потребует, чтоб ему пусто было. Говорит, мол, пора бы Агирланов и скинуть, а сам ить только и делает, что к ним в Саборан на поклон ездит. Так в нынешнее лето совсем с цепи сорвался…

Ярослав дипломатично промолчал. С Ирой он едва встретился взглядом; тихо счастлив, что на время сбыл с рук надоедливую и беспомощную обузу. Деревенские сразу нашли для него сотню дел, куда как более привычных: приструнить зарвавшегося домового, проверить ближние леса на предмет опасной нежити, подежурить в полдень в полях… Вышитая строгим ярко-синим узором рубаха как-то причудливо ему шла; если не знать, что он всего лишь виртуозно разыгрывает из себя местного — в жизни не догадаешься.