Пешеходная дорожка плавно изогнулась и нырнула в безымянный скверик, сонно нежащийся в лучах утреннего солнца. Вокруг пыхтели выхлопами стиснутые в пробках стада автомобилей, пестрели нарядные вывески, цокали, шлёпали, шаркали по брусчатке многочисленные каблуки и подошвы, а за неприметным решетчатым забором царило почти зачарованное спокойствие. Почти… Настоящий леший вряд ли поселился бы здесь, посреди шумного города, а какой-нибудь мелкий лесовичок наверняка приглядывает тут за порядком. Не без ведома Управы, конечно.

Ира в сотый раз поправила торчащий из сумки острый пластиковый уголок. Желание остановиться и на всякий случай перерыть документы не оставляло с тех пор, как новенькая папка очутилась в обрамлённом молнией тряпичном зеве. Полезнее было бы лишний раз перечитать конспект, но тогда при виде первого же истёршегося из памяти абзаца неминуемо вернулась бы утренняя трясучка. Мама, собираясь на работу, уверяла, что бояться совершенно нечего, но она-то за столько лет привыкла к аттестациям. На самую первую тоже, небось, ползла на подгибающихся ногах.

В скверике по случаю утреннего часа было пусто: собачники уже убрались, мамы с детьми ещё не нарисовались, а поток спешащих от метро служащих иссяк где-то час назад. Идти осталось минут пять, не больше, а до назначенного времени ещё целых двадцать. Пристроившись на чистенькой лавочке, Ира поддалась-таки назойливому беспокойству и вытащила из сумки пластиковый конверт. Паспорт, свидетельство о рождении, подписанное заявление, сложенная вчетверо старенькая личная карточка, в которой отмечен предположительно средний уровень способностей к колдовству. Мама как-то обмолвилась, что не слишком внимательная учётчица едва не влепила туда по ошибке прочерк; поди докажи потом, что ты не минус — бумага-то заверена… Сейчас наверняка бардака намного меньше, но всё равно страшновато. Вдруг запись отменили или забыли внести в расписание? Или сама Ира с перепугу явилась не в тот день… Дата в заявлении вроде бы совпадала с равнодушными белыми цифрами на экране телефона — взгляда с третьего Ира в этом уверилась. В заявлении вообще всё правильно. Мама лично его проверила, а до того — едва ли не надиктовала, настояв на указании сразу седьмой категории. Ира, будь её воля, написала бы восьмую, а то и девятую; куда спешить, зачем рисковать ещё год проболтаться в ученицах? Но на девятую сдала Анька Сафонова, а на восьмую — сама мама на первой своей аттестации; Ира обязана была справиться лучше. Она и старалась изо всех сил, кропотливо впихивая в память нескончаемые страницы конспектов.

Но память памятью, а от нервов можно всё на свете перепутать и не вытянуть амбициозно заявленную цифру. Мама, правда, и слышать об этом не желала: она-то уверена на сто процентов, а то и больше, что отлично выучила дочку. Жаль, что на работе ей именно сегодня попалась смена… Или нет, не жаль. Стыдно на третьем десятке ходить по госучреждениям за ручку с родителями. Вечером, когда всё будет позади, вспоминать-то станет смешно. Они и посмеются все втроём за чашкой чая, передавая друг другу заветную корочку. И бабушке непременно позвонят, она будет рада…

Без пятнадцати. Пора всё-таки шевелиться. Лучше уж прийти пораньше и потоптаться в вестибюле, чем опоздать из-за какой-нибудь ерунды вроде долгого светофора. Ира сложила бумаги обратно в папку, проверила, не осталось ли чего на скамейке, и нарочито бодрым шагом двинулась через сквер. В юбке и блузке непривычно; куда уютнее было бы в джинсах и футболке, но в таком виде на важные экзамены не являются. Хорошо хоть, что день рождения весной, а не где-нибудь в промозглом ноябре, когда и жить-то не хочется, не то что проходить аттестацию. Да и вообще сегодня несказанно повезло с погодой: последние три дня шли дожди, вымочившие как следует пыльный столичный асфальт. Вот было бы удовольствия прыгать тут под зонтиком, огибая лужи…

В рябиновых зарослях зашуршало, и из буйной молодой листвы высунул нос лесовик. Внимательно оглядел незнакомку, туманно хмыкнул, но убираться не спешил. Лесовик был цивильный, с серебряной учётной биркой, означавшей покровительство Управы. А ведь угадала! Ира улыбнулась удаче, принявшей облик безобидной лесной нежити. Почему бы не закрепить?

— Если сдам на седьмую, принесу мёда, — пообещала она, мельком оценив риски.

Выходило не слишком опасно: слабенькая нежить на госслужбе наверняка как следует связана клятвами, а мёд можно будет раздобыть на ярмарке у метро. Лесовик, видимо, тоже прикинул выгоду, скрипуче кивнул и побрёл куда-то в заросли. Не забыть бы теперь про него…

Скверик кончился, упершись в забранный плиткой тротуар. Управа высилась по ту сторону не слишком оживлённой дороги; безлико-стильная офисная громада, сестра-близнец десятка таких же зданий вдоль улицы. В матовых синеватых стёклах бродят солнечные блики, внизу, на расчерченной белым парковке, теснятся разномастные автомобили, у главного входа, как положено, тяжеловесная табличка с заумным официальным названием, гербом и флагом. Простой обыватель вряд ли заглянет просто так, а если и сунется — его непременно вежливо выпроводят. Ира бывала здесь раза три за всю жизнь: один раз получала ту самую личную карточку и ещё дважды маме не с кем было её оставить. В прошлый раз Управа выглядела не так внушительно; сейчас, пожалуй, можно и позавидовать Аньке, которая трудится в здешней канцелярии. Хорошо бы она сегодня дежурила…

На крыльце в тени от навеса обретались двое парней. Один, с всклокоченным ёжиком светлых волос и с серебряным колечком в брови, размахивал тлеющей сигаретой и что-то вдохновенно рассказывал, второй, высокий и носатый, невнимательно слушал и праздно обводил округу строгим взглядом из-под очков. Оба были, пожалуй, слишком молоды для здешних служащих, но, вне всякого сомнения, к минусам не относились. Ира мало видела прежде одарённых, кроме собственной родни и Аньки с её отцом; несмотря на никуда не девшееся беспокойство, жутко захотелось хотя бы послушать, о чём разговор, а то и познакомиться. Может, ребята тут по той же надобности… Папка требовательно кольнула уголком под локоть. Нечего тут мечтать — всё потом.

— Отойди, Макс, мешаешь, — буркнул носатый и сам сделал шажок в сторону, освобождая товарищу место для манёвра.

— О! — белокурый Макс проворно отскочил и одарил Иру лучезарной улыбкой. — Простите, пожалуйста. Я вас не задел?

— Н-нет, всё в порядке, — выдавила Ира. Очень захотелось проверить, не запутался ли в волосах какой-нибудь прутик.

— За каким интересом к нам такая прелестница? — Макс подмигнул, как будто старой знакомой, чем окончательно смутил и без того растрёпанные мысли. — По бумажным делам или по личным?

— Отвянь, Некрасов, не мешай людям жить, — фыркнул носатый и кивнул Ире: — Извините, пожалуйста. Вход через вторую дверь.

Ира покорно свернула вправо. Этот Макс сказал «к нам», значит, несмотря на более чем неформальный вид, он всё-таки из здешних. Надо будет расспросить потом Аньку — вдруг знает…

Дверь поддалась неожиданно легко и закрылась за спиной с деликатным щелчком. Вестибюль одновременно был и тот же самый, и неузнаваемо другой: вместо истёршихся мраморных плит глянцевито блестел наливной пол, гулкий светлый зал избавился от деревянных конторок и обзавёлся нарядными стойками, а заодно и бодро-зелёными развесистыми кустиками, уместно торчащими из кадок вдоль стен. На входе, разумеется, ряд серых пластиковых арок, и можно поклясться, что там не только металлоискатели. Охранник вежливо проводил Иру взглядом и, стоило ей пройти через арку, потерял к посетительнице всякий интерес. Надо же, оказывается, она боялась, что может оказаться иначе…

— Добрый день, — девушка у стойки вежливо улыбнулась, и Ире мгновенно стало стыдно за простоватую причёску и недорогую одежду. — Чем могу помочь?

— У меня запись на десять, — заявление и паспорт не без заминки легли на подсвеченное снизу стекло. — На аттестацию…