Квентин относится к нему крайне бережно. Порой чересчур. Питеру непривычно быть в чьих-то надежных руках, непривычно получать опору и поддержку. Он отвык. И это проявляется не только в повседневных мелочах или на вылазках. В постели тоже.

Опуская все те моменты, в которых ему еще нет восемнадцати, Питеру более чем нравилось, куда зашли их отношения. Не сказать, что Квентин провоцировал, скорее, это Питер к нему лез. В его-то возрасте — и не лезть. Со временем долгие поцелуи переросли в частичное отсутствие одежды, а после и в приятное времяпрепровождение. Первый раз прошел, как и положено, не очень ловко, но разочарованным никто не остался. Главное, что можно было говорить. Словами через рот, вот это все. И то, что Квентин был очень нежным.

Вот только и дальше все происходило довольно осторожно. Не понять, в чем подвох. Будто бы Квентин сдерживался сам или сдерживал Питера. Вместе им было хорошо, это безусловно, но в определенные моменты Питер чувствовал себя обманутым. Будто чего-то не доставало — и впоследствии он начал подмечать это и в других действиях Квентина.

Впрочем, все размышления и попытки разглядеть в глазах Бэка ответы тонули, стоило Квентину поцеловать его, безмолвно уговаривая остаться на ночь. Питер соглашался без промедления, выбрасывая эти мысли из головы. Вот же, Квентин, обнимает его и целует, мягко и нежно. Что еще нужно?

Вскоре Питер понимает что.

Им удается встретиться вновь через неделю, у Питера загруз по учебе, у Квентина — в организации. И он чем-то обеспокоен. Питер не знает причины, но лезет с ненавязчивым упорством, замечая нехороший отблеск в светлых глазах. Проблем не намечалось, в работе все хорошо, Фьюри — Питер до сих пор не понимал, как Квентину удавалось добиваться сведений от Ника, — сообщил, что они почти нашли компромат на Осборна. Питер к нему лишний раз не лез, доверяя Квентину. Надо будет что-то предпринять, тогда и пожалуйста.

Но Квентин отчего-то напряжен. И Питер обеспокоенно его обнимает, ставит подбородок на груди, пытается унять раздражение.

— Что случилось?

— Ничего особенного, — губы Квентина трогает успокаивающая улыбка, но это не по-настоящему.

— Фьюри опять требует слишком много? — риторически спрашивает Питер, прикладывая ладонь к его щеке. Привычно колется, уже не ощущает. Тот неуловимо покачивает головой. Тогда Питер приподнимается на носках, целует его в висок и не видит, как лицо Квентина прорезает тень озлобленности. Зато чувствует, как его притягивают сильные руки, в ответ осыпает его лицо поцелуями, добираясь до губ. Квентин отвечает на поцелуй, углубляет его слишком резко. Это на него не похоже, но мысль вылетает, когда ладони резко смыкаются на пояснице, разбегаются мурашками. Питер не успевает задаться вопросом, какого происходит, как оказывается оторванным от пола и распростертым на кровати.

Квентин действует плавно, но напористо, вливая возбуждение в вены. Жарко целует его, быстро проходится руками по телу. Питер позволяет вытряхнуть себя из одежды, отвечая тем же. Квентин занимает собой все пространство, забирает поцелуями весь кислород, действуя грубее обычного. Слишком быстро его растягивает, не дает опомниться, подготовиться, воспротивиться, как жар между их телами сливается воедино.

Так непохоже на предыдущие разы, ни на что не похоже. Только сводит Питера с ума, выбивая громкие стоны, сопровождаемые тяжелым дыханием. Он ловит взгляд Квентина, сверкающий в полутьме, и замирает на мгновение. Тот пронзает его насквозь и, самое невероятное, Питер готов умереть, лишь бы тот не останавливался. Подается ближе к телу, обвивая его одной рукой до следов на шее, второй проскальзывая между их телами, лаская себя.

Питер себя не слышит, его не слышит, когда кончает с глухим стоном, выгибаясь до хруста в позвоночнике. Все кажется таким нереальным кроме Квентина, жара его тела и дыхания на обожженной шее. Его волосы запутаны в пальцах Питера и Бэк с рычанием достигает того же.

Приятное тепло и тяжесть покидают его, но мысли все еще растворяются. Постепенное осознание приходит не сразу, возвращая Питера на пару минут назад. По телу проходит едва ощутимая волна спавшего возбуждения. Боже. Это правда случилось?

Он поворачивает голову к Квентину, придумывая, как выразить мысли. Тело приятно покалывало, обещая позже отдаваться неприятными ощущениями. Ну и пусть.

— Прости, я был груб.

Квентин подает голос первым. Приподнимается, смотрит на него размыленным взглядом. Питер видит неподдельное беспокойство в его глазах, спешит возразить.

— Нет, ничего. Не извиняйся. Мне понравилось, если честно, — бормочет он, словно вспомнив, что надо бы устыдиться. Квентин смотрит на него как будто с недоверием.

— То есть это из-за способностей, наверное, — добавляет Паркер, не в силах даже себе признаться, что ему по-настоящему понравилось. У него вроде никогда не прослеживалось склонностей к мазохизму. Повышенный болевой порог, вот это все.

— Это было клево, — все-таки смутившись, добавляет Питер, хотя блеснувшие глаза говорят куда выразительнее.

— А ты у нас не так прост, да? — посмеивается после паузы Квентин. Питеру не удается покраснеть — сил не осталось. Но он улыбается, когда Бэк притягивает его к себе.

— Учтем на будущее.

Питер все еще несколько осоловело заглядывает в его глаза синего-синего неба. Питер правда не верит, что на него кто-то может так смотреть. Наверное, тот сумасбродный взгляд ему почудился. Всем нужно выпустить пар. А этот способ более, чем неплох. Питер слегка смущенно, но улыбается, запуская руку в его мягкие волосы, соскальзывает пальцами на колючий подбородок. У каждого свои сюрпризы.

Квентин целует его в висок, пряча нехорошую усмешку.

15.

Теперь Питер знает, что глаза у Квентина лживые. И сам он такой же. Чумной, заразный. Все напускное беспокойство исчезло, растворилось в зеленом дыму, надежды рухнули, а опасения обострились.

Квентин знает, что Питер недалеко от него ушел. Можно считать десятками за раз скольким людям Питер лжет из-за него, но самое главное — лжет себе. Он все отрицает.

Соглашается, лишь когда оказывается один на один с Квентином.

Больше всего Питер боится, что их встречи прекратятся. И что не прекратятся — тоже. Бэк не спрашивает его мнения, когда они встречаются в новой квартире. Втайне от всего мира, игнорируя мораль и устои. Питер не приводит с собой на встречу всех сотрудников Щ.И.Т., Квентин не сдает его злодеям мира сего. Своеобразный уровень доверия. Непостижимый здравым умом, но все же.

Квентин ничего не спрашивает, когда прижимает его к стене, не добравшись до спальни, залезает руками под одежду, грубо, требовательно. Питер не противится — больше не противится, — даже когда его затылок ощутимо встречается со стеной. Впивается ответно пальцами под выразительными лопатками, прижимается крепче. Это не оправдать способностями или чем-то подобным. Напор и властность Квентина воспламеняют в нем все нервные окончания, концентрируют желание внизу живота.

Он ненормальный. Кто из них — сложный вопрос.

Квентину нравится выражение праведного гнева на лице Питера. Стоит усмехнуться или отпустить саркастический комментарий, спросить, как не стыдно ему. Тогда в карих глазах появляется блеск, порыв оправдаться. Нравятся его руки. Он их держит, когда нависает над Паркером в полумраке, стоит добраться до кровати. Крепко сжимает скрещенные запястья, а тот порывается вырваться, но не для побега. Нравится борьба в Питере, сталкивающаяся с вожделением.

Питер поддается этому без остатка. Кусает его подбородок в отместку за хватку на руках, сдирает одежду. У Квентина шальной взгляд, глубокий, потемневший. Питера прошибает судорогой насквозь. Это напоминает всю ту же борьбу, что они ведут ежедневно. В другой плоскости, во взаимном желании. Глаза в глаза.

Бэк в очередной раз убеждается, что Паркеру с его голосом только стонать. Задыхаться, выгибаться под его руками, когда те сдирают одежду и оглаживают крепкое тело; пальцами, когда те влажно пробираются внутрь, испачканные смазкой.