Все стало хуже, когда Питер признал, что его к Квентину тянет. Вслух. Словами через рот. Квентин такого не ожидал, а Питеру сделалось гораздо легче. По крайней мере, он отдавал себе в этом отчет, обойдется без подвоха. Вот он и смелеет, говорит о чем-то отвлеченном, разглядывая снежинки. Несерьезно. Бэку неинтересно, он наблюдает не за словами, а за Питером. Тот светится изнутри, тщетно пытается скрыть. Это видно невооруженным взглядом, ему только семнадцать. Как на ладони. Лучше бы он был таким же наигранным как Старк.

Квентина это раздражает, хрустит снегом под ногами. Прямо за поворотом.

— Я люблю тебя, Питер, — раздается вдруг. Заливается в уши.

Питер притормаживает на половине шага, чуть не наступив в лужу, задерживает дыхание. Как треснувший стеклянный шарик на елке. Вскидывает на Квентина настороженный взгляд. Тот улыбается лучшей своей улыбкой. Мягкой и ненавязчивой. Такой, что не поверить нельзя.

— Правда.

В глазах Питера сосредоточен весь мир. Все искорки и чувства. Квентин ведь честен, как никогда. От этого подвохом сквозит, но губы Питера неуверенно расползаются в улыбке.

— Ты ведь такой наивный и беспомощный, как тебя не любить? Да и кто, если не я?

Квентин испытывает неимоверное удовлетворение, когда с лица Питера стекает надежда, смазывается брызгами невидимого растворителя. Глаза тускнеют, но сказать нечего. Что-то не устраивает — свободен. Это все не Квентину нужно, так что без разницы.

Питер прячет руки в карманы до ужаса бесформенной куртки, слегка втягивает голову в плечи. Зато теперь усмехается Квентин, неприятное чувство за грудиной отступает. Идет отпаивать его какао в ближайшую кофейню, не спрашивая. Питер ведь так хотел? Чтобы их встречи проходили как у нормальных людей. В типичном кино, дома под уютным пледом и за приятными ужинами.

Квентин берет его за руку, когда они заходят в спасительное тепло. Питер ожесточенно выдирает ладонь, целенаправленно на него не смотрит.

А снег за окном все падает и падает.

6.

Как мучается Питер со своими внутренними разногласиями, так и Квентин отыгрывает на его нервах очередную симфонию. Ему нравится, как звучат признания, он говорит их чаще и чаще. Ведь Питер на них реагирует. Сворачивается ежиным клубком, не подпускает ближе. Бэку так интереснее раздирать внутренности. Говорить раз за разом, видеть, как Питеру от этого тошно.

— Ну что ты. Я же правда тебя люблю. Люблю глупых людей, за ними так забавно наблюдать.

— Зачем ты так?

Питер уже пять раз пожалел, что пустил Квентина домой. Тот проник в квартиру вирусом, зимним кашлем. Мэй уехала в соседний штат на выходные, а он совершил необдуманный поступок. Очередной. Квентину бы в тюрьме сидеть, а не на диване в гостиной, но как есть. Ведь у них не всегда так, но в Бэке порой что-то переклинивает.

— Тебе не нравится моя искренность? — брови Квентина наигранно приподнимаются. Он сидит в планшете, раздает указания на расстоянии, а Питер не знает, как подступиться. Втягивает иголки, которые Бэку не страшны.

— Мне не нравится, как ты это говоришь.

— Разве это неправда?

— Нет.

— Но я ведь здесь. А должен быть в гостях у Фьюри, например. Не знаю, куда твоя совесть взывает. Разве не глупо? Я это ценю.

Питер поджимает губы. Его так легко сбить с мысли, спугнуть с начатого. Он неловко поводит плечами, уползает в свою паутину комфорта от греха подальше. И Квентину непонятно, злится тот или расстраивается. Проникается мыслью. Ладно же. Ему все равно надо работать. Иронично это: сидеть у главного охотника за беглецами и продумывать планы на будущее.

Об этом они тоже не разговаривают, Питеру проще делать вид, что ничего не происходит. Обожжется об это однажды, но пока что Бэк пытается перехитрить очередного владельца корпорации. Опыт уже имеется, проблем не возникнет.

Вот только Квентин в кои-то веки забывает, что он — человек. С физическими потребностями и возможностями. Он не спал нормально последние три дня, не замечает, как его вырубает прямо на диване. В логове врага, ха-ха.

Здесь, все-таки, чертовски уютно.

7.

Квентин открывает глаза уже в полумраке. Свет в комнате выключен, шторы прикрыты. Сам он под пледом. Спросонья не сразу доходит, что все это материализовалось не по мановению руки. Причина сидит где-то за стенкой.

Мышцы неприятно гудят. Квентин садится с немым вопросом, скидывает вязаное укрытие. Планшет тут же, хотя Питер мог уже тысячу раз его взломать. Квентин невидящим взглядом смотрит на подложенную под плечо подушку, ощущает, как в ребрах расплескивается ярость.

Это ведь не потому, что он взъел Питеру мозг. Питер сам проявляет заботу. Не молится на него, не зависим, не услуживает, в то время как Квентину хочется переломать Питеру хребет. Чтобы опасался к нему подходить без разрешения, чтобы смотрел с опасением, перепрошить мысли. Ему нужен кто-то на растерзание, а Питер упорно не поддается.

Не обращая внимание на покалывание в руках, он швыряет плед комком в угол дивана, выходит в коридор, в комнату Питера. Щурится от хлынувшего в глаза света, выныривает зверем из полутьмы.

— Ты доволен?

Питер сидит прямиком на заваленном хламом полу, ковыряется в костюме. В руках — инструменты, на носу — Эдит, еще один укол. Он недоуменно обращает на Квентина внимание, весь до нелепости домашний и привычный. Приподнимает в немом вопросе подбородок.

— Что? Ты поспал?

Бэк чуть не задыхается, окидывая его мрачным взглядом. Питер пялится на него огромными глазами, в которых Квентин тщетно ищет насмешку. Над ним. Тот ведь оказался умнее, обыграл по своим правилам. Питер верит в лучшее в нем. Вот, что немыслимо. С завидным упорством. И обращается с ним так, как Бэк не заслуживает. Это не выразить в словах, но ему хочется вытряхнуть из Питера всю эту человечность, взбудоражить спокойствие.

— Надо было тебя разбудить? — наконец неуверенно предполагает Питер через полминуты молчания.

Квентину хочется его ударить за участливость. Вместо этого он молча выходит, оставляя растерянного Питера посреди комнаты.

8.

Питер не знает, что он делает не так. Ответ на поверхности: связывается с Квентином снова и снова. Он не ищет никому оправданий, не сходит с ума. Только паршиво почему-то ему.

Питер сидит на злополучном диване, кутается в толстовку. Он пытается воззвать к голосу разума, не винить себя, но это сложно. Ему хватает мозгов увидеть манипуляции Квентина, но вот выпутаться из этих впивающихся в разум гвоздиков куда сложнее. Он опять все испортил. Чем — не знает, но Квентин ушел ведь не просто так.

Раздается стук в дверь. Питер слышал, знает, чьи шаги ему предшествовали, но подниматься не спешит. Пялится невидящим взглядом в выключенный телевизор. Он ужасно устал.

— Тук-тук, — раздается голос Квентина за дверью.

— Кто там?

— Плохой человек.

— Зачем пришел?

— За грехи платить.

Питер хмурится еще больше. Ждет еще чего-то, но с дивана встает, тащится к входной двери. На пороге Квентин. Весь такой же безупречный, как и всегда, разве что несколько снежинок упали на воротник, пока бежал из такси до подъезда. Питер безучастно приподнимает брови. Бэк протягивает небольшой сверток в крафтовой бумаге.

— Раз уж я проиграл.

Питер поджимает губы. Берет подарок с осторожностью сапера, достает из бумаги продолговатый предмет. Сине-красный чехол. Для очков. Он смотрит на Квентина нечитаемым взглядом, открывает футляр. Внутри вкладыш.

Безо всякой любви.

QB

Питер оценивающе на него смотрит. Квентин необычайно серьезен, а может ему только кажется.

— Что, просто так? — спрашивает Питер, ожидая продолжения фразы.

— Просто так.

Питер прижимается плечом к дверному косяку, разглядывает Бэка, словно впервые увидел. Тот молчит, терпеливо ждет вердикта. Питер смотрит на мгновение в потолок, разворачивается, возвращаясь в гостиную.

— Я тебя тоже, — говорит он вдруг спокойно через плечо. Утаивает улыбку, сжимая в пальцах футляр, и неуловимо покачивает головой, мол, проходи.