Он тянет момент, наплести команде причину — не проблема. Вот только когда осознает, почему это делает, то озлобленно хмурится. А Питер залезает к нему на колени, осторожно обнимает и говорит, что плохие дни бывают у каждого.

Квентин прикладывает все усилия, чтобы не сбросить Питера на пол, когда тот успокаивающе целует его в лоб. Хочет приложить его о стену, чтобы у него разломился череп и открылись глаза на происходящее. Перед глазами падает алая завеса, пока тот гладит его по волосам и Квентин едва кривит губы.

Питер переживает, но не за него. Не за него по-настоящему. За Квентина Бэка, за бравого героя и хорошего человека. Ему в жизни не представить, что скрывается за этой оболочкой.

Наутро Квентин находит в блокноте ободряюще-успокаивающее «все проходит — и это пройдет».

Надо, чтобы прошло. Это не синдром преступника, которому хочется быть обнаруженным. Это желание разбить Питера окончательно. Слишком тот счастлив. Неоправданно, незаслуженно.

Удивительно, но у Питера не все мыслительные способности разложились на безмерное обожание. Ему ничего не стоит подкинуть пару моментов на размышление. Завлечь в свой дом, заставить прийти с непониманием и вопросами.

— Хороший был план, верно? А ты в главной роли.

— Это не так, — Питер отстраненно пятится назад. Пытается отыскать усыпленное чутье, здравый ответ. Не выходит.

Квентину хочется, чтобы Питер смотрел на него как минуту назад. С волнительной нежностью, горькой заботой и беспокойством. Но тот смотрит с затравленным непониманием. За это его хочется вытолкнуть в окно.

— Все так, Питер. Неужели ты думаешь, что правда мог заинтересовать меня? Думал, что нужен хоть кому-то?

Четырнадцатый этаж как идеальное место преступления. Растерянность Питера — соучастник. Карие глаза стекленеют, когда взмывает в воздух пара дронов, превращают реальность в иллюзию. Это было давно запланировано, на всякий случай, внеплановое отступление. Квентин без костюма, не разойдется, но ему остается только милостиво распахнуть окно, пока Питер пятится к лоджии, когда перед ним вырастают разрушенные надежды. Он пятится и пятится, спотыкается о порог, напуганный призраком Тони Старка.

Все останавливается, когда Питер почти переваливается через оконную раму, в попытке заползти на несуществующую стену. Питер ошалело моргает, непонимающе пялится на застывшего в проеме Квентина.

Тот зол. На себя. На него.

— Одна попытка. Проваливай. Или умрешь.

Квентин на всю жизнь запомнит истощенный взгляд Питера, глаза которого вновь заволокла иллюзия. Но он выпрыгивает из окна, а не падает, цепляется паутиной за урбанистические джунгли.

Квентин вырубает дроны, хватает приготовленную сумку, забирает плащ, из складок которого выпадает многострадальный атрибут.

Блокнот — это улика, думает Квентин, испепеляя обложку сощуренным взглядом. Его привязанность, его минутная слабость. От него надо избавиться.

Хотя бы от блокнота, раз от Питера не выходит.

4.

Наверное, это называется взрослением. Все это. Смерть близких, собственная беспомощность, теперь вот еще предательство поднесли на блюдечке с потрескавшимся покрытием. Питеру страшно признать, что его жизнь превратилась в вереницу бесконечной боли. Это все должно быть одним большим совпадением. Одним. Случайным. Совпадением.

То, что он не просто прохерился, а прохерился по полной, Питер осознал только через час после побега. Дело не в том, что его предали, а в том, что он отдал Эдит Квентину. Это должно быть редкостным идиотизмом, довериться названному герою и отдать ему величайшее изобретение Тони Старка. Память о нем, сосредоточение грандиозного разума. Пытаясь осознать, насколько огромна власть в руках у Квентина, Питер осознавал лишь собственную беспомощность.

Если бы Ник Фьюри знал всю ситуацию, он бы никогда больше не пожелал видеть Питера Паркера. Предательского — и преданного. Потому что, как бы Питер не взывал к голосу разума, у него за грудиной сворачивается колючее чувство, едва прикрывающее едкую тоску.

Питер каждый день напоминает себе, что все чувства он испытывал (ет) к несуществующему человеку. К мастерски разыгранному спектаклю. Память услужливо подкидывает не тот момент откровенного ужаса. Это все настолько иррационально, что от себя тошнит.

А еще от школы, от общения, от жизни.

Звонок высвечивается на треснутом экране мобильного, как раз когда он заходит в пустую квартиру. Давит стыдливость за радость от того, что тети нет дома — Питер не мог объяснить свое состояние последние три недели. Пусть это будет подростковая депрессия. Выпускной класс, самое оно.

За секунду до того как принять звонок, Питер вспоминает, почему не хотел отвечать на звонки Ника Фьюри. Ничего хорошего от него не жди, так еще мистер Старк говорил.

На том конце связи сообщают, что Квентин Бэк мертв.

В ушах гудит, в груди пережимается. Питер приваливается к стене, которая неожиданно становится вязкой. Как желе. Как ложь.

У Питера Паркера что-то с сердцем. Нехорошо это, надорвется вот-вот. Он не понимает, что ответил Фьюри, не знает, как сделать глоток воздуха, кислород лопается и врезается в горло. Он сбрасывает звонок, впиваясь пальцами в сделавшуюся скользкой стену. Остаются вмятины, расползаются трещины.

Квентин Бэк по-прежнему мертв.

Питер сидит на полу и давит горе, давит виски пальцами, сжимает до боли. Он этого не ждал, не предсказывал, не думал об этом. Ведь так и должно быть? Квентин — плохой. Заслужил, воспользовался, получил сполна. Череда неудачных событий, не более.

Питер бы отдал Эдит еще сто раз, лишь бы заглянуть в глаза Квентина хотя бы однажды.

В голове все расплывается киселем, мысли текут вязко и долго. Питер пялится сухими глазами в одну точку, пытается вправить свои мозги. Не помогает. Ему бы испытывать омерзение к происходящему, да не выходит.

Надежда ожидает в комнате, до которой он не помнит, как добирается. Питер ощущает чужое присутствие незадолго до него. Это как луч света, как просочившийся запах. Лишний предмет поверх хлама на рабочем столе.

Питер подходит, берет темно-синий блокнот со своего стола, раскрывает дрожащими пальцами. На последней странице знакомым почерком выведена пара слов.

«Кого-то потерял, Питер?»

Питер ничего не может с собой поделать — в уголках губ теряется судорожная улыбка.

========== 5. ==========

5.

Квентин смотрит искоса на Питера. Тот подбирается ближе, прибивается под бок, оставляя мокрые следы от ботинок на асфальте. Две прямые не пересекаются, но одну все же притягивает магнитом к другой, изгибает неправильной волной.

Они гуляют по Квинсу. Выглядит по-идиотски. Как если бы Квентин пришел в Диснейленд или типа того. Бэк вообще не должен вот так в открытую бродить по городу, но в своем черном пальто он выглядит непримечательно. Не так примечательно, как мог бы. Если за углом не столкнутся с агентами Щ.И.Т. — то и черт с ним.

Они гуляют по Квинсу, но Питера это не смущает. Не смущают нечищенные тротуары, забытые перчатки, тающие в волосах снежинки. Все ведь хорошо. Настолько, насколько может быть при их отношениях. Полгода уже так.

Вначале было роскошно — Питер до одури злился и исходился отчаянием. Ну, когда узнал, как сильно его обдурили. Развели как мальчишку. И все бы нормально, он бы это пережил — как и все в своей жизни, — но Квентин не выпускал его из виду. На всякий случай. Незакрытый гештальт преследовал Питера долго и в итоге тот ему поддался. Все бедствия проходят, но не мимо него.

Это не объяснить нормальным образом. Они встречаются. Иногда. Знают друг о друге чуть больше, чем положено врагам. Питер страждет, ведет неравный бой с совестью, а Квентин — с неосмотрительностью. Это уже точно не про разговоры о супергеройских вещах, это что-то на уровне инстинктов. Они не сообщают лишнего, но есть в этом что-то взаимное. Никто друг друга не сдал. Пока что. Квентин иногда думает, что козыри в рукаве равны. В Питере может сыграть верность принципам, и как бы Квентин не контролировал происходящее, соль в том, что он не знает, зачем это делает. Раньше была идея. А теперь вот бесцельно бредет по заснеженным улицам и слушает треп Паркера.