Фред застыл за перегородкой, под таким углом его не видно. Надо бы дать о себе знать, но как-то не комильфо — влезать в разговор на таких тонах.
— Так, — в голос Старка закрадывается недовольство, — во-первых, это даже звучит смешно, во-вторых, кто тебе такое сказал?
— Неважно, — качает головой Питер.
— Питер.
— Не-важ-но.
— О тебе слухи распускают, а я даже не знаю кто?
— И не узнаешь. Докладывать — подло, — твердо говорит Питер.
— А обсуждать тебя за спиной — нет?
Фред видит, как Питер качает головой.
— Питер, у большей части из них нет и половины твоих мозгов. Думаешь, если я кому-то из них отдам — не дай бог, конечно, — Марка, и скажу собрать вручную — они справятся?
— А я типа справлюсь?
Молчание.
— Ну, может и справлюсь, но это все уже по готовенькому.
Выразительное молчание.
— Да это здесь сейчас при чем, я вообще в отделе кибернетики! А туда реально сложно попасть, вон сколько желающих!
— И они ничуть не умнее тебя. Или, если тебе так удобно принижать оценку себя, ты ничуть не глупее их. Ты не на заслуженном — ты на своем месте.
Следует тяжелый вздох.
— Просто… Я только сейчас, кажется, понял, что это никогда не кончится. Проблема ведь не в нас, а в том, что людям надо что-то обсуждать?
— Это не навсегда, — говорит Тони так, что невозможно не поверить. — Тем более, ты с Джозефом. Он на тебя влияние оказывает?
— Джозеф классный, — голос Питера оживает, — он мне понравился еще когда выразил соболезнования жизни с тобой.
— Значит, когда я тебя предупреждал, что ты окажешься со мной в полной заднице, ты не поверил?
— Ты предупреждал? А-а, ты про одну из тех ста пятидесяти попыток отговорить меня от тебя?
— Ты явно преуменьшаешь.
Питер усмехается и утомленно потирает переносицу, становясь очень похожим на кого-то в этот момент.
— Блин. Теперь я еще и на тебя все вывалил, а у тебя и так сложный день, и времени нет…
— Питер, на тебя у меня есть время всегда, — строго говорит Тони, не желая допускать иного.
— Спасибо, я просто… ведь даже ничего не сделал, чтобы обо мне так думали!
Питер нервничает еще больше, восклицает с затаенной обидой.
— Сделал, вообще-то, — деловито сообщает Тони, притягивая его к себе за поясницу, — заграбастал самого лучшего мужчину Америки, из которого ещё и гребешь деньги. Как не стыдно, молодой человек?
Питер издает слабый смешок. Обнимает Тони и прячет лицо у него на шее. Не стыдно ему точно, но влюбленно — до смерти.
— Все наладится.
— Надеюсь, — приглушенно бормочет Паркер. Обнимает ещё крепче, опору ищет. Тони успокаивающе гладит его по волосам. Фред видит, что на его губах мелькает улыбка. Не насмешливая — снисходительная.
— Но все же не помешает проредить ряды подчиненных.
— Тони, — с укором опять начинает Питер, поднимает на него глаза, — они все объективно хорошие (наверное) сотрудники, мы уже договорились. Даже не смей.
— Ладно, ладно, — вздыхает Тони так, словно его лишили воздушных шаров на день рождения. — Вот как мне тогда поднять тебе настроение? Хочешь, плюнем на все и сгоняем куда-нибудь на выходных? Рванем в Европу? Устроим ужин в космосе?
Повисает пауза, в которой чувствуется глубокая и нешуточная задумчивость.
— Давай сгоняем за мороженым и будем всю ночь смотреть старые фильмы?
По всему помещению разносится смех Старка. Он притягивает Питера к себе, целует в переносицу. Тот тянется в ответ.
— Так и быть, поехали откармливать тебя мороженым, Паучок, — Тони обнимает его за плечи и ведет на выход. — Я не обещаю, что всю ночь мы будем именно фильмы смотреть, но на пару частей «Назад в будущее» меня вполне хватит…
Голоса затухают в коридоре, затухает освещение. Фред еще несколько секунд терзает просветлевшим взглядом задвинувшуюся дверь.
Он не должен был этого слышать, но Питер определенно знает толк в лекарствах от хандры. Пожалуй, Фред тоже сегодня заедет за мороженым. Все с дочкой разговор пойдет веселее. В понимающем направлении.
========== Bum bum bum ==========
Тони страдает бессонницей. Постоянно страдает, но конкретно сейчас - сорок три минуты. Ни в одном глазу. Кажется, он где-то здорово насолил старине Морфею, за что теперь регулярно расплачивается. Голова гудит, процессы стопорятся, в глазах сухо.
Сорок четыре.
Ладно, насчет постоянства лукавит. В последнее время сон если и не пришел в норму полностью, то стал более насыщенным. Теплым. Но местами по-прежнему неравномерным, с недосыпами или ночными посиделками в мастерской. Реже. Гораздо. Виновник этого «реже» безмятежно сопит рядом. Вот у кого точно нет проблем с недосыпом — энергию необходимо восстанавливать, что Паучку удается без проблем.
Тони смахивает голограмму, из которой уже толком ничего для себя не выносит, переводит взгляд на Питера. Чувствует себя законченным педофилом. Серьезно, Паркеру во сне можно дать лет четырнадцать, не больше. Столько же и ему, за совращение малолетних. Просто ужас. Наверное. Тони стыда не испытывает, да и не пытается, разглядывает его погасший силуэт в полумраке.
Когда Питер расслаблен, то выглядит еще более нежным, чем есть. Недалеко ушел от бодрствования, однако постепенное взросление ему идет. Сосредоточенность в глазах, слегка заострившиеся черты лица, это все неуловимо. Просто иногда Тони смотрит на него как будто со стороны и видит, что Питеру уже не пятнадцать. Восемнадцать. Вот это совсем другое дело. Теперь самостоятельный, как уверяет его Питер.
Тони позволяет ему это маленькое допущение.
На тумбочке с его стороны планшет, чашка из-под чая, нахламление тетрадок и в очередной раз треснувший телефон. Между вещами рассыпались ручки с Мстителями. Тони вручили сегодня набор на презентации мерча, он бы его предпочел где-нибудь забыть — Питер не позволил. Графики в его блокноте сегодня оказались исписаны тремя цветами: Халком, Кэпом и Железным Человеком, на что Тони опять предпочел сделать вид, что встречается не с подростком.
С самым невероятным подростком в мире. Который спит так, что не добудишься. Питер честно пожимал плечами и говорил, что здесь хорошо спится, когда Тони подтрунивал над его паучьей чуткостью. Здесь — это в спальне. Тони никогда не считал свою обитель образцом уюта, но Питера все устраивало. И вот это уже походило на что-то домашнее.
Тони бездумно поправляет на нем задравшуюся футболку. Еще Питер теплый. Всегда. Из-за своих способностей, видимо. Он как-то уверял, что осенью может ходить без куртки и шарфа, но кутается во все это, чтобы не было вопросов. Но Тони все равно подтягивает край одеяла, укрывает, в ответ на что Питер издает невнятный тихий звук и отворачивается. Тони делает вид, что не обиделся. Отвернулся и отвернулся. Как будто нельзя было на другой бок лечь, лицом к нему. Что уж тут.
Он задумчиво касается пальцами его растрепанных волос. Пряди падают на лицо — отрастил, заявив, что уши торчат. Тони не понял, как у него вырвалось, что у Питера самые прекрасные уши в мире — те вмиг заалели. Это был самый идиотский комплимент в жизни, даже не уровень «Ты свалился с небес?».
Тони до безумия много околесицы нес рядом с Питером, но у него правда чудесные уши, что он себе придумал — непонятно. И руки, когда что-то записывает, ноги, которыми недавно вышагивал по потолку мастерской, вообще все чудесное. И глаза. В глазах у него целый мир, каждая эмоция отсвечивается вначале в них, а затем уже в улыбке, дрогнувших губах или складке между бровей.
Но когда Питер ему улыбается, мир Тони тоже расцветает. И чем больше он об этом думает, тем больше вдруг понимает, что у него зашкаливает пульс. И зашкаливает адски.
Тони приподнимается на локте, не зная, что делать. Ему решительно не хватает дыхания и кислорода, хотя копошащееся за грудиной чувство болезненным не назовешь. Словно всадили укол адреналина, сердце вот-вот не выдержит. Хочется вскрыть себе ребра, выкорчевать его, пока Тони не понимает, что ощущение это напрямую связано с Питером, который даже об этом не ведает. Тони тянется к нему, притягивает к себе, проверяя, что тот рядом.
