На всякий случай Посельский оставил ему номер своего мобильного телефона, с ухмылкой шепнув: «Это для вызова такси на Дубровку». Они потом долго смеялись, вспоминая тот добрый старый фильм.

Очередным подарком жизни стало предложение занять должность Заведующего энергетическим хозяйством в одном из отделений этого же медицинского комплекса, на что Загородний тут же с радостью согласился. Дело свое он знал отлично и был там в своей стихии. Всем помогал по возможности, людей не чурался. Стал, как и прежде, для всех Степанычем. Добрым, приветливым и безотказным! Вскоре его зауважало руководство и полюбили коллеги!

Ему даже выделили служебную жилплощадь. «Однушку» в районе Садового Кольца, в охраняемом «депутатском» доме, примыкающем к Институту. Говорили, что жилье предоставлено в рамках социальной программы работающим врачам. Степаныч сделал вид, что проглотил эту «туфту». Но понимал, что его просто не хотят терять из виду, хотя законных оснований для удержания на больничной койке не было.

Пачки долларов профессора Глозмана он, конечно, отдал полиции. Вернее, их просто вытащили из его секретного пояса, когда раненого, в беспамятстве, перекладывали на больничную койку. А он и не сопротивлялся. Грязные это были деньги.

Но из них ему выделили приличную сумму! Там в законах есть какие-то заковырки. Он не вникал. Но теперь недостатка в средствах у Степаныча не было! Трат особых он не имел. Жил скромно, по-тихому. Поэтому когда ему сообщили, что в июле «специалисту Загороднему В. С. положен очередной отпуск», он уже точно знал, куда поедет!

И вот, как говорят в романах, серебристый лайнер нес его в далекую незнакомую страну! Где сбудутся, наконец, его мечты!

В иллюминатор светило солнышко, на душе было радостно! Степаныч тихонько прикорнул, уткнувшись щекой в купленную «со скидочкой» маленькую надувную подушку. Блаженное состояние покоя и предвкушения прекрасного было, казалось, написано яркими фломастерами на его счастливом лице.

Даже если бы он сейчас высунулся наружу или взял в руки самый мощный телескоп, он не заметил бы тех тяжелых серо-свинцовых туч предстоящих событий, которые ждали его в скором будущем! И по сравнению с которыми, его прошлогоднее «сафари» покажется легким пикником!

До 26 июля оставалось около десяти дней.

“Culo veo, culo quiero”[5]

Генералу Фульенсио не спалось. Мысли уносили его далеко в золотую заоблачную высь! Картинки, одна краше другой, всплывали в голове…

Вот он разрезает ленточку на открытии фешенебельного отеля на фоне блестящей, ярче кубинского солнца, золотой пластины у парадного входа.

А вот десятки иностранных репортеров с благоговением ждут, когда с купола Президентского Дворца спадет покрывало, и он затмит своим золотым блеском все чудеса, виденные газетчиками ранее!

Все ахнут, защелкают камеры, закрутится кинопленка! И в газетный мир полетят сообщения, одно – красочнее другого! «Золотой стандарт на Золотом острове!» «Президент 999-й пробы!»…

Заснул он лишь глубокой ночью…

Уже утром следующего дня весть о фееричном представлении в кабаре облетела все не только местные, но и некоторые «звездно-полосатые» газеты.

Дворец, искусно созданный почти сорок лет назад Родольфо Маури, гудел от новостей и обсуждений. Вся обслуга в этом громадном особняке с видом на набережную Малекон, узорчатыми башенками и громадным куполом, шепталась по углам только об этом! «Как много именитых гостей! Какие перспективы и возможности это сулит!»

Но хозяин всего этого великолепия был строг и сосредоточен. Быстрыми уверенными шагами, гулко отдающимися в высоких сводах беломраморных с золотом лестничных пролетов, он поднялся на второй этаж.

Охрана по пути щелкала каблуками, приветствуя яркие генеральские эполеты и суровый взгляд чуть по-восточному зауженных глаз идущего.

Уже неспешным шагом он прошел по громадному ярко освещенному солнцем залу. Здесь свободно могли разместиться три-четыре полноценных школьных класса с учителями, грифельными досками, да и, наверное, всем остальным персоналом школы.

В огромных, много выше человеческого роста зеркалах, обрамленных декором от «Tiffany», отражался лишь белый с прожилками блестящий пол и мощные декоративные колонны с затейливыми рисунками.

Широкие белые окна с медной раскладкой подчеркивали великолепие убранства. Где-то там, снаружи, жил своей нелегкой жизнью город, на который равнодушно смотрели бойницы и жерла старинных пушек крепости Эль-Морро, возвышавшейся на высоком берегу залива.

Никак не отреагировав на вытянувшихся в струнку охранников, Фульенсио проследовал в свой кабинет. Небольшой, но уютный. Здесь, в северо-восточном углу здания, где располагались апартаменты генерала, было не жарко даже в палящий зной.

И сейчас тишина и легкая прохлада настраивали на отдых и умиротворение. Но времени на это не было!

В дверь постучали. Вошедший секретарь напомнил о назначенной встрече с посетителями. Фульенсио небрежно, по-мальчишески кинул свою широкую массивную фуражку на изгибающийся старинный настенный светильник и еще раз осмотрел, достаточно ли представительно выглядит президентский кабинет. Он зачастую переживал, что блеска и изящества здесь недостаточно.

Поправил тяжелое бронзовое пресс-папье. Глянул на столик с изогнутыми ножками, со столешницей из зеленого камня, на котором громоздился высокий позолоченный телефонный аппарат, и, кажется, остался доволен.

«Начнем!» – бодро воскликнул он, давая тем самым приказ впустить гостей.

…Они сидели вчетвером в изящных креслах темной кожи вокруг невысокого круглого столика.

Сам Фульенсио в неизменном мундире с золочеными эполетами, аксельбантами и огромной бляхой ордена на левой стороне груди.

Рядом, конечно же, восседал незаменимый в финансовых делах юркий консультант Леер в неизменно модном костюме. В пиджаке с длинными широкими обшлагами и идеальными стрелочками на брюках.

Третий приглашенный внешне походил на богатого хозяина ранчо или асьенды где-нибудь в Техасе. Светлый костюм, белая рубашка с узеньким галстуком и широкополая ковбойская шляпа из бежевого фетра, висящая на спинке его кресла. Широкое упитанное лицо, мощный торс. Он был крупным, очевидно, очень сильным и чем-то напоминал быка. Тонкие усики могли бы сделать его облик мягче, если бы не острые колючие глаза и ядовитая ухмылка пухлых губ. Гость дышал глубоко, размеренно. Грудь вздымалась при каждом вздохе, после чего воздух со свистом вырывался из чуть раздутых ноздрей этого «мачо». Сразу было видно, что с этим человеком надо или дружить, или держаться от него подальше.

Это был Орландо Мессерер – глава самой устрашающей военизированной группировки в стране. Фанатично преданный диктатору, он собрал небольшую личную армию из самых грязных подонков и преступников. Эта «кровавая гвардия», получила прозвище «тигры Мессерера». Она наводила ужас на всех, где только появлялась. Жестокие пытки и казни недовольных были обычными для них способами воздействия. А в провинции Ориенте, где он губернаторствовал, не было человека страшнее. Уважали его немногие, боялись – все!

Его одиозный облик подчеркивал небольшой старинный, похожий на сувенирный, топорик, которым он легко, как пилочкой для ногтей, поигрывал в своих громадных лапах. Казалось, готов был в одно мгновение раздробить череп любому, кто скажет хоть слово против его воли.

Четвертый приглашенный чувствовал себя неуютно. Сидел на краешке кресла, поджав под себя ноги и выпрямив спину. Почти не притронулся к ароматному кофе в маленьких изящных фарфоровых чашечках, которые стояли перед всеми присутствующими. Взгляд его все время стремился к полу или столешнице. Он всем видом своим как будто стонал: «Отпустите уже меня! Я все сделаю, как вы скажете, только увольте меня от этой компании».