Тут же щебетали богато одетые дамы разных возрастов в модных приталенных платьях, делающих их похожими на «песочные часы на шпильках». Некоторые красовались в удлиненных юбках, превращающих, практически, любой силуэт в соблазнительную манящую фигурку. Полненьким дамам такой наряд помогал спрятать лишнее, а худощавых модниц делал аппетитнее для слащавых взглядов их потенциальных кавалеров.

Фуршетные столы ломились от деликатесов. Официанты в бордовых френчах с двумя рядами блестящих пуговиц и таких же шапочках с ремешком под подбородком сновали с быстротой молний, виртуозно перемещая повсюду подносы с напитками и десертами. Иногда, казалось, столкновение неизбежно, но яркие сияющие блюда в их руках в последний миг расходились в разные стороны, как военные самолеты, чем вызывали у гостей восторженные восклицания!

Важно ступающие под ногами павлины отливали зелено-желтым, распускали хвосты и дополняли собой общую картину великолепия, не забывая хватать с пола случайно оброненную маслину или кусочек десерта.

Наконец, объявили о начале представления, и все неспешно двинулись вдоль длинной широкой колоннады в фойе с громадными хрустальными люстрами и золоченой отделкой стен.

Со сцены лилась приятная музыка. Она словно обволакивала стройную фигурку темнокожей певицы в длинном облегающем бордовом платье, освещенную софитами. Короткие кудрявые волосы, чуть выступающие, но не портящие ее скулы, огромные распахнутые «вразлет» глаза и мурлыкающий бархатный голосок не оставляли сомнений! «Это она! Та самая «sex Kitten»!»

Ее новомодная песенка «Santa Baby» всегда вызывала бурю оваций, свиста и улюлюканья в зале! Приглашенные впервые были в восторге, ощущая себя рядом со знаменитостью. Пара солидных персон, потягивающих «La Real Portagas», небрежно держащих сигару в коротких пальцах, лишь снисходительно кивали, глядя на темнокожую красотку и поблескивая перстнями на поросших черными волосами мизинцах.

Небольшие полукруглые столики, спускающиеся ступеньками к сцене, были заставлены дорогим шампанским, заполнены тарелочками с канапе и фруктами.

Официанты сновали между ними, наклонившись почти до пояса, чтобы не доставлять неудобств присутствующим. Смешно было наблюдать, как, казалось, прямо из-под стола возникала очередная бутылка или пара бокалов.

Да! Ресторанный менеджмент знал толк в своей работе!

Шоу было в разгаре, все упоенно смотрели на сцену, восторгаясь мастерством и красотой, наверное, одной из самых волнующих женщин, когда-либо выходящих на сцену, от Бродвея до моста «Золотые ворота»!

Лишь два человека, казалось, не обращали внимания на столь волнующее представление. Сидя в двух громадных кожаных креслах на бельэтаже кабаре, они лишь иногда смотрели в сторону сцены. Нехотя попивали шампанское из длинных узких бокалов, иногда закусывая виноградинкой, и вели неспешный разговор.

Других зрителей рядом не было. Эти двое мужчин занимали все огромное пространство второго этажа, если не считать крепких молчаливых военных, стоящих через каждый шаг по всему периметру задней стены помещения. Форма их отличалась от простого обмундирования регулярной армии. Безмолвные и могучие, они больше походили на наемников или личную охрану, настолько одинаково решительными, хищными и настороженными они были.

Любой входящий служащий, будь то официант или распорядитель, тщательным образом осматривался и обыскивался. Лишь после этой процедуры в сопровождении двоих или троих служивых им было разрешено подойти к беседующим.

Мужчина лет пятидесяти, европеец с крупноватым носом, большими для его узкого лица ушами и узким выступающим подбородком, в светлом дорогом костюме сидел, положив ногу на ногу и прикрыв колено стильной соломенной шляпой. В одежде чувствовался шик, а в посадке и жестах – уверенность.

Никто с первого взгляда не определил бы в этом с виду тихом, похожем на стареющего законопослушного еврея, мужчине настоящего финансового гения преступного мира. Родившийся в городе Гродно с неблагозвучной фамилией Сугомланский, вскоре перебрался в Штаты и в кругах «братства молчания» стал известен как Леер Мански. И сейчас его имя знали все мафиози и банкиры от Потомака до Рио-Гранде. Почувствовав запах денег, он перебрался в красавицу Гавану, где вскоре стал одним из самых влиятельных фигур в окружении «Эль Президенте».

Отложив шляпу на стоящий рядом небольшой пуф, он взял в руку бокал, по дружески улыбнулся собеседнику и проговорил: «Итак, Рубен, мы знакомы много лет. Завтра, 16 января, день твоего рождения! Выпьем за эту дату!»

Имениннику явно не понравились слова говорившего. Он поморщился, но все же, выдавив из себя подобие улыбки, ответил: «Леер, я же не называю тебя твоей бывшей неблагозвучной фамилией?» Того передернуло. Говоривший продолжил: «Мое имя Фульенсио! Оно мне нравится, называй меня так! Или Генерал. Но, быть может, ты предпочитаешь «президенте»?

Фульенсио выпятил грудь вперед и широко улыбнулся, даже скорее оскалился, обнажив прекрасные белые зубы. Это был плотный, крепко сбитый латиноамериканец в как влитом сидящем армейском мундире. Падающие со сцены блики затрудняли рассмотреть истинный цвет формы. Но, скорее всего, это была дорогая ткань бежево-зеленого оттенка. С накладными карманами на груди, закрытыми изящными клапанами на больших блестящих пуговицах. Шитые золотом, похожие на генеральские, погоны с яркими свисающими эполетами, воротничок «стоечкой» со звездами по бокам, идеально подходящий по размеру – все выдавало в нем кадрового военного. От второй сверху пуговицы мундира на правое плечо шел аксельбант из цветного плетеного шнура. На груди блестели несколько медалей и огромный, размером с крупную кофейную чашку, шипастый восьмигранный орден, сияющий разноцветными драгоценными камнями.

Фуражка с широкой тульей, которую он держал в левой руке козырьком вперед, довершала картину. Даже сквозь улыбку просматривался строгий холодный взгляд темно-карих глаз, выдававший деспотичный характер своего хозяина.

– Bale, Bale! Хватит, я пошутил! Jefe, ты великий человек, и это неоспоримо! Но ты не дал мне закончить! – притворно испугавшись, чуть отстранился тот, которого назвали Леером, и продолжил…

– Итак, день твоего рождения знаменует, надеюсь, великую эпоху, в начале которой мы находимся! Если наши стратегические планы воплотятся в жизнь, этот благодатный уютный остров будет наполнен сотнями высококлассных отелей, казино и игорных домов! И у истоков всего этого стоишь ты, Фульенсио! За тебя! – они чокнулись и выпили.

– Mi Amigo, и у меня есть для тебя подарок!

Штатский взмахнул рукой, и тут же откуда-то из темноты бельэтажа возник военный, держа накрытый салфеткой поднос. Ноша, очевидно, была тяжела. Видно было напряжение в пальцах подчиненного, хотя внешне поднос казался пустым.

– Открой, – усмехнулся еще раз Леер, и, уперев правую ладонь в подбородок, левой поддерживал руку за локоть, закинул ногу на ногу, всем своим видом говоря: «Давай, давай, ты удивишься!»

Фульенсио сорвал салфетку. Дорогим, незабываемым блеском на подносе светилась большая плоская золотая пластина. Именинник застыл от изумления и восторга!

Если вы когда-нибудь видели блеск золота, вы не забудете его никогда! Для многих это – вселенский магнит! И не только с точки зрения богатства! Как обладать самой красивой женщиной на свете, быть хозяином золота – это наслаждение превыше всего! По крайней мере, для именинника так оно и было. Леер знал это. И сейчас упивался произведенным эффектом.

Пластина лежала уверенно и значимо, одним своим видом говоря всем о своей исключительности! Чуть меньше папки для бумаг, размером сантиметров двадцать на тридцать, может чуть больше, и чуть толще карандаша или сигареты.

Генерал осторожно провел кончиками пальцев по глянцевой отполированной поверхности, как бы знакомясь с подарком. По следам пальцев пошли запотевшие дорожки, которые, впрочем, быстро исчезли, как исчезает волна идущего катера.

По углам слитка имелись четыре небольших отверстия с аккуратно скошенными краями, а в уголке – вдавленная надпись. Именинник присмотрелся: «Fine Gold 999.9 / 200 ounces[2] / Oriente». Взял слиток обеими руками, приподнял и рассмотрел со всех сторон. Хоть пластина и была тяжела, фунтов тридцать, он легко справлялся, переворачивая и поглаживая ее.