– Да знаю я, – миллион раз уже это слышала.

Джей раскладывает по тарелкам куски курицы из Popeyes. Сегодня пятнадцатое число. Она как раз получила зарплату, и мы нормально поедим. Хотя Джей утверждает, что в Новом Орлеане Popeyes гораздо вкуснее. Новый Орлеан – это их с тетей Пуф родные места. В голосе Джей до сих пор иногда сквозит новоорлеанский акцент. Например, она говорит «малышка», а по слову будто течет патока и разламывает его на несколько слогов, которых там не было.

– Если мы хотим поступить в хороший университет, тебе нужно быть серьезнее, – говорит Джей.

«Мы хотим?» А по-моему, она.

Не то чтобы я совсем не хотела поступать. Вернее, я не знаю, хочу ли. Больше всего на свете я мечтаю читать рэп. Если все получится, ни на одной приличной работе даже с высшим образованием столько не заработаешь.

Я хватаюсь за телефон. 17:20. Никаких звонков. Джей вдыхает сквозь стиснутые зубы.

– Так не пойдет.

– Как не пойдет?

– Ты витаешь в облаках. Небось и тест писала кое-как, все о Ринге своем мечтала.

Именно.

– Неправда.

– Ну-ну. Когда там твой Хайп должен позвонить?

– Тетя Пуф сказала, с полпятого до полшестого.

– Пуф? Ей нельзя верить на слово! Помнишь, она клялась, что кто-то из Сада держит в подвале настоящего инопланетянина?

Было такое.

– Даже если на этот раз она сказала правду, время еще есть, – добавляет она.

– Да понимаю, я просто…

– Не умеешь терпеть. Как твой папа.

Если верить Джей, я еще упертая, как папа, острая на язык и наглая, как он же. Хотя она точно такая же, если не хуже. А еще она говорит, что мы с Треем очень на него похожи. Точно так же улыбаемся, только без золотых грилзов. У нас такие же ямочки на щеках и большие черные глаза, и мы такие же светлокожие – о нас говорят: «бледнолицые» или «снежинки». Я не унаследовала от Джей ни высоких скул, ни карих глаз, а кожа такого же цвета у меня бывает, только если летом весь день пропадать на улице. Иногда я замечаю, как она вглядывается в меня, будто тщится найти свое отражение. Или будто видит папу – и не может отвернуться.

Вот и сейчас она так смотрит.

– Что такое? – не выдерживаю я.

Она вяло улыбается.

– Ничего, Бри. Наберись терпения. Если он все-таки позвонит, сходи на Ринг, отчитай свой несчастный батл… – Несчастный батл?! – И сразу домой. Не шляйся никуда с этой бандиткой Пуф.

Тетя несколько раз водила меня с собой на Ринг, чтобы я прониклась атмосферой. Я, конечно, смотрела много видео на ютубе, но вживую это все как-то иначе. Джей не возражала, чтобы я туда ходила: там батлил папа, и Джимми не терпит беспорядков, – но от тети Пуф в качестве сопровождающего она не в восторге. Еще меньше ей нравится, что тетя стала называть себя моим менеджером. «Дура она, а не менеджер».

– Чего на родную сестру гонишь? – спрашиваю я.

Джей выкладывает на тарелки рис по-каджунски.

– Я же знаю, чем она занимается. И ты знаешь.

– Да, но она не допустит, чтобы что-то слу… – и замолкаю.

Джей кладет нам жареную окру. Потом початки кукурузы. И наконец мягкое, пышное печенье. А печенье из Popeyes какое угодно, только не мягкое и не пышное.

У нас на обед «попкенчёрч». Это смесь жареного цыпленка и риса по-каджунски из Popeyes, печенья из KFC и жареной окры и початков кукурузы из Church. Трей называет это блюдо «отвал сердца».

Но «попкенчёрч» – это вестник проблем, и не только с пищеварением. Джей готовит его, только если случается что-то плохое. Мы ели его пару лет назад, когда мама объявила, что у ее тети Нормы последняя стадия рака; на прошлое Рождество, потому что мама не смогла накопить мне на новый ноутбук; когда бабушка передумала переезжать в другой штат, чтобы помочь сестре оправиться от удара. Никогда не видела, чтобы кто-то так яростно вымещал злость на несчастном курином бедре.

Не нравится мне это.

– Что случилось?

– Бри, тебе не о чем во…

Мой лежащий на столе телефон вибрирует, и мы обе вздрагиваем. На экране высвечивается незнакомый номер. Ровно половина шестого.

Джей улыбается.

– Ну вот и позвонил.

Я кое-как трясущимися пальцами принимаю вызов и подношу телефон к уху.

– Алло, – выдавливаю я.

– Бри? – спрашивает до боли знакомый голос.

В горле вдруг пересыхает.

– Да, это… это она… то есть я… – Ненавижу этикет.

– Привет, диджей Хайп на проводе! Готова, малышка?

Конечно же, именно сейчас я разучилась разговаривать. Прокашливаюсь.

– Готова… к чему?

– Готова надрать всем задницы? Поздравляю, сегодня ты батлишь на Ринге!

Я написала тетушке Пуф ровно одно слово: «Взяли».

Пятнадцать минут – и она тут как тут.

Сперва я узнаю ее по звуку. Перед домом врубается песня Flash Light группы Parliament. Тетя стоит у своего «катласа» и кайфует под музыку. Слышишь милли-рок – это Послушник притек, все дела. Можно подумать, тетушку в одиночку позвали на передачу Soul Train.

Я выхожу, натянув худи с капюшоном прямо поверх бейсболки: холодно, как в жопе у белого медведя. Задубевшими пальцами запираю дверь: Джей пару минут как ушла учиться.

Я точно знаю: что-то случилось. Да она и не отрицала. Сказала только, что мне не о чем волноваться. Ей, значит, есть о чем.

– А вот и она! – Пуф тычет в меня пальцем. – Будущая легенда Ринга!

Кольца в ее волосах позвякивают в такт танцу. Зеленые, как и ее кроссовки. Введение в быт и нравы банд Садового Перевала гласит: Послушники Сада всегда в зеленом.

Да, она у меня во всем этом варится. Все руки и шея у тети в наколках, понятных только ПСам. Кроме одной: на шее набиты алые губы ее девушки Лены.

– Говорила же я! – ухмыляется она, демонстрируя грилзы из белого золота. – Говорила. Же. Что. Пройдешь! – на каждом слове она дает мне пять.

Я чуть-чуть поднимаю уголки губ.

– Ага.

– Бри, тебя взяли на Ринг! На Ринг, понимаешь? Прикинь, сколько народу мечтает о такой удаче! А ты чего?

Да все сразу навалилось.

– У Джей что-то случилось, но она не признается.

– С чего ты решила?

– Она сделала «попкенчёрч».

– Блин, в натуре? – Можно подумать, теперь она тоже забеспокоилась… но нет: – Могла бы и мне тарелочку наложить.

– Обжора, – щурюсь я. – Вообще-то, Пуф, она готовит «попкенчёрч», только если что-то случилось.

– Нифига. Ты слишком запариваешься. Совсем издергалась перед батлом.

Я закусываю губу.

– Может, и так.

– Да по-любому. Поехали на Ринг, покажи всем класс! – Она выставляет вперед ладонь: – Нет предела!

Это наш девиз из старого трека Бигги, который старше меня и только чуть-чуть младше самой Пуф.

– Нет предела! – Я даю ей пять.

– Мы всех уделаем! – Тетушка чмокает меня в макушку. – Хоть ты и надела эту задротскую худи.

Вообще-то она с Дартом Вейдером. Джей пару недель назад на барахолке достала.

– Эй, Вейдер крут!

– Да пофиг, это все задротство!

Я закатываю глаза. Тетушка всего на десять лет меня старше и ведет себя то как настоящая тетя, то как противная старшая сестра. Тем более что Джей помогала ее растить: их мать убили, когда Пуф был год, а когда ей было девять, умер и отец. Джей всегда относилась к Пуф как к своему третьему ребенку.

– Задротство? Да ладно! – отвечаю я. – Охрененная тема вообще-то! Тебе бы поработать над кругозором.

– А тебе бы перестать скупать мерч всякой научной фантастики.

Но «Звездные войны» не относятся к… а, пофиг. Верх «катласа» открыт, и я залезаю внутрь не открывая двери. Тетя Пуф тоже садится, подтянув сползающие штаны. Зачем вообще носить их приспущенными, если все равно будешь постоянно поддергивать? А она еще на мою одежду наезжает.

Тетушка откидывается на сиденье и врубает печку на полную. Можно было, конечно, просто поднять верх, но сочетание холодного вечернего воздуха и тепла от печки – первый сорт.

– Ща, закинусь. – Тетя запускает руку в отсек для перчаток. Она завязала с травкой и перешла на леденцы. По ходу, предпочтет заболеть диабетом, чем быть вечно под кайфом.