– Мне надо чего-то добиться в рэпе, – говорю я. – Прямо сейчас.

– Все будет. Я и так собиралась тебе звонить. После батла мне кто только не написал. И кое о чем мы уже договорились.

– Правда?

– Ага. Для начала ты еще побатлишь на Ринге. Сделаешь себе имя.

Имя?

– Классно, но я предпочла бы делать деньги.

– Доверься мне, и все будет хорошо. Кстати, это не все.

– О чем ты еще договорилась?

Тетя потирает подбородок.

– Не знаю, стоит ли заранее говорить…

Боже. Самое время загадками разговаривать.

– Колись уже!

– Ладно, ладно, – смеется тетя Пуф. – Вчера после батла ко мне подошел продюсер и дал свою визитку. Я ему уже перезвонила, и мы условились, что он напишет бит, а завтра ты поедешь к нему в студию.

Я моргаю.

– Я… поеду в студию?

– Ага, – улыбается тетя.

– Записывать песню?

– Еще как!

– Йо-о-о-о! – Я прижимаю кулак ко рту. – Реально? Не, реально?

– Еще как! Я ж говорила, что займусь тобой!

Ни хрена себе. Я мечтала записаться на студии с десяти лет. Я вставала в ванной перед зеркалом, надевала наушники, подносила ко рту зубную щетку, как будто это микрофон, и повторяла за Ники Минаж. А теперь у меня будет своя песня!

– Охренеть. – Вот только… – А какую песню будем записывать?

У меня в тетради миллион всяких текстов. И еще куча всяких идей, которые я пока не записывала. Но это будет моя первая настоящая песня! Нужно выбрать с умом.

– Выбирай сама, по-любому будет пушка, – отмахивается тетя. – Не парься.

Жулик пихает в рот ложку хлопьев.

– Сделай что-то типа того трека, ну, как у пацанчика, что с тобой батлил.

– Который «Шикардосный»? – спрашивает тетя Пуф. – Говнище. Не начинай, там же смысла нет.

– Смысл и не нужен, – возражает Жулик. – Вчера Майл-Зи продул, но песня такая приставучая, что теперь о нем говорят еще громче. Сегодня утром она опять была в трендах.

– Стоп, стоп, – начинаю я. – Ты хочешь сказать, я, значит, выиграла батл и явно читаю лучше, а все плюшки получает он?

– Типа того, – отвечает Жулик. – Ты победила в голосовании и покорила Ринг, но выборы проиграла, потому что он популярнее.

Я качаю головой.

– Это мы еще посмотрим.

– Туше, – отвечает Жулик. Да, Жулик знает слово «туше».

– Бри, только не загоняйся, – наставляет тетя Пуф. – Если уж этот дебил зачитал какой-то бред и прославился, уж ты-то…

– Пуф! – С другого края двора к нам зигзагами бежит тощий пожилой мужик. – Дело есть!

– Тони, блин! – ворчит тетя Пуф. – У меня тут вообще-то важный разговор!

Видимо, не настолько важный – она идет ему навстречу.

Я прикусываю губу. Никогда не понимала, как она вообще может этим заниматься. Не в том смысле, что продавать наркотики сложно: отдает товар, получает деньги, и точка. Я не понимаю, как она сама себе не противна. Ведь было время, когда кто-то другой точно так же продавал наркотики моей маме – ее родной сестре.

Надеюсь, если у меня все получится с рэпом, она завяжет.

– В натуре, Бри, – подает голос Жулик, – Майл-Зи, конечно, на тебе хайпанул, но и тебе есть чем гордиться. Ты кой-чего можешь. Да, он у всех на слуху, а с тобой хрен знает, чего будет, но кое на что ты способна.

Ого, какой мутный комплимент.

– Ну, спасибо, что ли.

– В натуре, ты нужна Саду, – продолжает он. – Помню, как твой папка был на взлете. Каждый раз, когда он где-нибудь тут снимал клип, я притаскивал туда свою жопку и пытался пролезть в кадр. Просто хотел быть поближе к нему. Он вселял в нас надежду. Сама знаешь, из нас редко что путное выходит.

Тетя Пуф как раз вкладывает что-то в трясущуюся руку Тони.

– Да уж, знаю.

– Но из тебя, может, выйдет, – продолжает Жулик.

Я никогда об этом не думала с такой стороны. И особо не осознавала, что для кучи народа мой отец был кумиром. Да, их перла его музыка. Но… он вселял в них надежду? Правда? Он ведь не был образцом порядочности.

Просто мы, жители Сада, выбираем себе кумиров из наших же рядов. Дети из социального жилья обожают тетю Пуф, потому что она дает им денег. И им плевать, как эти деньги заработаны. Мой отец читал рэп про страшные вещи – но только про те ужасы, которые случались здесь, у нас. Поэтому он наш герой.

Может, и я когда-нибудь стану чьим-то кумиром.

Жулик, хлюпая, допивает из миски молоко и, поводя плечами, бормочет:

– Я шикардосный, всех вас оставил с носом. Шикардосный, шикардосный… Шик, шик, шик…

Машину моего брата ни с чьей больше не спутать: ее слышно издалека.

Сквозь бормотание Жулика – «Шикардосный, шикардосный» – пробивается знакомый до боли рев. Он приближается. Дедушка говорит, что Трею нужно поменять выхлопную трубу. Трей говорит, что ему нужны на это деньги.

Так вот, его древняя «Хонда Цивик» заезжает на парковку «Кленовой рощи», тут же приковывая к себе все взгляды. Как всегда. Трей паркуется, выходит из машины и смотрит прямо на меня.

Плохи мои дела.

Он идет через парковку. С тех пор как он въехал обратно к нам, у него отросли волосы и борода. Дедушка говорит, Трей выглядит как будто у него кризис среднего возраста.

Бабушка говорит, что Трей – двойник отца. Они очень похожи, даже ямочки на щеках одинаковые. Джей уверяет, что у него даже походка отцовская, нагловатая, как будто он уже все на свете разрулил. На Трее форма работника «У Сэл» – зеленая рубашка-поло с логотипом в виде куска пиццы на груди и зеленый же колпак. Вообще-то в это время он должен был ехать на работу.

Один из Послушников замечает его, пихает локтем приятеля, и вот уже вся компания пялится на Трея. И ухмыляется.

Трей подходит ко мне.

– А телефонами мы уже не пользуемся, да?

– И тебе доброе утро.

– Бри, ты вообще представляешь, сколько я колесил по городу и искал тебя? Мы чуть с ума не сошли.

– Я же сказала Джей, что пойду погуляю.

– Могла бы и сказать, куда идешь. А телефон почему не брала?

– Какой еще те… – Я лезу в карман худи. Черт. Миллион сообщений и пропущенных вызовов от них с Джей. И сообщения от Сонни с Маликом. В верхнем левом углу экрана горит маленький полумесяц – понятно, почему я ничего не слышала. – Извини. Перед школой поставила беззвучный режим и забыла отключить.

Трей устало трет лицо.

– Ты серьезно…

ПСы разражаются громовым хохотом. И все пялятся на Трея. Тот смотрит прямо на них, как бы говоря: «Какие-то проблемы?»

Подходит тетя Пуф, тоже ухмыляясь.

– Чувак, – говорит она, убирая в карман деньги, – так вот чем ты занимаешься!

– Чем-чем, приехал сестру забрать.

– Да не, чел. – Она рассматривает его с головы до ног. – Я про твои шмотки. Ты продаешь пиццу? Нет, Трей, реально?

Жулик хохочет.

Ни хрена смешного не вижу. Брат и так дофига времени искал работу, и, может, пиццерия не самое роскошное место, но он хотя бы что-то делает.

– Не, блин, реально? – продолжает тетя Пуф. – Ты столько учился в своем колледже, наводил там суету, получал хорошие оценки – и чего в итоге добился?

У Трея подрагивает челюсть. Они собачатся по любому поводу. Трей обычно тоже за словом в карман не лезет. Тетя Пуф не сильно его старше, и с ним фокус с уважением к старшим не прокатывает.

Но сегодня он говорит только:

– Я не буду тратить свое время на споры с незрелыми и закомплексованными личностями. Бри, поехали.

– Незрелыми? – повторяет тетя Пуф. – Закомплексованными? – выплевывает она, будто слово отравлено. – Что за бред ты несешь?

Трей тащит меня к парковке мимо Послушников.

– Лажа какая-то, – произносит один из них, – чтоб сын такого человека пек пиццу?

– Ло небось в гробу вертится, глядя на этого мямлю, – качает головой другой. – Хоть мелкая четко вещи делает.

Им Трей тоже не отвечает. Про него всегда так говорили. Типа не может сын Ловореза быть таким заучкой. Таким мямлей. Типа он вырос в пай-мальчика, а должен был – в бандита. Но брату, по-моему, плевать.