– Да хорошо говоришь, не тушуйся, – тут же поддержали Густафа историки, быстро перейдя на «ты». – У нас, вон, Мария есть, она по-шведски понимает. Если что – переведет.

Маше меньше всего хотелось работать в отпуске, но настроение было хорошее, да и гиду, похоже, если и нужна будет помощь – то совсем немного. Она ободряюще кивнула Густафу, мол, не волнуйся, не подведу.

Автобус тронулся. За окном потянулись пейзажи поздней весны. Экскурсовод откашлялся:

– Аландские острова – особенное место. Это не Финляндия, и не Швеция. В Италии есть Ватикан, государство в государстве. У нас есть Аландские острова. Как вы уже, думаю, знаете, официальный язык островов – шведский, но история наша связана тесно не только со Швецией, но и с Россией. Как шутят местные – в каждом аландце течет кровь русских моряков.

Как свидетельствуют археологические раскопки, острова уже были частично заселены уже в четвертом веке до нашей эры. Через Аландские острова позже пролегал также знаментый путь из варяг в греки.

Мария слушала гида, смотря в окно. В голове проносились семейные легенды, которые Маше мама рассказывала, как сказки на ночь. О далеких предках, воевавших за Родину в разных уголках земли. Маше всегда интересно было побывать там, где когда-то были и жили Скворцовы. Места, связанные с историей семьи, вызывали у нее некоторое сердечное томление. Мария знала, что Скворцовы никогда не боялись войны, всегда были открыты сердцем и готовы защищать свое отечество до последней капли крови.

Больше всего из всех семейных историй Маше запомнился рассказ о ее пра-пра-пра-прадеде Анатолия Скворцова. Он служил прямо тут, на Аландах. Сердце сжималось, когда Маша думала, что, может, вот по этим дорогам ездил, ходил ее предок. Ну, конечно, это все сентиментальные предположения. Мариехамн основали много позже, чем погиб Анатолий.

Несколько лет назад на дачном чердаке Мария нашла коробку, полную старых, даже старинных писем. Витьеватый подчерк, незнакомые вензеля. Среди писем нашлась и фотография – молодой человек в военной форме с залихватскими усиками. Несмотря на них, он не походил на щеголя или повесу. Смелые глаза смотрели в камеру, рот упрямо сжат. На оборотной стороне подпись: «Анатолий. Март 1853 года». Маша знала из рассказов, что в тот месяц лейтенант Скворцов отправился служить на Аландские острова. Оттуда он уже не вернулся. В августе 1854 года его жене Анастасии пришло печальное известие – Анатолий погиб во время битвы за Бомарсунд.

Его жена, оставшись одна с ребенком на руках, не роптала на тяготы судьбы. Вырастила сына Федора. Несмотря на похоронку, она верила, что Анатолий жив, но не может вернуться. Спустя полгода после его смерти она получила по почте кулон. Этот кулон передавался в семье Скворцовых потом из поколения в поколение. Тот самый, который теперь носила Мария. Серебряный, из красного гранита. Вместе с кулоном Анастасии пришла записка, которая теперь также хранилась вместе с письмами.

Эта находка превратила сказку, которую Маша часто слышала перед сном, из семейной легенды – в настоящую историю. Вот письма, вот кулон, вот старые фотографии. Мария знала, что Анастасия никогда не теряла надежду на возвращение мужа. Ей сложно было поверить, что записка с кулоном, даже в условиях военного времени, не могла добираться почтой так долго. Нет, ее определенно отправил Анатолий. Он жив, он где-то недалеко, но что-то мешает ему вернуться к своей семье.

2 июля 1854 года

В штабе царило напряжение: пропали карты гарнизона, планы будущей застройки и письма из Петербурга. С утра Бодиско велел высечь дневального, который последним выходил из ставки. В обязанности его входило закрыть все двери после уборки. Бодиско подозревал, что служивый улизнул раньше положенного, а уборщицы не было ключей, чтобы закрыть замки.

Дневального высекли. Бумаги не нашлись. Яков Андреевич впал в отчаяние. Если карты и письма попали к врагу, значит, подмогу они не дождутся. Она должна прийти со стороны Кронштадта, а значит, подходы оттуда союзные войска могут заблокировать. По картам застройки можно легко вычислить, где в крепости брешь, слабое звено, туда и будут бить. Надо подготовиться.

Самое страшное же было другое. Если бумаги у врага, – их из штаба кто-то вынес. Значит, в его команде – враг, предатель.

– Толя, что делать? – жалостливо и по-стариковски произнес Бодиско и посмотрел на лейтенанта.

Из бравого коменданта за какой-то час он превратился в немощного, растеряного и немолодого уже человека. Скворцов молчал. Дело было плохо. Он понимал, что больше всего комендант опасается, что предатель, забравшийся в самое нутро, доложил союзникам все. Значит, у них больше нет преимущества. Они перед врагом как на ладони, никуда не спрятаться.

Анатолий хмурился. В ставку на утреннюю встречу был вызван только он и Йохан. Приближенные лица Якова Андреевича. Им предстояло решить, что делать. Что делать с обороной, нужно срочно менять планы. Что делать с предателем? Только вот кто он?

В штаб, помимо Бодиско, Столя и Скворцова, доступ имели еще 10 человек. Всего 13. Чертова дюжина. Кто же из них? Не хотелось думать ни на одного. Каждый – товарищ, с которым пройдено немало. С некоторыми Бодиско служил уже не одно десятилетие. Кто помоложе – все проверенные, с рекомендациями.

Господи, как же так получилось?

Столь и Скворцов переглянулись.

– Так, Яков Андреевич. Пока утечку не афишируем. Начнем, как обычно, пусть все соберутся. Коли спросят, что мы тут секретничали, скажем, пришла депеша из Петербурга. Что на помощь высылается, помимо судов, дополнительно рота солдат. Скажем, что была бумага, – Скворцов, стараясь скрыть волнение, говорил излишне натянуто, отчеканивая каждое слово. В голове у него проносились мысли, одна чернее другой. Кто же? Кто же украл карты?

Мария слушала экскурсовода. Мысленно она похвалила Александра Анатольевича. Понял, что его старый товарищ расскажет больше, полнее и лучше, и ушел из-под света рампы на один день. Не постеснялся. И сам что-то новое услышит, и группа узнает все из первых уст.

Группа слушала Густафа, открыв рот. Несмотря на акцент, рассказывал он очень складно. Похоже, готовился не один день. Пару раз забывал слово, но Маша тут же его выручала – оказалось, совсем не в тягость. Густаф не злоупотреблял ее помощью, и ей это нравилось.

«Толковый человек, надо будет с ним контактами обменяться. Наверняка у него есть доступ в архив. Наконец сможем узнать, что случилось c нашим Анатолием».

– Как вы знаете, наш Марихамн – совсем молодой город, но развивается он быстро. У нас теперь даже университет есть, несколько крупных предприятий. Конечно, молодежь часто уезжает, особенно учиться – все едут в Швецию, – продолжил Густаф. – Грустно, конечно. По-фински здесь никто почти не говорит, поэтому ехать вот даже в Турку или Хельсинки молодежи нашей смысла нет.

– А почему финский-то плохо знаете? Все же Финляндия! – недовольно пробурчал один из историков.

– Финляндия-то Финляндия, – отозвался экскурсовод, – да не совсем. Аланды – особое место, и аландцы – особый народ. Когда революция в России произошла, тут подготовили бумагу, чтобы острова в состав Швеции вошли. Пока суд да дело, новая власть в России дала Финляндии независимость, в самой Финляндии началась гражданская война. Вопрос о принадлежности островов оставался открытым, пока в 1921 году Лига Наций не признала приоритет Суоми. Но права дали очень широкие. Чтобы было государство в государстве. А с 1940 Аланды полностью демилитаризированы. Жители островов не могут владеть оружием и не могу даже в армии служить. Говорю же – особое тут у нас место, – заключил Густаф.

Александр Анатольевич оживился на соседнем кресле:

– Голубчик, Густаф, группа, мы уже приближаемся к нашему первому пункту программы. Крепость Бомарсунд.

Машино сердце слегка замерло. Казалось, глупо ожидать, что в крепости стоит памятник, на котором выгравировано: «Здесь погиб Анатолий Скворцов». Это она понимала. Все же ожидание увидеть место, где жил и погиб человек, чья кровь в ней текла, столь велико, что она вышла из автобуса одной из первых.