Анатолий взглянул на фотографию на столе – в рамке лучезарно улыбалась его жена Анастасия, держа в руках сверток – их сына Федора. «Надо же, сын у меня, – в очередной раз внутренне удивился он. – На кого похож, на меня или на Настю? Она пишет, что Федор вылитый я, маменька говорит, что Настя. Кому верить? Поскорей бы уже самому увидеть».

Из столовой раздалось покашливание – сигнал к обеду. Прислуга, набранная из местных, не отличалась подобострастием и не любила своего хозяина, не то что крестьянин на ростовщине, где барин и Бог, и судья. Здесь же отношения были скорее деловые, и оттого на первый взгляд – бездушные. Однако в этом была и своя прелесть, прислуга никогда не совала нос в хозяйские дела, делала свою работу и в положенный час исчезала из поля зрения лейтенанта, чтобы утром появится вновь. Анатолий знал, что и Оса, и кухарка живут тут же в крепости. Оса – вместе со своим отцом-пекарем и тремя шустрыми братьями. Оса была статной девушкой лет двадцати. Работа у лейтенанта приносила ей первое в жизни жалованье, которое она полностью могла оставлять себе. Прежде она работала у отца в пекарне, и все заработанные деньги шли в общий котел. Теперь же пять марок в неделю она складывала в шкатулку, хранившуюся в тайном месте. Деньги из шкатулки Оса готовила для переезда в Або, куда она хотела податься, скопив достаточно. Жизнь в большом городе казалась казалось ей увлекательнее, чем на маленьком острове, где всех жителей она знала еще со школьной скамьи. Кухарка жила при госпитале, где ее сын служил санитаром. Если Осу лейтенант время от времени встречал в крепости вне своего дома, то кухарку он и у себя дома видел всего пару раз. В остальное время она словно растворялась в свежем морском воздухе. Это обстоятельство ничуть не печалило Анатолия, пока на его столе вовремя появлялся завтрак, обед и ужин.

Едва Анатолий сел за стол, входная дверь отворилась. В комнату резкими шагами вошел его сослуживец, капитан Йохан Столь. Косая сажень в плечах, роста исполинского – он везде проходил, пригнув голову. Обменявшись шведским приветсвием с Осой, которая уже накрывала на вторую персону, он, не дождавшись приглашения, уселся напротив хозяина.

– Что, Толя, обедать будем? – на чистейшем русском спросил он. Йохан хоть родом из Гельсинфорса, но обучался и служение свое начинал в Петербурге, где русский стал ему вторым родным, и как он сам говорил – первым душевным языком. – Ну и я с тобой, ты уж не обессудь.

Сопротивляться было бесполезно, да и не зачем – компания Столя ему нравилась, хоть знакомы они были не так давно. Скворцов сразу почувствовал в нем надежного товарища. Когда-то они виделись в училище, но, будучи разного возраста, в курсантах они не сдружились. Теперь же, встретившись годы спустя, Столь и Скворцов стали приятелями – не разлей вода.

Друзья принялись за трапезу, Оса неслышно скрылась в дверях кухни. Из открытых окон раздавались крики чаек и команды, которые командир отдавал новобранцам. Лейтенант Скворцов счастливо подумал про себя, что распределение на Аланды оказалось чуть ли не лучшим, что с ним случилось.

– Так, Машка, мы с тобой спать не будем. В отеле выспимся, а лучше на пенсии. Пусть наши попутчики-тетехи дремлют, а мы с тобой еще молодые, – Галя прихорашивалась в тесной душевой каюты, медленно расчесывая длинные волосы. – Мы сейчас с тобой освежимся, потом в дьютик заглянем, а потом пойдем в караоке-бар. Петь не будем, будем пить.

– Я море с палубы хотела фотографировать, не зря же объективы с собой тащила, – кивнула Маша на огромную сумку с техникой.

Частично это была правда – она в самом деле увлекалась фотографией, и в честь круглой даты все родня скинулась ей на приличное оборудование. Хобби даже приносило небольшой доход – несколько ее фотографий купил, правда, за символические деньги, журнал «География для вас». Вторая же часть правды заключалась в том, что презренного металла было катастрофически мало. На карантине никому не нужны были ее рекламные тексты – агентство временно закрылось. Радовало, конечно, что его не закрыли окончательно, как многие другие конторы, но всю весну и почти половину лета Маша получала лишь малую часть зарплаты. Осенью дела более-менее наладились, но всех штатных сотрудников в целях экономии перевели на полставки.

Удержать штаны на поясе помогали переводы: филологический факультет не только отобрал у нее пару единиц зрения, но и подарил беглые анлийский, шведский и немецкий. Благодаря этому и запасу, созданному в прежние времена, Маша держалась на плаву, но денег было меньше чем обычно. Даже в эту поездку она, заядлая путешественница, ехать не хотела. А хотела, как Плюшкин, снова накопить свой неприкосновенный запас и только потом – тратить, тратить, не оглядываясь.

Поездка заграницу никак не планировалась – и денег не было, и возможности. Родственников в Финляндии у Скворцовых не было, в Турцию не хотелось. Маша без восторга думала о том, что лето проведет на даче у мамы под боком. Пока однажды вечером мама не сообщила тоном, не терпящим возражений:

– Так, Маша, поедешь развеешься. Саша, мой одноклассник, организует профессорскую поездку в Финляндию, Швецию, ну там по программе. Поедут с кафедры, аспиранты его и пара преподавателей, ну и жен-детей своих берут в нагрузку, а я вот тебя и пристроила.

Мария хотела было возразить, но мама предупредительно подняла руку:

– Никаких отговорок. Я уже обо всем договорилась.

Маша призадумалась: цена у тура заманчивая – Александр Анатольевич через свои каналы выбил все возможные скидки, да и программу, помимо учебной, разработал интересную. Тур на восемь дней обещал быть насыщенным. Операторы были и рады продать хоть какую-то настоящую заграницу. На домашнем туризме далеко не уедешь, хотя курорты Краснодарского края в этом году были невиданно популярны, но платили-то за них рублями. А откладывать все хотели бы как минимум в долларах.

Опустошив свою копилку, Мария оплатила поездку. Посчитав оставшиеся деньги, приуныла – при самом лучшем раскладе можно надеяться максимум на кофе в день «не по программе». Мама перед отъездом смущенно сунула ей в карман смятую купюру в сто евро: «Прости, больше сейчас нет», Маша стыдливо ее приняла. Не в ее правилах брать деньги у мамы-пенсионерки, подрабатывавшей до сих пор репетитором по английскому. Напротив, последнее время она сама пыталась добавить ей денег «для дачи». Сейчас же эта лишняя купюра от мамы чуть скрасила бюджет, за что Маша была очень благодарна. «Надо будет купить маме кофе побольше, как она любит».

Отсутствие свободных денег, конечно, немного удручало, но настроение портилось не сильно. Программа тура была замечательная, Александр Анатольевич знал свое дело, рассказывал не только факты, которые можно прочесть в любом путеводителе или учебнике. То и дело вспоминал любопытные истории, которые можно узнать, только проведя достаточное время в архивах. Конечно, хотелось прикупить новых вещей, вон и скидки, даже на пароме, манили. «Выше головы не прыгнешь», поэтому Маша наслаждалась видами, историей и всем, что заранее оплатила. В стоимость поездки, помимо экскурсионной программы, входило трехразовое питание. Об этом Александр Анатольевич позаботился также заранее – не хотел, чтобы его сотрудники теряли время на поиск подходящего по бюджету кафе.

– Фотки еще наделаешь на обратном пути. Или даже вот сейчас – по просекко, а потом на палубу. Фотки выйдут более артистичными. Не дрейфь, мне Пусик бабосиков на карту кинул, за его счет банкет.

Галя житейским умом поняла, что у товарки денег негусто, но одной сновать по чухонским, как она выражалась, барам, ей не хотелось. Она прикинула, что Маша при всей ее крепкой конституции много не выпьет, поэтому она, Галя, вполне сможет ее пропоить. Еще бы приодеть подругу не мешало. Мельком увидев содержимое Машиной сумки, она заключила, что одевается та в стиле, что бог послал. А послал он в основном наряды сельской простушки с амбициями городской хищницы. Тем не менее, попутчица Гале нравилась: спокойная, знает много – иногда с Александром Анатольевичем у них такие беседы, что будто радиопередачу слушаешь, помогает с переводом, сама-то Галя только «йес энд ноу» из школы помнит.