Внутри дом оказался столь же неказистым, но основательным, каким и выглядел снаружи. Просторная комната метров пять на пять, у дальней стены которой располагалась добротная русская печь. В центре — большой стол, накрытый к ужину на трёх человек, с парой примитивных светильников, служивших источником того самого тусклого света, который мут разглядел в окне. По сути это были обычные плошки с воском, в котором проволокой были закреплены фитили.

Рядом со столом стояли две большие лавки, служившие одновременно и кроватями. Дополняли обстановку три стула, пара солидных сундуков, шкаф и полки на стенах, заставленные посудой. На первый взгляд мебель казалась грубоватой, но достаточно было приглядеться, чтобы понять — это не так. И стулья, и полки, и даже сундуки были сделаны с большим умением и покрыты тонкой замысловатой резьбой.

Впрочем, поначалу Саймон к обстановке не присматривался — его больше занимали хозяева. Заняв позицию с противоположенной стороны стола, на него внимательно смотрела девушка лет пятнадцати-шестнадцати в таких же, как и паренька, меховых одеждах и повязанным на голове платком. В руках девица сжимала топор, и, судя по всему, в любой момент была готова пустить его в ход. За спиной у неё пряталась девчушка, раза в два младше. Руками девочка обнимала за шею весьма худосочного полугодовалого щенка местной хуторянской породы, который довольно недружелюбно щерил зубы на незваного гостя. Других живых существ в комнате не наблюдалось…

Паренёк, спасший мута от зубов хищника, проскользнул вдоль стены и занял место рядом с сёстрами — в том, что они родственники не было никаких сомнений. Теперь на гостя смотрели четыре пары глаз, в которых удивительным образом смешались враждебность, отчаяние и надежда.

— Привет! Спасибо, что спасли, — вновь улыбнулся Грэй, стараясь выглядеть как можно более дружелюбней. — Меня зовут Семёном.

Старшая сестра открыла было рот, чтобы ответить, но тут раздался тонкий голосок младшей:

— Всё вы врёте! Вас вовсе не так зовут!

Мутант вздрогнул от неожиданности, чувствуя, как заломило виски.

— Хорошо, — криво усмехнулся он, глядя на малявку. — Меня зовут Саймон, но я предпочитаю, чтобы меня называли Семён. А тебя как зовут, маленький телепат?

— Никакой я не телепап! — вдруг надулась та. — Я Видящая! Я смотрю на человека и вижу всякие вещи. Еще животных могу. Но хуже. Вот вы — ПрОклятый! И людоед!

Услышав последнее слово, старшие дети вздрогнули и попытались заслонить говорливую девчонку. Девушка покрепче сжала топор, а паренёк направил на гостя ружье — жест логичный, но абсолютно бессмысленный, поскольку двустволку он так и не перезарядил. Однако малявка вдруг отпустила щенка, выскользнула из своего укрытия и подбежала вплотную к мутанту. Щенок тут же последовал за хозяйкой.

— Да вы не бойтесь, он добрый! — весело крикнула она своим опешившим защитникам. — Просто убегает от других людей.

— Мышка! Вернись немедленно! — взвизгнула старшая сестра, но мелкая не обратила на неё никакого внимания, с большим интересом изучая фигуру Саймона.

— А как можно быть людоедом и не быть людоедом? Вы же не ели людей! Ой! — вдруг спохватилась неугомонная девчонка. — Это же невежливо! Меня Светой зовут, но обычно Мышкой. А это моя сестра Катя. И мой брат Пашка. А собачку зовут Вертихвостка. А Пашка — дурак! Я ему говорила, что вы идете и вас спасть надо, а он не верил!

— Так, стоп! — Саймон присел на корточки и мягко улыбнулся своей говорливой собеседнице. — Во-первых, Мышка, прекрати копаться в моей голове. Это невежливо и от этого у меня жуткая мигрень.

— Простите! — Света смущенно потупила глаза. — Я просто маленькая и ещё плохо себя контоли… контлори… Не всегда получается, вот. Точнее, иногда оно само получается, а я не могу остановить.

— Хорошо. А теперь скажи, почему это я прОклятый?

— ПрОклятые — это такие люди, которые в прошлой жизни много грешили, но еще делали хорошие вещи. За это Господь их проклял, но дал шанс исправиться, если они будут много молиться и всегда поступать хорошо.

— Кхм, — откашлялся мут, не ожидавший услышать в подобной глуши постулаты церкви святого Апокалипсиса. — Ладно, с этим разобрались. Тогда еще вопрос — где ваши родители?

***

Глубоко в лесу, на берегу Ангары, жила семья лесовиков — дед с бабкой, его сын с женой и трое внучат. Жили они крепко и дружно, чтили Божьи заповеди, уважали духов да зверей лесных, а потому всё у них было хорошо. Но однажды пришла в дом беда! Пришла тихо, незаметно, в самом конце лета. В тот день, дед и сын решили дойти до деревни и, как это обычно бывало, обменять дары леса на то, чего лес дать не мог: соль, муку, патроны и еще несколько нужных в хозяйстве вещей. Дело обычное да привычное, но младшая внучка, которую Господь одарил способностью видеть то, что другим не под силу, вдруг расплакалась и кинулась к мужчинам — не ходите, беда случиться! Не послушались они… Дед лишь нахмурился, пожевал ус, да пообещал быть осторожным.

Хоть и не любили лесовики в деревню ходить, но делали это минимум два раза в год. Весной, с плотными тючками пушнины, и в конце лета или ранней осенью, с воском и мёдом. Потому что хоть и богат лес дарами, и Ангара неподалеку — но есть вещи, которые они дать не могли. Ни иголки обычной, чтобы одежду сшить, ни инструментов, чтобы дом сложить или мебель починить, ни соли, чтобы мясо и овощи на зиму заготовить. Ни патронов к стареньким ружьям… Вообще, лесовики обычно охотились с луками и самострелами, но недавно дед увидел в лесу странные отпечатки лап, очень похожие на следы Хозяина тайги. А Хозяина обычной стрелой не возьмешь! Вот и заторопился старик в деревню — патронов не закупали уже, почитай, годка три — вот и вытратились все потихоньку. Так что собрали мужики товар на обмен, вооружились, взяли с собой собак породы особой, лесной, да отправились с утра пораньше за покупками.

Два дня до деревни тропками звериными, заночевать в корчме, отдав хозяйке баночку мёда, с утра в магазине поторговаться и обратно, домой. Четыре дня! Но не вернулись мужчины ни на пятый день, ни на шестой, ни на десятый. Напрасно всматривались в лес старуха с невесткой, убеждая себя, что мужья просто приболели и вот-вот вернутся, исхудавшие, но живые. Напрасно дети молились Богу, духам лесным и тайге. Молчал Господь, молчали духи лесные. Лишь деревья сочувственно шелестели листвой…

А спустя несколько дней пропала и мать. Пошла с утра в малинник неподалеку, ягод набрать, и не вернулась. Встревоженная старуха подхватила последнее ружьецо, что в доме оставалось, взяла с собой старую суку Ветку, велела внукам запереться покрепче, и отправилась на поиски невестки. Вернулась она через полчаса. С окаменевшим лицом, сжимая в руках окровавленный платок, который так любила жена её сына, она коротко бросила:

— Нет у вас больше матери. Хозяин тайги забрал её.

А затем расплакалась, обняла внуков и прижала к себе покрепче.

Так и сидели, наверное, целый час. А потом до самого вечера разгребали сени, вытаскивая оттуда вещи и затаскивая сено для животины. Под самую ночь перенесли в них с десяток курей, да завели одну из двух коз. А под утро, перед самым рассветом, к ним пожаловал сам Хозяин тайги. Выломал с грохотом ворота в хлев и перебил всю живность, что там оставалась. На шум выскочила старуха, прямо с крыльца выстрелив дуплетом в нападавшего, да разве Хозяина этим остановишь? Посмотрел он на старую женщину, да рыкнул угрожающе — прячься, мол, обратно в дом. Не до тебя сейчас…

Хозяин тайги пировал трое суток. И все трое суток люди сидели в доме, со страхом глядя в окна. На четвертый день он ушёл обратно в лес, но и дети, и старуха прекрасно понимали — это ненадолго. Вскоре голод приведёт его обратно и тогда остаётся одна надежда — что двери, окна и крыша, которые они старательно укрепляли, смогут сдержать натиск Хозяина, жадного до человеческого мяса. Поэтому из дома теперь выходили с большой осторожностью. Пока трое осторожно занимаются делами, один обязательно стоит на крыльце и внимательно смотрит по сторонам…