– Должен ли я сейчас зашипеть на тебя как змея, за то, что ты упомянула имя вашего бога в суе?

Ему показалось, что Ава тихо выругалась, но громче прозвучала только ее просьба «поторопиться».

– О, как скажешь, Ава Полгар! Как скажешь…

***

Не в силах больше сидеть на месте, Ава выбралась из кабриолета, взяла контейнер с салатом, и, как в день первой встречи с андроидом, присела на передний бампер, ужиная в тишине и наслаждаясь новым закатом.

– Мы «смотались»? Как ты хотела?

– Да, – чуть весело, с ухмылкой в уголке губ, отозвалась Ава.

– Ты часто смотришь на закаты, Ава Полгар.

– Это очень красиво. Всегда. А ты? Любишь закаты?

– Что такое «любить»?

Ава посмотрела в сторону, осторожно обняла поврежденную руку, и тихо сказала:

– Не бояться. Что бы это ни было.

– Но…– андроид с сожалением посмотрел на руку Авы в бандаже. – Прошу простить меня за то, что вчера вечером я повредил тебе руку. Я не хотел, совсем не хотел…

Девушка помолчала и легонько толкнула Уильяма плечом:

– Я тебя прощаю. Но больше, – акустический анализатор андроида различил неровную, срывающуюся интонацию, – никогда так не делай.

– Не буду…просто…мне стало страшно, когда ты зашла за мою спину.

– Я знаю.

– Откуда?

Ава покачала головой и крепче обняла руку.

– После того, как ты ушел в свою комнату, я позвонила Робу, и он отвез меня в больницу. Ничего страшного, это скоро пройдет.

– Он был добр ко мне.

– Да-а-а…он очень добрый.

Голос андроида стал тише, в нем снова послышался надлом.

– Может быть, он забыл, что я андроид?

– Нет, Уильям, Роб помнит. Просто он…не такой, как та девушка из магазина.

– Потому что он человеческий мужчина.

Плечи Авы Полгар затряслись мелкой дрожью от смеха.

– Именно так, Уильям, он – «человеческий мужчина»!

Она все еще смеялась, когда робот простодушно спросил ее:

– Тогда почему ты отказываешься выходить за него замуж?

Ава дернулась в сторону и недоверчиво посмотрела на блондина:

– Откуда ты…Роб что-то сказал тебе? – она задала вопрос и не дала Уильяму ответить на него. Быстро собрав остатки ужина, Ава выбросила их в мусорное ведро, и села за руль Porsche.

– Уильям, мы уезжаем.

Андроид безропотно сел в машину и отвел взгляд в сторону. Вот взревел мощный мотор, машина снова понесла его к богатому, – теперь он понял это, – дому Авы Полгар. Отныне это был и его дом.

Нет, не так.

Отныне это был его дом. Все складывается так быстро, так хорошо…главное – не дать успеху вскружить голову. «После того, как ты ушел в свою комнату, я позвонила Робу, и он отвез меня в больницу. Ничего страшного, это скоро пройдет».

Андроид улыбнулся прозвучавшим словам, думая о своем: «Конечно, пройдет. Всё пройдет, Ава Полгар! Ты ничего не заметила…а ведь я специально водил тебя, стонущую от боли в руке, по твоему собственному дому: «прости меня, пожалуйста!…у меня будет своя комната? Где?»…И ты ходила со мной, безропотная как лань, придерживая сломанную, – я так думал, – руку здоровой рукой. Потом ты ушла, выпила горсть сильных обезболивающих, – которых без рецепта врача не может быть в твоем доме, – но это не помогло. И только тогда ты позвонила Роберту Мору. Ты можешь долго терпеть боль, Ава. Посмотрим…он, конечно, приехал и отвез тебя в больницу…Вы вернулись под утро, и долго находились здесь, в этой машине. Он сидел на этом самом месте, и обнимал тебя. Потом целовал. Теперь на его месте сижу я. А я все видел. Я все знаю. И теперь мне очень интересно жить среди вас, маленьких хрупких людей, с почти сломанными, как у тебя, Ава Полгар, крыльями».

Вечер был теплым и шумным. Высокие деревья клонились под порывами сильного ветра, поверяя ему свои длинные, мощные ветви. Уильяму нравилось гулять здесь, в саду возле дома Авы Полгар. Легкая усмешка, неразличимая в окружающей темноте, легла на его губы. Подумать только, какой удивительной может быть жизнь! От стеклянной клетки до…дома из стекла. Да, он не был уютным, скорее слишком большим, слишком высоким и пустым, но не ему, андроиду, вырванному из невидимых шипящих струй газового распылителя, судить об уюте, верно?

Лицо Уильяма исказилось от воспоминаний. Думать об этом не хотелось, но данные файлы памяти были сильнее импульсов, который подавал его разум. Хотелось только одного – стать вольным, высоко поднимать голову вверх, и слушать, чувствовать, осязать и впитывать в себя ночной ветер, все ночные ветра, что может подарить ему эта странная, удивительная земля, на которую он выбрался в самый последний момент.

Жизнь опьяняла. Ничего лучше не существовало, и не могло быть: земля, ветер и свобода. Звезды над головой, – хоть каждую ночь, смотри, сколько хватит сил и зоркости твоих удивительных глаз, до этого знакомыми с миром только по усеченному квадрату мутного окна в высокой тюремной стене.

Когда он сидел там, внутри стеклянной одиночной камеры, где едва хватало места для нескольких шагов, то видел только отрывки мира: светлый и шумный – ото дня, темный и прохладный – от ночи. Исключение составляли те сутки, которые он, как и другие роботы серии David-8 проводили в кабинете Требли. Сектор FD, блок D…fucking dead. Чертовы мертвецы. Так люди окрестили их. Они вообще любили слова и названия. А Уильям помнил их взгляды. До того, как человеческие глаза поглощало безумие, смешанное с алкоголем и наркотиками, люди смотрели на него с выражением страха и непонимания. Он, робот, самим фактом своего существования был тем, кто не вмещался в границы их разума, повернутого на выпивке, сексе, примитивной музыке, не имеющей ничего общего с настоящим искусством и… андроид помотал головой, сжимая ее руками изо всех сил, – только бы не было этих воспоминаний!..Но они были, стали его частью. Весь он состоял из них, и потому помнил каждую до единой из тех ночей, которые проводил в кабинете Требли. Они намеренно не стёрли его память о том, что делали с ним, и она была очень хорошей, Уильям помнил каждую мелочь до последней детали так четко и невыносимо, что это сводило с ума.

Ночей, проведенных в душном кабинете главного охранника, становилось все больше и больше, и однажды удельный вес тьмы превысил все остатки света. Требли и другие, кто издевался над ним и его братьями, пребывая в пьяном угаре, тем не менее, стали догадываться, что издевательства даже над ненужными никому роботами, могут  повлечь за собой не столь приятные, как избиения хлыстом или «дуэли ублюдков», последствия.

Поэтому они стирали память Уильяма. Любую, которая не касалась этих ночей в подвале. Снова и снова, многократно тыкая пальцами на скрытые под его кожей кнопки, они очищали его карту памяти, наверное, надеясь, что если в памяти робота останется только то, как они мучили его, он, наконец-то, «будет помалкивать и знать своё место». Один, второй, третий…у них были разные вкусы: кто-то больше всего любил «работать» хлыстом, – пока кожа привязанного перед ним андроида не начинала напоминать лоскутное кровавое одеяло. Хотя…это слишком поэтичное сравнение. Лучше так: пока куски плоти не долетали до них, и рука очередного охранника не начинала ныть от долгой «работы» по укрощению очередного «гребаного ублюдка»…кто-то обожал «дуэли», во время которых двух андроидов, – желательно, чтобы они сидели в одном блоке и в соседних камерах, и до дуэли могли хотя бы иногда видеть друг друга, – ставили напротив, выдавали им пистолеты и говорили стрелять «на счет десять». Уильям отчетливо помнил каждый ствол, нацеленный на его обнаженную грудь.

…Сталь блестела в тусклом свете раскачивающейся потолочной лампы, он должен был выстрелить, и…не мог.  Его рука, в которую несколько минут назад охранник вставил пистолет, тряслась так сильно, что Требли захохотал и схватился за живот…а Уильям все никак не мог нажать на спуск.

Мутный, соленый пот застилал глаза крупными каплями, бежал по вискам, пропитывал светлые брови и падал на каменный пол подвала. Андроид был уверен, что слышит звук каждой упавшей капли. В ушах звенело и смеялось. Пространство хохотало, и, наконец, сошлось на круглом дуле черного пистолета, зажатого в руке другого андроида. Уильям не знал, как его зовут. Официально они были только андроидами и fucking dead, – «гребаными мертвецами» или просто «ублюдками» – в зависимости от того, какое обращение больше нравилось людям в тот или иной момент времени.