Дикий полузатопленный пляж был надёжно скрыт густым кустарником от тех, кто ещё, возможно обитал в этих краях.
— Говорим потише. — Выбравшись на берег, я примотал швартовочный канат к ближайшей коряге и размял ноги. — Тут полно турбаз вокруг было. Которые и зимой работали, особенно на новый год. Алкашки и еды навалом. Может до сих пор не всё выжрали.
— Красиво тут... — Алина, спрыгнув с борта, тоже принялась упражняться. — Столько островов...
— Потому и популярное место было. — Я повернулся к амазонкам, достающим из рюкзаков обеденные припасы. — Вы тут не были, когда в Саратов ехали?
— Нет, по трассе обошли. — Альфа-один осмотрела в бинокль правый берег. — Вроде бы пусто. Тут тоже неплохо было бы форпост устроить. Есть где закрепиться... Видимость неплохая и на юг и на запад. Если тут вот кусты порубить...
— Правильно мыслишь. Тут ещё если не знать, как плыть к берегу — на мель сесть — проще простого. Особенно сейчас, после очередного половодья. — С поклоном приняв от девчонок галету с консервированной ветчиной и зеленью, я присмотрелся к деловитой командирше. — Слушай, Альфа... Давно хотел спросить. А почему вы так себя называете? По буквам, а не именам или званиям?
— Так проще. — Убрав бинокль, амазонка принялась спешно жевать свою порцию. — И имя и звание в одном. Запомнить легко.
— И обезличено. Не находишь?
Девчонка пожала плечами, отбросив со лба прилипшую неровную чёлку:
— Мы в армии, а не на конкурсе красоты.
— И что, никто никогда не возражал?
— Единоличники и приживалки уходят почти сразу. — Командирша окинула взглядом своих подчинённых и те согласно закивали. — Но остальные понимают, что в одиночку девчонке сейчас не выжить. Даже Настя в итоге тоже с нами всеми в союзе. И стелиться перед бандитами мы не хотим.
— Не поспоришь... Обычно, в таких случаях, я бы раньше иронично заметил, что раз вы такие умные, то чего строем не ходите. Но вы именно что ходите... Неужели никто не устаёт от такой жизни?
— У нас есть график увольнительных. Он может меняться, в зависимости от обстановки на фронтах. Но мы прекрасно понимаем, что отдых так же важен, как и труд. Этому и в академии успели научить. — Стальной взгляд амазонки не расслаблялся ни на секунду. Даже беседуя со мной, с бутербродом в руках, она продолжала сканировать местность, цепко оглядывая ближайшие островки. В нашей текущей среде обитания отбор проходят только такие стальные кнопки.
— У тебя отец тоже военный был?
Альфа-один коротко оглянулась. Как мне показалось — с недовольным лицом. Хотя строгость почти всегда сквозила в её взгляде. И всё же она тихо ответила:
— Нет... Не знаю. Бросил мать ещё до моего рождения.
Это многое объясняет... Но делиться этим выводом с ней я не стал.
Полюбовавшись разливом ещё минут десять, мы снова отчалили и подняли парус. На этот раз движение немного ускорилось. Глубина разлива позволяла идти недалеко от берега — там, где течение было слабее. И ветер теперь дул преимущественно в корму — больше не нужно было то и дело скакать с борта на борт, перекидывая гик паруса то влево, то вправо. Оставшиеся двадцать с лишним километров водного пути мы преодолели к пяти часам вечера.
Высадившись в небольшом прибрежном лесочке, чуть севернее Березняков, мы укрыли лодки в полузатопленной чаще. И выдвинулись на разведку вместе с миниатюрной Дельтой-пятнадцать — той самой амазонкой, что была родом из этих мест. Альфа и остальные две девчонки остались караулить лодки.
Двигаясь вдоль берега, мы постоянно косились на крыши редких домов, то тут, то там выглядывающих над прибрежным откосом метрах в двухстах от нас. Но признаков жизни заметно не было. Ни дыма, ни лая собак, ни мычания скотины или куриного кудахтания. Не было каких-либо шумов, которые мог издать человек — стук калиток или топоров, жужжание пил, голоса... Даже жор не было слышно или видно. Только беззаботный щебет полевых птиц и угуканье степных горлиц. Да жужжание первой мошкары, очнувшейся от зимней спячки.
Такие мелкие деревушки обычно быстро опустошались. И если рядом не было большой фермы или элеватора, то сельские пацаны тут же перемещались в соседние поселения — в поисках погребов и выжившей на подножном корму беспризорной скотины. И я тоже. Но в другую сторону.
— Ой, какой красавчик... — Прошептала Алина и показала в сторону небольшой ярко-рыжей птицы с чёрно-белыми полосатыми крыльями и длинным, слегка загнутым клювом. — Смотри! Вон, побежал, побежал!
Спешно улепётывая от нас по пляжику, птица остановилась на почтительном расстоянии, оглянулась и распустила высокий рыжий хохолок.
— Вот это да... — Совершенно очарованно уставилась на него девочка. — Я и не знала, что у нас такие живут!
— Это удод. — С авторитетным видом пояснила Дельта, поправив выбившиеся из-под каски волосы. — Тут их много летом.
— Удод... А чего он, не летает что ли? — Осторожно шагнув к птице, Алина снова спровоцировала её на небольшую пробежку. — Чего это он всё бегает?
— Это он прикидывается. Хочет, чтобы мы за ним погнались. От гнезда отвлекает. Где-то оно у него тут рядом, на земле... Они сейчас как раз гнездятся в это время. — Поправив автомат, висевший на плече, подкованная в знании местной фауны амазонка заозиралась.
— Кажется, я нашёл...
— Правда? Где? Ой...
Зацепившись расстёгнутым пуховиком за кустарник, на берегу, ногами в воде, лежал опухший бледно-синий труп. Лицо и голова скрылись под налипшими водорослями и прибрежной тиной. Одна из сторон куртки порвалась, вывалив наружу кусок синтетической ваты, посреди которого птица уложила несколько тростинок и отложила пяток мелких полупрозрачных яиц.
— Изрядный пример круговорота жизни... — Сняв автомат, я оглянулся и шагнул ближе, присмотревшись к деталям. А птица издала беспокойное верещание. — Да не боись, не трону я твоих детишек...
Амазонка тут же тоже взяла оружие наизготовку и присела на одно колено, прикрывая мне спину.
Пацан. Лет пятнадцать, может больше... Оружия не видно. Штаны, обувь — вполне обычные. Поверх левого рукава куртки была привязана ярко-красная лента, на которой жёлтой краской через трафарет были выведены полустёршиеся буквы «КККМ».
— Это не жора? Утонул, наверное, да... — Алина тихонько шагнула ближе и присмотрелась к телу из-за моей спины.
— Нет, не жора. И вряд ли он сам в воду полез... Даже обувь не снял. — Отодвинув дулом автомата тину с головы трупа, я понял причину смерти. — Горло вскрыли. И не хило так отдубасили перед этим...
— Он с пивзавода... — Дельта, убедившись, что мы по-прежнему на берегу одни, тоже подошла поближе. И указала дулом на повязку.
— И что это значит?
— Красная Коммуна имени Карла Маркса. Они так себя называют.
— О как... Тогда у меня плохое предчувствие... Пойдёмте скорей на гору, осмотримся.
— А может... А может это его свои наказали за что-то? — Поспешив за мной, Алина высказала робкое предположение.
— Нет, тогда бы повязку сначала забрали. — Замыкающая наш отряд Дельта снова поделилась знанием местных обычаев.
Минут через пять мы полностью минули деревушку и взобрались на прибрежный утёс. Шагая вдоль обрыва, белеющего выходами известняковой породы, мы вскоре смогли разглядеть пёстрые домики городка на левом берегу — за двумя километрами водной глади. Лодок или какого-либо движения на берегу заметно не было.
— Вон гора, оттуда сверху больше увидим.
Основательно запыхавшись, мы торопливо обошли ближайший овраг и забрались на самый высокий утёс. Устроившись на краю, я достал бинокль.
— В какой стороне пивзавод? А... Похоже уже сам нашёл... Вон там слева, да? Где дымок...
— Да... — Дельта, присев рядом, прищурилась, разглядывая северную часть города, располагавшуюся сейчас немного слева от нас.
— Тогда у нас для Альфы и хорошая и плохая новость одновременно. Договариваться насчёт оборудования форпоста, похоже, тут больше ни с кем не надо.
— Что там? — Алина подсела с другой стороны.
