Сириус бросил ему полный недоверия и даже почти сочувствия взгляд. Как будто искренне не понимал, как Альфард мог с серьезным лицом говорить ему такую чушь.
— Именно в такие времена становится понятно, с кем тебе по пути, а с кем нет.
Альфард погладил его щеке, как совсем маленького мальчика, и шестнадцатилетний Сириус позволил ему эту вольность.
— Я думаю, что нам с тобой все-таки по пути.
Таким же серьезным и совершенно недетским взглядом на него смотрел порой Северус. Неужели это всеобщее ожидание войны заставило так непохожих друг на друга мальчика рано ожесточиться?
Альфард вспомнил, что хотел рассказать Сириусу еще кое-что важное. Он сделал последнюю попытку объяснить Сириусу весь ужас его поведения:
— Пойми, речь идет не только о Северусе. И не только о тебе — хотя нам с твоими родителями очень важно, чтобы ты понял, почему это было неприемлемо. Но ты подумал, например, о своем друге и о том, что могло случится с ним, если бы о случившемся узнали? — лицо Сириуса мгновенно побелело, а глаза налились слезами, чего с ним не случалось с глубокого детства.
— Ремус ни в чем не виноват! Дядя, он никогда и мухи не обидит! Пожалуйста, не позволяй им рассказать министерству, они убьют его. Это я во всем виноват, можешь наказывать меня, как хочешь, но Ремус ни о чем не знал!
— Не бойся за него, — успокоил Альфард. — С ним все будет в порядке. И — я говорю тебе это по очень строгому секрету, так что никому не слова! Совсем никому! Так вот, ты не должен волноваться, когда его не будет в школе. Обещаю тебе, с ним все в порядке. Но ради его же собственной безопасности ему стоит некоторое время побыть в другом месте. Ты меня понял?
Возможно, ему не стоило рассказывать об этом. Сириус, как выяснилось, не так уж хорошо хранил секреты. Но он представлял, что будет происходить в голове мальчика, если он вернется в Хогвартс и обнаружит, что его друг исчез по надуманной причине. Он не собирался посвещать его в подробности, но надеялся, что это хоть немного поможет.
Сириус попытался засыпать его вопросами, но Альфард был непреклонен. Достаточно было того, что его сын был запутан в эту грязь, только Сириуса там еще не хватало.
— Подумай о том, что я сказал, хорошо? И помни, что ты не один.
Он потрепал Сириуса по длинным черным кудрям и встал, чтобы уйти. Уже возле двери его настиг тихий, почти не похожий на Сириуса голос.
— Прости меня… за Северуса. Скажи ему, что мне правда жаль.
Альфард обернулся:
— Сам скажешь.
В этом возрасте ему было пора делать некоторые трудные вещи самостоятельно.
В гостиной он как раз успел на послеобеденный кофе. Хотя его разговор с племянником сложно было назвать успехом, Альфард был уверен, что впустую он тоже не прошел. Он посоветовал брату в качестве наказания заставить сына написать подробное письмо с извинениями для его друга и постарался поскорее уйти. У него были и другие дела на сегодня.
***
Не считая находящегося там Хогвартса с сотнями студентов, в Шотландии проживало не так уж много волшебников. Бескрайние просторы вересковых пустошей и угрюмое побережье на сотню миль привлекало многих своей величественной мрачностью, но немногие готовы были терпеть холодную погоду, оторванность даже от подобия цивилизации и известных тяжелым и вспыльчивым нравом аборигенов. Большинство англичан, даже задыхаясь от тесноты в перенаселенном Хогсмиде, не рисковали попытать счастья в Эдинбурге, опасаясь реакции новых соседей. Шотландцы, как и Ирландцы, прекрасно помнили историю последних нескольких сотен лет и не особо жаловали бывших завоевателей.
Естественно, там были и коренные волшебники, но большая их часть держалась обособленно от британской аристократии по тем же причинам. Молодых маглорожденных такие условности волновали меньше, но традиционные горные кланы свято почитали традиции предков. Они отдавали своих детей в Хогвартс, работали в министерстве, делали покупки в Косой Аллее, но редко приглашали чужаков в свои уединенные замки высоко в горах.
Альфард все пытался вспомнить, бывал ли он хоть раз в Шотландии. В этом была своеобразная ирония: он путешествовал на пяти континентах и бывал в таких местах, которые обычному волшебнику и не снились, но в своей родной Британии видел только Лондон, Хогвартс да несколько имений людей одного с ним круга. Если бы не причина, по которой он здесь оказался, он был бы в восторге от перехватывающей дыхании суровой красоты горного удела.
Замок Даннотар выглядел по-настоящему древним. Сложенный из грубо обработанного белого камня, он как дракон свернулся на вершине лесистого хребта. Если бы хозяева запретили аппарацию в радиусе хотя бы мили, замок превратился бы в почти неприступную крепость, удобную для обороны. Из долины к нему вела мощенная, по виду еще римская дорога. Альфард был рад, что аппарировал сюда, а не воспользовался камином: вид открывался захватывающий. Крепостные стены были невысокими, но выглядели очень крепкими. Так близко у самых ворот было видно только башню донжона, тоже весьма приземистую, по форме напоминавшую бочку.
Он еще не успел пройти короткий отрезок от аппарационной точки до стены, как ворота отворились с низким, утробным звуком. Перед Альфардом предстала женщины лет сорока, в старомодном шотландском платье, широкая полоса сине-зеленого тартана укрывала ее плечи и спускалась почти до колен. Русые волосы были уложены в косу вокруг головы.
— Добрый день, мистер Блэк. Добро пожаловать в Даннотар. Граф ждет вас, извольте следовать за мной.
Покорно идя за женщиной, Альфард не мог не глазеть по сторонам. Внутри замок выглядел скромно, если сравнивать с английскими поместьям, но сам масштаб и очевидный возраст этих сооружений вызывал в нем благоговение. В обширном дворе располагалось множество хозяйственных зданий. Некоторые, видимо, стояли пустыми, но во многих кипела жизнь. Тут была и кузница, и конюшня, и что-то вроде мастерских. При необходимости в замке могли жить сотни человек — наверное, так и было когда-то. Сейчас кроме семьи и слуг владельца здесь скорее всего проживало еще несколько семей, работавших на Маклаудов много сотен лет и ставших частью этого замка. То тут, то там Альфард видел сосредоточенных на своей работе серьезных шотландцев, все как один одетые в национальную одежду, а не в мантии.
Женщина молча провела его к донжону, где одним взмахом волшебной палочки открыла тяжелую дубовую дверь и прошла внутрь. Альфарду не дали восхититься мрачным обеденным залом, будто сошедшим из средневековых легенд. Вместо этого женщина повела его по крутой лестнице наверх. Там, открыв очередную дверь, она оставила его, жестом указав, что ему стоило пройти внутрь и тут же отправившись по своим делам.
— Ну что же, добро пожаловать в мое скромное жилище! — проревел Маклауд, стоило Блэку только переступить порог. Он расположился в по-королевски богатом (и довольно безвкусном) кресле у окна, где он мог обозревать всю комнату.
— Ваш замок поражает воображение, — ни капли не лукавя ответил Альфард. — Двенадцатый век?
— Начало двенадцатого, но с того времени все успели перестроить раз десять, — добродушно отшутился Маклауд, но было видно, что такое восхищение пришлось ему по душе. — Присаживайтесь, Альфард, и перейдем к делу. Нас еще ждет превосходный обед.
Гостиная, в которой он оказался, уже гораздо меньше напоминала средневековый замок. Видимо, часть помещений была переделана на более современный лад. В большую овальную комнату из окон попадало немного солнечного света, поэтому положение исправляли множеством магических светильников под низким потолком. Мебель выглядела вычурно и дорого, а полосатый цветной ковер хотя и смотрелся немного не к месту, но придавал комнате домашнего уюта. Впрочем, он наверняка исполнял чисто практическую функцию: замок был так далеко на Севере, что зимой тут должен был стоять жуткий холод, и любые источники тепла были ценны.
С улыбкой Альфард поздоровался с Эмили Люпин, сидевшей на диване напротив. У ее ног копошилась очаровательная двухлетняя девочка — видимо, дочка хозяина. Беннета не было, и Альфард был этому в тайне рад. За неделю, прошедшую с их разговора в Малфой-мэноре, он смог снова прийти в чувство и взять под контроль собственную ярость. Они даже обменялись с Беннетом несколькими вежливыми деловыми письмами. Тем не менее, у него не было ни малейшего желания видеться с ним лично без крайней необходимости.